Следующей зимой (СИ) - Рона Кейт - Страница 9

— Пообнималась с унитазом, теперь спит, — коротко бросаю я и иду в гостиную.

— Алис, — она хватает меня за руку. — Не злись, а… Знаю, я, сучка такая, бросила вас…

Иногда мне кажется, что Злата чувствует меня гораздо лучше Маши.

Кошелева вздыхает, прислоняется к стене и сползает по ней вниз. Я повторяю ее маневр.

— Как-то тупо всё.

— Угу, — соглашаюсь я.

— Кажется, ну вот сейчас всё будет хорошо. А нет, та же задница, только другая ее половинка теперь.

Я прыскаю. Дурацкое сравнение. Даже не смешное, но я смеюсь так, что слезы застилают глаза. Злата не остается в стороне и тоже ржет. Так нас и застают Звягинцев со Шварцем — бьющихся в конвульсиях в холле на полу. И проходят мимо.

— Пошли они все, — успокоившись произносит Злата, царственно поднимается и идет в гостиную. — И мы пошли, — она оборачивается, дожидаясь меня, — танцевать.

Злата предлагает остаться и помочь, но я знаю, что с утра ей нужно забирать бабушку из аэропорта, поэтому выпроваживаю домой. Слава пирожкам, большая часть этой бесконтрольной толпы сама свалила. Одного парня я кое-как выковыряла из ванной, вручила в руки кому-то из уходящих. Не очень-то культурно, но я знать не знаю этих людей, что я еще должна сделать?

Последней уходила, как ни странно, Эля. А я думала, что она уже давно покинула вечеринку. Она много болтала, прощаясь. Хвалила вечеринку. Как будто это я ее организовала… Просила звонить и писать ей. Я не стала уточнять, что у меня нет номера ее телефона и обзаводиться им не собираюсь.

Я оглядела творящийся в квартире ужас… Ладно снова включу режим Золушки, соберу крупный мусор и пустые бутылки.

Дверь Машкиной комнаты открылась и оттуда появился Звягинцев. Я замерла. Думала, что уже никого не осталось.

Последнюю фразу я произнесла вслух.

— А ты? — спрашивает он. Он не в духе, брови нахмурены.

— Я?

— Собираешься уходить?

— Нет.

— Почему?

Какой-то тупой разговор. Что он хочет?

— Потому что.

— Вызывай такси.

— Я останусь с Машей, — твердо произношу я.

— Иди домой, — напирает он. — Я останусь с ней.

— А почему это ты?

— Ну не ты же!

Не могу больше сдерживаться и закатываю глаза. Самый идиотский разговор за всю мою жизнь. Как слепой с глухим.

— Хрень какая-то, — не выдерживаю я. — Я остаюсь, и точка!

— А тебя можно здесь оставить?

Я сужаю глаза, пытаясь понять, что он имел в виду. С какой стороны ни посмотри — все равно какую-то чушь несет.

— На что ты намекаешь?

— Да так… — он осматривает меня с ног до головы и слегка кривит губы. А мне хочется ему врезать чем-нибудь тяжелым.

— Знаешь, что? Иди на хрен. Я даже оплачу тебе туда такси.

— Денег не хватит, деточка.

Я рычу на этот его снисходительный тон. Ему не удастся меня выставить! Фигушки! Иду к комнате Маши, он преграждает мне путь, я ловко огибаю его и берусь за ручку, он хватается поверх моей руки и не дает мне повернуть. Мы оказываемся чуть ли не нос к носу. Больно сжимает, не давая мне пошевелить кистью.

— Руку убери.

— Свалишь?

— Нет!

— Тогда не уберу.

— И как мне свалить, если ты мне уже все кости раздавил?

Он разжимает пальцы. А я нажимаю на ручку, пытаясь забежать внутрь. Но он выбивает из меня весь дух, оттолкнув от двери, хватает за запястья и припирает к стене. Уверена, в моих глазах пылает бешеное пламя. Убиваю его взглядом. А он — меня. В моих глазах зеленоватые молнии, в его карих — пожар. Кто кого?

Сбиваюсь на веснушки на его носу, но тут же возвращаюсь к глазам. Он ухмыляется. Ненавижу высоких, шея затекла смотреть наверх.

В тот же момент он отпускает мои руки и идет на кухню.

— Что встала? Помогай прибираться. Тебя же за этим пригласили?

— Мудак! — взрываюсь я. Моя ярость требует выхода, и я толкаю его в спину.

Звягинцев разворачивается.

— Вышвырну за шкирку, если будешь руки распускать, — он обманчиво спокоен. Мне вообще-то немного стыдно, ну еще не хватало его совочком по голове ударить, как в детском саду.

Молчу, чтобы не назвать его как-нибудь «ласково».

Следующие полчаса мы молча собирали по мусорным пакетам бутылки, разбросанные остатки еды, стаканчики. Потом Звягинцев запустил робота-пылесоса.

Сна ни в одном глазу. Я надеюсь, что парень уже наконец уйдет, но, похоже, он ждет того же от меня.

— Не уедешь? — спрашиваю.

— А ты?

Ясно. Подхожу к кофемашине — ничего не понимаю, что тут нажимать. Может, где-нибудь в ящиках найдется растворимый кофе?

Звягинцев достает две кружки, открывает какие-то лотки в машине, подставляет кружку, что-то нажимает. Когда напиток наполняет кружку, он ее забирает и усаживается за стол. Я недоуменно провожаю его взглядом. Засранец! Я фыркаю. Он делает вид, что меня нет.

— Сделай мне кофе! — бурчу я. Затем уже мягче добавляю «пожалуйста».

Я все же получаю свой кофе и устраиваюсь напротив. Мы в полной тишине медленно потягиваем напиток. Исподлобья кидаю на него недобрые взгляды.

В какой-то момент Звягинцев расслабленно откидывается на спинку стула и, наклонив голову, начинает на меня пялится. Играем в гляделки?

К сожалению, я не сильна в этой игре. Звягинцев смущает меня, и я опускаю глаза и делаю вид, что у меня в кружке происходит что-то невероятно интересное.

В конце концов мы расходимся по комнатам: я в Машину, он — в Петькину.

Подсвечивая себе телефоном, выуживаю из комода две Машкины пижамы. Вся взмокла, но всё же смогла сменить ей джинсы на спальные шорты, а вот с верхом засада. Она дрыхнет и никак не реагирует на мои попытки разбудить. Ну и ладно, пусть спит так. Вытягиваю из-под нее одеяло и укрываю. Быстро переодеваюсь сама и тоже юркаю на кровать. Здорово иметь такое огромное спальное место.

Не стоило пить кофе, теперь-то точно не усну. Пишу маме сообщение, что ночую у Фомичевой, хотя и так днем предупредила, что, скорее всего, так и будет.

В голове миллион мыслей. Вспоминаю момент в холле, когда смотрели друг другу в глаза. Тогда я была в бешенстве и ни о чем не думала. А сейчас эта сцена выглядит совсем не так. Боже, что на меня нашло?

«А тебя можно здесь оставить?» Что? По его мнению, я что, могу что-то сделать подруге? Или намек, что обнесу хату?

Вот урод!

Чуть не отправилась к нему выяснять отношения.

На улице шуршал дождь, через приоткрытое окно в комнату проникал ледяной воздух. Машки не оказалось в кровати.

Может, остаться на весь день здесь, под одеялком?

Фомичева, видимо, решила проветрить комнату, чтобы избавиться от «ароматов» вчерашнего кутежа, и заодно проверить, сколько я выдержу на холоде — даже под одеялом пробирали мурашки.

— Криокамера у тебя так себе, очнуться в 3000 году мне не грозит, — укорила я подругу, ковыляя на кухню и заметив еще из холла, что Машка распласталась на столе. Вот она — расплата за вчерашнее.

Я плюхнулась на соседний стул и только тогда разглядела, что Фомичева здесь не одна. Прислонившись пятой точкой к гарнитуру, стоял Звягинцев с кружкой в руках. Витал запах кофе и яичницы.

— Очень громко топаешь, — донеслось от груды чего-то, смутно напоминающего Фомичеву. — И уберите еду… меня сейчас стошнит!

Я отвела глаза от Звягинцева в одних джинсах, забрала тарелку с яичницей и принялась есть.

— Это не тебе, вообще-то, — бросил он.

— Она не хочет, не пропадать же добру.

Я взяла Машину кружку и сделала приличный глоток.

— Для тебя, что ли, старались?

— Не для меня? — я решилась поднять глаза, скользнув взглядом по широким плечам, ключицам, острому подбородку. Было бы легче, если бы он мне не нравился внешне. Но мне не повезло…

— Только в твоих влажных мечтах!..

Наша пикировка уже не была с той же злостью, что и вчера, но ощущалось некое ленивое раздражение: и его, и мое.

— Тёма! — возмутилась Маша, наконец оторвав лицо от столешницы. — Господи, как же мне хрено-о-ово!