Ротмистр Гордеев 2 (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 49

Мой мундир превращается в нечто невообразимое, весь в пылище и грязи, но мне сейчас не до него.

Подбегают несколько солдат.

— Что стоите, братцы? — кричу им. — А ну — помогай!

Вместе с ними мы разбираем завалы, но, увы, капитана под ними не находится. Не знаю как, но он ушёл, причём у меня из-под носа.

Матерюсь как портовый грузчик и умолкаю лишь тогда, когда вижу перед собой встревоженное лицо Софьи.

— Николя! Вы как⁈ — спрашивает она, вновь забыв об субординации.

— Со мной всё в порядке. Но куда делся этот долбаный… простите, Софья Александровна, капитан⁈

— Его здесь нет, — констатирует факт санинструктор.

— Вот зараза!

Вспоминаю про китайца с пухлым портфельчиком, оборачиваюсь — тот замер на месте ни жив, ни мёртв.

Подхожу к нему, протягиваю руку.

— Отдай.

Китаец испуганно прижимает портфель к себе.

— Кому сказано — отдай! — требую я.

— Холосо, холосо! Не бей, насяльника!

— Посмотрим на твоё поведение, — бурчу я.

Китаёза, скорее всего, не при делах, но проверить его всё равно надо, поэтому показываю солдатам, чтобы не спускали с него глаз.

Портфель запирается на замок с ключиком. Само собой ключа у меня нет, зато находится нож с острым лезвием.

Срезаю нахрен всю эту канитель, заглядываю внутрь.

— Ахренеть!

Хренеть есть с чего. В портфеле аккуратно уложены желтоватыешашки, брусочек к брусочку.

Пироксилин? Динамит? Тротил?

Аккуратно скребу одну из шашек пальцем, облизываю. И тут же сплёвываю. Мерзкая химическая горечь — шимоза, известная так же, как мелинит. Японская взрывчатка. Очень чувствительная к ударам, к тому же при взрыве выделяющая не хило так ядовитых удушающих газов…

А вот и взрыватель: внутри стеклянной посудинки, заполненной прозрачной жидкостью, туго натянута проволочка, удерживающая подпружиненный ударник. Зуб даю — в посудинке какая-нибудь кислота, постепенно разъедающая проволоку. Разъест — ударник сработает и ба-бах! Вот только где этот ба-бах должен был сработать?

Слава богу, тут и сейчас пока ещё не додумались делать не извлекаемые детонаторы, инициирующие срабатывание адской машинки при малейшей попытке их извлечь.

— Что здесь происходит?

Поднимаю голову — передо мной поручик с парой вооружённых солдат.

— Вы кто?

— Штабс-ротмистр Гордеев. Пытались задержать японского агента с «адской машинкой», — киваю на останки портфеля «Рассохина», набитые шимозой, — Проводите меня в контрразведку к подполковнику Николову.

— Конечно, господин штабс-ротмистр… — Поручик с тревогой смотрит на портфель-бомбу.

— Не бойтесь, поручик, взрыватель у меня в руках, — демонстрирую офицеру стеклянную посудинку с проволочкой. — Портфель безопасен. Но ронять его всё-таки не рекомендую. Шимоза очень чувствительна к ударам.

Солдатам своим поручик не стал доверяться, с величайшим бережением потащил портфель со взрывчаткой собственноручно.

— Умеете вы отличиться, Николай Михалыч,- хмыкает Николов, оглядывая мой некогда парадный мундир, а теперь грязные и рваные лохмотья.

— Приключения сами меня ищут, Сергей Красенович, — развожу руками. — А что делать?

— Продолжать в том же духе, — улыбается он.

Открывается дверь кабинета Николова, солдат вносит поднос с тремя стаканами чая в подстаканниках, сахарницей, тарелкой с бутербродами, ставит на стол, рядом с расхристанным портфелем лже-капитана со взрывчаткой.

— Угощайтесь, — Николов делает приглашающий жест, — и вы, мадмуазель Серебрякова.

— Благодарю, господин подполковник, — Соня благодарно кивает, — а то, господин штабс-ротмистр только обещал бедной девушке угостить её обедом в ресторане.

Вроде и упрёк, а в глазах так и пляшут лукавые бесенята.

— Я распоряжусь доставить еду из ближайшего приличного заведения, — обещает Николов.

Смотрит на меня с печалью.

— А вот, что делать с вашим мундиром, штабс-ротмистр, даже не представляю… В таком виде показаться командующему и наместнику Дальнего Востока… Просто невозможно.

— Командующему? Наместнику?

— А вы не знали причину вашего вызова в штаб?

— Нет. Сказали только — быть в парадном мундире.

Николов хмыкает.

— И вы просто выполнили приказ, не поинтересовались в честь чего нужно явиться при параде?

— Н-ну… — бросаю взгляд на Соню, деликатно отщипывающую крошки от бутерброда, словно птичка клюёт, — я человек военный. Есть приказ — выполняю, не спрашивая.

— Не кокетничайте, штабс-ротмистр, — усмехается контрразведчик, -когда вам было надо для дела, вы приказов не ждали или задвигали их в дальний уголок. Ведь победителей не судят, так?

Покаянно развожу руками:

— Всё-то вы, Сергей Красенович, прозреваете насквозь, словно рентген.

— Рентген? — удивлению Сони нет предела, — Вы имеете в виду нобелевского лауреата девятьсот первого года по физике доктора Рёнтгена и его Х-лучи?

Вот ведь, опять чуть не спалился. Хорошо Рентген или Рёнтген уже сделал своё открытие.

— Да, Софья Александровна, именно его. Они же всё просвечивают насквозь, как проницательный глаз господина подполковника.

— Так вот, Софья Александровна, — ваш командир штабс-ротмистр Гордеев вызван в штаб армии для вручения ему ордена Святого Владимира 4-й степени с бантом и мечами за проявленный в боях героизм.

Соня непроизвольно охает. А Николов, выдержав некоторую паузу, словно корифей подмостков Московского художественного театра, продолжает:

— И для торжественного вручения новых погон следующего воинского чина — ротмистра.

Офигеть… растём, однако. В моих новых погонах при одном просвете звёздочек уже не предусмотрено.

— Вот скажите мне, ради всех святых, любезная Софья Александровна, возможно ли представить перед светлы очи генерал-адъютанта Куропаткина и наместника государя на Дальнем Востоке адмирала Алексеева такого оборванца, пусть и героя до мозга костей?

Соня строго мотает головой, а в глазах так и пляшут смешинки.

— Никак невозможно, господин подполковник.

— И что прикажете делать? У нас до назначенного времени полтора часа. Отстирать и починить?.. Или построить вашему командиру новый парадный мундир?

Соня окидывает меня критическим взглядом.

— На спасёт только чудо… Или кто-то из офицеров схожего телосложения и роста, кто согласился бы одолжить Николаю Михалычу на непродолжительное время свой мундир.

— Видите, штабс-капитан, сколь ценно у вас пополнение? Мадмуазель санинструктор не только хороша, но и практично умна и находчива.

Николов тянется к звонку, чтобы вызвать адъютанта и отдать соответствующее распоряжение…

— Стойте! — меня осеняет неожиданная мысль, — Мундир не уйдёт. У нас другая проблема — кого хотел взорвать лже-капитан Рассохин своим портфелем с шимозой?

— Неужели вы думаете, что… — кажется, Николова посетила та же мысль, что и меня.

Подполковник бледнеет.

— Конечно. Одним портфелем двух зайцев угробить: и Куропаткина, и Алексеева, обезглавить армию.

Николов хватает колокольчик со стола и ожесточённо трясёт им. В распахнувшуюся дверь влетает адъютант.

— Немедленно проверить, не записан ли сегодня на приём к Командующему и Наместнику капитан Рассохин из…

— Из сибирских стрелков, — подсказывает Соня.

— Выполняйте.

Адъютант щёлкает каблуками, наклоняет в лёгком поклоне голову с аккуратным пробором и испаряется из кабинета. Его сменяет пара солдат с исходящими паром судками.

Есть не хочется, ковыряюсь в еде, в отличие от Николова с Соней, проявляющих завидный аппетит.

— Господин подполковник, простите, что отвлекаю от еды… Если бы вы планировали ликвидацию вражеского командования, к чему бы вы его приурочили?

Вилка Николова с куском мяса замирает на полпути ко рту. Подполковник бледнеет.

— Думаете, японцы готовят удар?

В моём мире японцы ударили 24 августа, когда прекратились двухнедельные дожди, грязь и хляби просохли и стало возможно нормально наступать без боязни увязнуть в грязи. Здесь дожди уже выпали, 24 августа было три дня назад, но тогда японцы не ударили, видимо, сказался наш рейда по японским тылам, выбивший у врага пару полков и изрядное количество запасённых боеприпасов. Но они могли подтянуть недостающее к фронту за эти дни.