Рыжий, циничный, неприличный (СИ) - Волкова Дарья - Страница 36

То, как он провел три дня ее отсутствия, вдруг собственным внутренним селем накрыло Клео так, что у нее перехватило дыхание.

Паша, Пашка, Пашенька…

В чем она там сомневалась? Чему она там не могла поверить? Идиотка!

Резко развернувшись. Клео пошла искать машину.

Глава 8.

Если Зевесом одобрено будет намеренье наше (Гомер, «Одиссея»)

– Ну, поздравляю, Павел Тихонович!

– Спасибо, Андрей Александрович.

– Что-то голос у тебя не самый радостный, – Павел не знал, что на это ответить, а начальник продолжил: – Ладно, понимаю. Правда, понимаю. – Он вздохнул, помолчал. – Павел, ты же знаешь, я человек чёрствый и бессердечный.

– Знаю. А еще вы – повелитель тяжелой техники.

Ковалевский хмыкнул.

– Главное, что все хорошо закончилось. Паш, надо возвращаться к делам. Я жду тебя в понедельник. Ты мне нужен край. Дело резонансное, журналисты на ушах, адвокаты в тонусе. Нам жизненно необходимо четкое соблюдение всех процессуальных норм. А без тебя… Да не то все без тебя, – вздохнул Андрей Александрович. – В общем, в понедельник рассчитываю видеть тебя у себя в кабинете. Совещание в десять.

За окном светило солнце. И это, наверное, самое главное. В конце концов, понедельник только… что у нас сегодня что, суббота? –- послезавтра. Для того чтобы поговорить с Клео и услышать слово «нет», хватит и минуты.

Ковалевский прав. Жизнь продолжается. Работу никто не отменял. А от того, что тебя не любят, никто не умирает – это только в книжках бывает. Павел поднял руку, осторожно потер шею. Почему-то особенно сильно ныла шея.

– Так точно, господин государственный советник юстиции второго класса. Есть прибыть на совещание в десять утра в понедельник.

– Не лезь в бутылку.

– Не лезу. Буду в понедельник в десять. С отчетом и предложениями.

– Ну, вот и молодец. И еще, Павел…

– Да?

– Магнитик привези!

***

Клео сначала просто торопилась сама. Потом без конца торопила и тормошила водителя. А в дом она просто вбежала. Каждая минута без него теперь казалось ей преступлением.

В доме слышался голос. Клео замерла у входной двери, прислушиваясь. Судя по всему, Павел с кем-то говорил по телефону. И она, сняв обувь, осторожно прошла в гостиную.

Он стоял у окна, лицом к стеклу, и действительно говорил по телефону. Клео замерла, жадно впитывая все, что открылось ее взгляду. Высокая широкоплечая фигура. Коротко стриженный золотистый затылок. Вот рука поднялась и легла на шею. Ладонь перебинтована.

Павел продолжал разговор. Короткие, почти военные фразы. Разговор явно по работе и явно с начальником. В понедельник? В десять? Я тебя никуда не отпущу, пока не скажу все самое важное.

Павел закончил разговор, медленно убрал телефон в карман джинсов. И так и остался стоять у окна. Голова его была опущена, пальцы правой руки потирали шею. И было в этой позе что-то такое, что Клео сорвалась с места, подбежала, обхватала его поперек груди и уткнулась носом между лопаток.

Павел вздрогнул и попытался обернуться, но Клео лишь сильнее сжала руки. Погоди. Я пока не могу смотреть тебе в лицо. Мне лишком стыдно.

– Клео, это ты? – ее руки коснулась колкая ткань бинта, когда Павел положил свою ладонь поверх ее ладони.

– Да, – прошептала она, прижимаясь теперь к его спине уже щекой.

– Что случилось? – Павел предпринял еще одну попытку повернуться, но Клео снова сильнее сжала руки.

– Послушай меня, пожалуйста.

Павел замер.

– Хорошо.

Пальцы Клео сами собой принялись тихонько гладить ткань его футболки на груди.

– Я хочу сказать тебе кое-что. Это важно. Помнишь, мы были вместе на дне рождения Эли… примерно две недели назад?

– Помню, – хрипло отозвался Павел.

– Так вышло… так вышло, что я случайно – в самом деле случайно – услышала ваш разговор с Элей на кухне. Когда ты сказал, что мы с тобой просто… – Клео тяжело сглотнула.

– Я помню, что я сказал, – рука Павла сильнее сжалась на ее руке. – Но, Клео я…

– Подожди, – она в ответ сильнее прижалась щекой к его спине. – Дай мне договорить. Пожалуйста. Дело в том, что я… я, мне кажется, умудрилась в тебя влюбиться с первого взгляда. Или со второго. Но как-то очень быстро. К тому моменту, когда я приехала в Москву и мы встретились у Эли, я уже успела начать с ума сходить от тоски по тебе. А тут… Эти слова безумно меня обидели, Паш.

– Ну прости меня, идиота! – он все-таки вывернулся, обернулся, прижал ее голову к своей груди обнял обеими руками. – Я идиот, правда! Я так не думал! Я сказал это, потому что не хотел, чтобы кто-то – даже Эля – влезал в то, что происходит между тобой и мной. Я… наверное, мне следовало сказать как-то иначе, но я был сам не свой, не понимал, что со мной происходит, и больше всего тогда хотел схватить тебя за руку и утащить оттуда. Прости меня, пожалуйста.

Клео помотала головой, а потом поднялась на носочки, чтобы их лица стали близко-близко.

– Это ты меня прости, Пашка. За то, что вчера промолчала. Какая разница, что ты сказал когда-то. Я тебе все это рассказала только для того, чтобы объяснить, почему я, дура такая, вчера промолчала. Я люблю тебя, Паш.

После этого слова уже были не нужны. И остальное они договаривали поцелуями, прикосновениями пальцев, частым сердцебиением и сбившимся дыханием.

А потом Павел подхватил Клео на руки.

– Ты с ума сошел! У тебя руки травмированы! – ахнула Клео. – Опусти немедленно!

– Сейчас до кровати дойдем – отпущу.

Он опустил ее на постель– в своей комнате – и резким движением сдернул через голову футболку.

Глава 8.2

А потом опустился рядом, уперся коленом в матрас, запустил пальцы в ее волосы.

– Мне очень надо. Убедиться. Пожалуйте... – и медленно потянул край ее футболки вверх. Клео задыхалась. От его низкого хриплого голоса. От взгляда. От этого его: «Мне очень надо».

– Паша… – она протянула руку и медленно коснулась его щеки. – Пашка…

Он потерся щекой о ее ладонь.

– Я колючий как еж. Бритву с собой не взял. Да и не до бритья было.

Она обхватила его щеки уже обеими ладонями и потянулась губами к губам.

– Я обожаю ежей.

***

– Паша, давай помогу с одеждой, – Клео, как бы у нее ни кружилась голова от его поцелуев, не могла не заметить, что на белом бинте расплывается красное пятно. – Я не хочу, чтобы ты нагружал руки.

Он вдруг неожиданно ухмыльнулся. И привалился спиной к спинке кровати, сложив руки на груди. Во всем великолепии обнаженного торса.

– Тогда ты первая. Раздевайся. Сама. Догола.

Клео смотрела на него и… Она никогда не испытывала столько чувств сразу. Щемящую, до комка в горле нежность. Дикое беспокойство за него – из-за травмированных ладоней, из-за того, что он три дня толком не спал и не ел. Так и подмывало спросить, съел ли он с утра кашу. До секса ли человеку в таком состоянии.

Клео поймала его взгляд и поняла – да, до секса. Без вариантов.

Футболка, джинсы, белье – все полетело в разные стороны и стремительно. Клео особо не задумывалась об эстетике происходящего, ей был важен результат.

– Ляг на спину, я сниму с тебя штаны.

В его взгляде можно сгореть. Павел послушно сполз по кровати вниз, закинул руки за голову.

– Вот это – фраза дня.

На избавлении Павла от одежды инициатива Клео закончилась, и власти ее лишил, решительно опрокинув на спину. Ирония исчезла из его взгляда, с губ пропала насмешка, голос снова стал волнующе хриплым. Он навис над ней.

– Мне очень надо. Пожалуйста. Мне. Надо. Убедиться.

И начал целовать. Это были совсем другие поцелуи.

***

Только когда она, облитая солнечным светом, обнаженная и прекрасная, оказалась в постели под ним – тогда только, кажется, Павел поверил окончательно. В то, что весь ужас остался позади. Что его Клео с ним, живая, теплая, невредимая.