Ловчий 2 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 23

— Андрей Сергеевич Беркут! Вы приговорены к смертной казни. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Вчера по техническим причинам приговор привести в исполнение не удалось. В соответствии с возложенными на меня полномочиями я приведу приговор в исполнение повторно.

Надо же! Андрей Сергеевич Беркут! Я уж и забыл свое настоящее имя. С Ловчим совсем сроднился…

— У меня есть небольшое объявление, — проговорил я и, сквасив скорбящую морду, посмотрел на родственников убитых мною упырей. — Я много причинил горя и хотел бы загладить, насколько это возможно, вину перед родными моих жертв.

— Поздно Беркут! Теперь вы можете только попросить прощения, — оскалился Фирон.

Начальник Центра подошел к пульту управления машины смерти. Театрально положил руку на массивный рубильник. Его длинные белые, как у вампира пальцы перебирали отполированную до блеска стальную рукоять. А ему это определенно нравится…

— Покойтесь с миром, заключенный, Андрей Сергеевич Беркут! — воскликнул палач и хотел рвануть ручку вниз.

— У меня есть деньги и я хочу пожертвовать их родственникам погибших! — выкрикнул я.

При слове «деньги» народ оживился.

— Стойте! Стойте! — закричали скорбящие, с их лиц печаль тут же улетучилась, а все они обратились в слух. — Пусть скажет!

Я свел брови и смиренно проговорил:

— У меня есть немаленькая сумма денег, я не буду озвучивать ее вслух, она осталась от продажи квартиры, я хотел бы разделить ее между родственниками убиенных.

Конечно, у меня не было ни гроша, но мой покаянный вид и траурно-торжественное лицо убедили всех в обратном (уроки актерского мастерства на примере Тиона не прошли даром).

Зрители зароптали и заметно оживились. Их убитые родственники были никчемными людьми, по ним особо никто не горевал, большинство пришли отдать посмертную дань усопшим, а тут появилась такая возможность урвать куш.

— В зале присутствует мой адвокат, — продолжал я лить мед в уши, — Уверен, что он сможет по быстренькому оформить договор дарения, или как он там называется, ему виднее, чтобы передать равные доли моих сбережений каждому присутствующему. От вас лишь потребуются паспортные данные.

Мой палач стиснул зубы, поморщился и хотел возразить, но люди уже оккупировали адвоката и наперебой тыкали ему в холеную морду своими паспортами (документы оказались у всех, пройти на территорию Центра можно было только по спецпропускам с предъявлением паспорта). Начальник помялся и отошел от рубильника. Он знал, что если казнит меня до распределения «богатств», то жалоб от разгневанных родственников потом не оберешься, а если еще и прессу подключат, то вообще с работы слететь можно. Черный кардинал пошел у меня на поводу, это хорошо, значит, Фирон уже не в его теле — тому бы было пофиг на стервятников.

У адвоката ушел почти час, чтобы накалякать от руки соответствующую бумажку и вписать в документ всех страждущих. Его холеная рука, увешанная перстнями и золотыми браслетами, сжимала серебряную шариковую ручку. Хорошая авторучка, крепкая. Я знал, что она всегда у него с собой. Литой корпус с черным орнаментом, такую трудно не запомнить. Очередь дошла до меня.

Взмокший адвокат подошел ко мне и натянуто вежливо пробормотал:

— Андрей Сергеевич, осталось вписать сумму, номер вашего счета и поставить подпись.

— Я что, с пристегнутыми руками должен это делать? — пожал я плечами.

Адвокат повернулся к начальнику, тот скривился и махнул охранникам:

— Отстегните ему правую руку.

Садист подошел и расстегнул ремешок на моем запястье. Адвокат побоялся ко мне приблизиться и предал документ и ручку охраннику. Тот протянул мне серебряную штуковину. Я взял его в руку и проговорил:

— Вообще-то я левша, я не могу писать правой рукой.

— Освободите ему левую руку, — раздраженно проскрипел кардинал, — А правую пристегните обратно.

К толстяку подошел на помощь еще одни охранник. Он стал пристегивать правую руку, а садист в это время освобождал левую. Только моя левая рука почувствовала свободу, я перехватил в нее ручку и, используя ее как стилет, ударил ближайшего охранника в пузо пробив ему печень. Тот сложился и упал на пол. Рывком я отстегнул правую руку (ремень на ее запястье был еще не до конца застегнут) и прежде, чем присутствующие успели моргнуть глазом, схватил садиста за портупею и ударом кулака в пах согнул его пополам. Охранник скрючился, и его голова оказалась на одном уровне со мной. Я воткнул ему в шею крепкую ручку возле сонной артерии и, словно хирургически инструментом подцепил мышцу вместе с сосудом.

Все произошло за секунду — уроки Тиона и боевая практика средневековья не прошли даром.

— Всем стоять или я вырву ему артерию! — заорал я.

Народ ахнул и в ужасе замер. Охарнники было бросились ко мне, но я чуть надавил на ручку и садист заверещал. Его напарники встали в паре шагов от нас, не зная что делать! Кто-то из посетителей достал телефон и начал снимать (Как он его пронес? Телефоны на территории Центра запрещены).

— Убрать оружие! — скомандовал я и повернул голову к адвокату:

— Ты! Отстегни мне ноги! Живо!

— Но… Я… Не могу… — блеял испуганный адвокат.

— Быстро! Или я убью его!

Адвокат с опаской приблизился ко мне. Кардинал хотел его остановить, но увидев, что все действо снимают уже три человека на телефоны, не решился рисковать жизнью подчиненного под объективами камер. Он знал, что я не блефую, и вырву артерию вместе с куском шеи — терять-то мне нечего…

Тучный адвокат, обливаясь потом, с трудом присел на корточки и дрожащими руками отстегнул ремни на ногах. Как только ноги освободилось от застежек, пинком я отшвырнул от себя трясущееся тело и встал. Садист выл не переставая и вот-вот грозился упасть в обморок от болевого шока. Нужно было торопиться.

— Оружие на пол! — скомандовал я. — Всем! Быстро!

Охранники раскрыли рты и уставились на своего начальника. Тот нехотя кивнул.

— И вы тоже! — рявкнул я на приставов в балаклавах, те сложили автоматы. — Всем лечь на пол мордой вниз!

Гражданские безоговорочно попадали, охранники чуть мешкали. Я надавил на ручку и садист дико заорал. Это подействовало: тюремщики и приставы попадали на пол. Я пробирался к выходу, толкая впереди себя заложника. Ноги его начинали заплетаться, его кровь залила мне руку, еще немного и он вырубится. Вот и выход. Кругом валяются приставы, поглядывая на меня украдкой. Пусть смотрят, ведь это их последняя минута жизни. Если здесь все не по настоящему, я могу делать все, что захочу, не обременяя себя угрызениями совести. Резким тычком я вогнал ручку глубок в шею почти на всю ее длину и оттолкнул охранника от себя. Он ойкнул и смертельно раненый завалился на приставов. В туже секунду я подхватил два укороченных калаша и ударил очередями с двух рук (благо с предохранителей их уже сняты, и патрон в патроннике). Очередь выкосила сначала лежащих в балаклавах, затем охранников. Никто даже не подумал вскочить — все испугались, да так и подохли. Отдельную порцию свинца я припас для директора. Прошелся по его костюму взад и вперед и пробил голову. Я отбросил опустошенные автоматы и подхватил третий. Ну все, уходим!

Выскочил в коридор, на звуки выстрелов уже мчался наряд из дежурки. У них пистолеты, на бегу стрелять не удобно — кучности ноль. А у меня автомат, я скосил их очередью, как только они появились в конце коридора. Дежурка нажала тревожную кнопку — увидели мои зверства в камеры. Завыла сирена, но тревога в здании — не самое страшное. Сигнал передается автоматически на пульт россгвардии. Сейчас здесь будет столько спецназа и ГНР, что можно войну начинать. По моим прикидкам, до появления первых нарядов у меня есть минут шесть, а то и меньше. Я пригнулся и вынырнул из-за угла, поливая огнем стеклянную «будку» дежурки. Пистолетные пукалки пытались кусаться в ответ, но быстро сообразили, что это бесполезно. Охранники залегли под столами. Я прошил их вместе со столами и пластиковыми перегородками. Пуля нового АК-200 может рельсу пробить, не то что пластик. Хотя про рельсу конечно миф, но все же.