Рыжий, циничный, неприличный (СИ) - Волкова Дарья - Страница 25

– Это ты у себя на работе прокурор, – отчеканил Артем. – А здесь – я главный. Я твой тренер, и я за тебя отвечаю. Поэтому надень перчатки и не выводи так плечо, если не хочешь его выбить.

Павел и Артем некоторое время сверлили друг друга взглядами. А потом Павел резко сдернул с другой скамейки боксерские перчатки. И через несколько секунд в тренажерном зале снова раздались ритмичные удары о боксерскую грушу – но теперь еще более громкие.

Глава 5.5

***

– Знаешь, что, Клео? Не хочу быть занудой, но я ведь тебя предупреждал, что…

– Ивакин, если ты хочешь сказать мне что-то, не касающееся раскопок – не советую открывать рта.

Ивакин внял ее совету и со вздохом замолчал. А Клео резко встала и пошла к копошащимся студентам.

В Крым вернулась обычная летняя погода. И на раскопе было привычно жарко и пыльно. Ивакин ходил с перманентно недовольным видом, Владислав Семенович время от времени капризничал, студенты время от времени тупили, а сама Клео… Сама Клео все это разгребала. С совершенным энтузиазмом. Даже, к неуемному восторгу водителя экскаватора, приняла посильное участие в ремонте вышеозначенного экскаватора в полевых условиях. Ну как приняла – по крайней мере, под капот заглянула, подробный рассказ о том, как будут чинить, выслушала, и даже инструменты подавала. В общем, делала все возможное и невозможное, чтобы занять голову и руки.

Но рано или поздно рабочий день на раскопе заканчивался. Надвигались поздние и все же неизбежные летние сумерки. И надо было возвращаться домой.

Домой Клео шла так, словно ее там не ждало ничего хорошего. По дороге непременно заходила в магазин, долго и тщательно выбирала продукты, зависая на несколько минут то у витрины с молочной продукцией, то у хлебного прилавка. Но домой вернуться все же было необходимо. Клео одно время даже подумывала о том, чтобы перебраться на раскоп – но все же не сделала так. Большей частью из-за Ивакина. Не хотела доставлять ему удовольствия снова повторить: «А я тебе говорил». Ну и надежд каких-то тоже не хотела давать.

Дома Клео тщательно принимала душ, потом так же тщательно собирала себе ужин и то, что возьмет с собой завтра на раскоп.

А потом садилась за стол – поработать. И на этом обычно ее запас заканчивался и, посидев пару минут за ноутбуком, Клео перебиралась на диван, доставала из шкафа книгу, которую читал Павел, отрывала ее. И, не в обиду автору, через пару страниц ее мысли все-таки ускользали от событий, описываемых в книге, к человеку, который держал в руках эту книгу несколько недель назад.

Острая боль притупилась. По крайней мере, сама Клео так считала. Невозможно долго испытывать острую боль. Ты либо умираешь от болевого шока, либо привыкаешь к ней. И она кажется уже не такой острой. Такой, что с ней можно жить. Особенно если не впадать в идиотский мелодраматизм и смотреть на вещи рационально.

Что, в конце концов, с ней приключилось такого страшного? А ничего. Можно даже плюсы поискать.

Поищем?

Клео очень удачно разрешила свой исторический казус. Получила представление о том, что такое хороший секс и хороший любовник. Ее почти две недели кормили вкусной едой, ублажали в постели и всячески развлекали. Даже на работе чуть-чуть помогли. За все это стоит сказать Павлу Тихому спасибо. Он ведь не просил в себя влюбляться, верно? Все его намерения были ясны с самого начала. Как же ты, Клеопатра Климова, умудрилась проигнорировать все предупреждающе знаки?

А вот так. Как-то так.

Ну, а теперь – пожинай плоды.

Плод номер раз – унижение. Пусть никто не знал о ее идиотских романтичных и совершенно неуместных мыслях о Павле – о них знала сама Клео. А те циничные слова про «классно» и далее по тексту – их слышала Эля. Вот Эля наверняка в свой адрес таких слов никогда не слышала. В них вроде бы нет ничего… ничего оскорбительного, если смотреть отстраненно. Ну, в общем, это все вполне современно. Только Клео не могла смотреть отстранённо и современно. Лично для нее они были ужасно унизительными.

Плод номер два – стыд. Ну стыдно ужасно за себя. Что позволила влюбиться там, где никаких шансов на ответные чувства быть не может. И ты – дура. Дура и кандидат наук. Просто мега-экзотическое сочетание. Идеальное комбо.

Плод номер три – боль. Потому что, оказывается, когда ты любишь, а тебя нет – это жутко больно. Это какая-то такая душевная боль, которую невозможно объяснить разумно. И непонятно, что именно болит. Везде болит. И ты не понимаешь, как от этой боли избавиться. Хотя умом понимаешь, что очень глупо думать, будто человек обязан влюбиться в ответ. Как будто если ты в кого-то влюбилась, то он непременно должен ответить тем же. Нет. Вообще не должен. Это как-то иначе работает. Но ты никогда не поймешь – как. И от этого больно еще сильнее.

Ну и пусть плодов будет четыре. Тоска. Все равно, вопреки всему: унижению, стыду, боли безответной любви – тоска. По нему. И, кажется, все бы отдала, чтобы он сейчас оказался рядом. Чтобы уткнуться носом в плечо. Чтобы почувствовать его руку на своем плече – и как обнимает и прижимает к себе. Как наклоняет лицо и целует. И пусть это будет только ради того, чтобы «классно потрахались». Поздно вечером, перед самым сном, наступает такой час, когда замолкает и чувство унижения, и стыд, и боль, и остается только эта глухая выворачивающая душу тоска. С ней Клео и засыпает.

***

– Ой, слушай, чего сейчас расскажу. Сейчас курил с Нагиной Фатыховной, она мне рассказала. Анекдот прямо!

– Давай рассказывай свой анекдот.

– Они дело по задолженности рассматривали, ну и чувак, прямо по Маяковскому, достает из широких штанин дубликатом бесценного груза паспорт гражданина Советского Союза и заявляет, что он, де, от гражданства СССР не отказывался, и будьте любезны, судите меня, мол, по законам советского времени.

– И?

– Ну, ты ж знаешь Нагину Фатыховну, там молниеносная реакция и опыт. Она говорит: «У вас, уважаемый, открыты валютные счета в банке, а по советским законам любые операции с валютой незаконны. От десяти с конфискацией до смертной казни. Причем последнее мы вам прямо сейчас можем организовать». И на Леху, пристава, кивает. А ты же знаешь Леху, он даже лицом не дрогнул, только руку на кобуру положил многозначительно.

– Чем дело кончилось?

– Мгновенным и чудесным возвращением гражданина в лоно Российской Федерации. И паспорт нужный тут же нашелся.

Коллега с довольным видом рассмеялся, а потом недоуменно уставился на Павла.

– Ты чего? Смешно же!

– Очень.

Коллега некоторое время молча смотрела на Павла.

– Я так понимаю, по нашему делу ты будешь выкручивать по максимуму.

– Нет у нас теперь в законодательстве нужного максимума, – буркнул Павел.

– Слушай, у тебя случилось чего? – неуверенно спросил коллега.

– Ничего! – отрезал Павел и резко встал. – А Нагине Фатыховне при случае передай, что на таких, как она, наш суд и держится.

Глава 5.6

***

Павлу казалось, что он оказался в вакууме. Он переругался в дым со всеми – начиная с Петра и Романа, которые просто плечом к плечу встали перед дверью, не выпустив его вслед за Клео. Ну не драку же с ними устраивать? И потом, двое против одного – без вариантов, проверено. Но наорал на всех подряд и, как следствие, день рождения Эле испортил. Теперь было стыдно.

И обидно. Ну чего они все лезут не в свое дело?! То, что происходит между Павлом и Клео, касается только его и Клео! Понять бы самому, что происходит. И почему Клео от него сбежала.

Ведь сбежала же!

Очевидно, сбежала, потому, что он вел себя как осел. Как мальчик-шестиклассник, который влюбился, и от этого может только молча дергать девочку за косичку.

Тьфу, идиот!

Нет, надо было все же брать Клео за руку и уводить сразу! Увезти к себе домой, отлюбить по полной программе, а там… там, может, и какая-то ясность образовалась. А так с ясностью беда. Потому что со способностью думать беда, когда хочется ее в свои руки сейчас, немедленно! И пальцы в темные кудри запустить и замереть от этого наслаждения.