Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ) - Ройс Мэри - Страница 1

— Аль, протри бокалы. — Второпях вручает мне коробку мама. — И на стол их сразу…

— Диля, давай скорей! — уже в пятый раз недовольно кричит папа, ожидающий ее в машине.

— Так, все, морковка, я побежала! — Целует меня в макушку, а потом в манере «злой феи» грозит пальцем: — Смотри, чтобы тут порядок был.

Я едва держусь, чтобы не закатить глаза, но вместо этого, придерживая коробку, поднимаюсь на носочки и чмокаю ее в щеку.

— Все будет в порядке, не переживай!

— Господи, как вот вас оставлять? — Мама, которая, как обычно, не может обойтись без сантиментов, обнимает меня, шмыгая носом. — Будьте умничками. За старшеньким приглядывай, знаешь ведь, какой он у нас…

— Диля! — выкрикивает папа, уже кипя от нетерпения, но мама, даже не глядя в его сторону, отмахивается, вызывая у меня улыбку, которая в следующее мгновение угасает.

— Детка, я не знаю, говорил ли тебе Паша, — мама мнется, из-за чего у меня появляется нехорошее предчувствие, — в общем, Хаким вернулся.

Что-то ломается в моей груди, но я панически быстро заглушаю этот звук собственным голосом:

— А мне-то что, — вылетает слишком резкий ответ, и я тут же делаю спасительный вдох, чувствуя, как внутри все падает и катится в тартарары. Хочется исчезнуть оттого, что сдала себя с потрохами всего лишь одним предложением. Ну а что я могу поделать, когда от одного проклятого имени дышать становится трудно? И, конечно же, от мамы не ускользает моя реакция.

Погладив меня по щеке, она лишь обреченно вздыхает и добавляет шепотом:

— Придет сегодня поздравить старого друга.

Не в силах смотреть маме в лицо, отворачиваюсь и ставлю коробку с бокалами на стол, боясь, что дрожащие руки подведут и я уроню все на землю.

Даю себе секундную передышку, а затем, прикусив изнутри щеку, поворачиваюсь к родительнице.

— Не понимаю, зачем ты мне все это говоришь, — очень стараюсь, чтобы голос звучал ровно. — Это Пашин праздник, он может звать кого угодно.

Какая же я лгунья.

И мама знает об этом лучше, чем кто-либо.

Смотрит на меня с теплотой во взгляде и в то же время безнадежно. Помнит ведь, как молилась Богу, стоя на коленях возле рыдающей дочери. И я помню. Хотя все бы отдала, чтобы забыть. И его в том числе.

— Просто предупредила. Знаю ведь, как ты…

— Мама, — обрываю ее и заставляю себя улыбнуться. — Я была маленькой и глупой девочкой. Все изменилось. Прошло пять лет. И с той семьей меня больше ничего не связывает.

Ей приходится поверить мне и ответить на мою улыбку понимающим:

— Дай-то бог, милая. — Мама нежно целует меня в лоб и вдруг громко взвизгивает, пугая меня, прежде чем я понимаю, что происходит.

— Невыносимая женщина, — возмущается папа, подкидывая лежащую на его плече маму и заставляя ее громко ахнуть. — Мы уехали, — отец подмигивает мне, а уже в следующую секунду направляется к машине, пока мама пытается оказать сопротивление, возмущенно колотя его по спине. Но он с легкостью запихивает ее в такси и на прощание посылает мне воздушный поцелуй.

— Удачного вам полета. Напишите, как доберетесь! — выкрикиваю и тоже отправляю ему поцелуй, не в силах скрыть широкую улыбку и мечтая о том, чтобы мне достался такой же мужчина, какой и моей маме.

Подцепив коробку с фужерами, я уже собираюсь направиться в беседку, как вздрагиваю от…

— Тридцать лет вместе, а ведут себя как дети, — раздается откуда-то сбоку ворчание брата, а потом показывается и сам Пашка. Обнимает меня, закинув руку на мое плечо.

— Завидуешь? — поднимаю голову, смотрю на него и вижу, как он закатывает глаза, фыркая в ответ:

— Рано мне еще завидовать.

— Ну да, тридцать — не повод остепениться.

— Молчи, мелкая. — Брат забирает из моих рук коробку с фужерами. — Сейчас Хаким ненадолго заедет. Кофе нам сделаешь?

Мое сердце замирает, но только для того, чтобы забиться быстрее.

Секунда, две, три — и меня разносит в щепки ударная волна противоречивых эмоций. Но потом я цепляюсь за единственное слово, которое меня успокаивает: ненадолго…

— Он не останется? — спрашиваю с надеждой в голосе, а в груди уже расползается облегчение.

— Нет, прикинь, да?! Пять лет не виделись, и даже не останется на юбилей старого друга. В работе весь, бизнесмен, блин, — с насмешкой подстегивает брат.

— Угу. Тебе тоже стоит попробовать как-нибудь.

Прищуривается в мою сторону.

— Ты чего такая?

— Все нормально, — отмахиваюсь я, — иди отнеси все в беседку, а я сварю кофе.

Нервно улыбнувшись ему, убегаю на кухню, чтобы спрятать свои эмоции в стенах родного дома. Не думала, что снова увижу этого мужчину. Когда-то Хаким Айдаров был моим наваждением, а я — девушкой его брата, которую он возненавидел. И я сама дала ему для этого повод. Только теперь меня больше ничего не связывает с их семьей, кроме воспоминаний об одной ночи, ставшей моей самой глупой ошибкой.

Быстро поставив турку с кофе на плиту, гремлю чашками, изо всех сил стараясь не думать о нем и в то же время пытаясь подготовиться к этой встрече. Боже… опираюсь ладонями на стол и качаю головой. А я ведь надеялась, что после столь долгого затишья проклятый гром больше не грянет. Но он грянул…

— Здравствуй, Алевтина, — раздается позади до боли знакомый голос, отчего мое тело вмиг леденеет, а дыхание спирает, и я на секунду теряюсь с ответом, не находя в себе сил даже повернуться.

Такой холодный, как и в тот день… Ничего не изменилось, он по-прежнему презирает меня. И я тоже отвечаю ему взаимностью. Снова.

— За несколько лет забыла, как проявлять гостеприимство?

От насмешки в его тоне внутри все сжимается, но я заставляю себя сделать спасительный вдох и медленно обернуться. Вот только стоит мне столкнуться со взглядом, к которому у меня так и не появился иммунитет, я тут же будто получаю удар под дых, и мое сердце падает в темную бездну.

— Привет, — едва слышно вылетает из меня, и я сглатываю, цепляясь пальцами за края столешницы, потому что не доверяю своим ногам.

Повисает та самая неловкая для меня пауза, и я зачем-то разглядываю его. Изменился. И очень. Стал шире в плечах и в груди, мышцы которой я вижу даже под белоснежной рубашкой.

Теперь он кажется еще более серьезным, а лицо будто стало суровее, как и серо-голубые глаза, сверкающие холодом и безразличием, а может, презрением. Даже одет в костюм. А ведь раньше терпеть их не мог. Официальный весь такой, но ему идет. Так же, как и прическа: волосы стали длиннее и слегка вьются на концах.

Сжимаю пальцы в кулак, пытаясь не представлять, каково это — ощутить их мягкость.

— Ты изменился, — кусаю себя за губу, умоляя заткнуться. Ни к чему все это.

И слишком быстро убеждаюсь в своей правоте, вновь обжигаясь о его холодность.

— Паша дома?

Ну вот как ему легко удается быть таким…

От раздумий меня отрывает убегающий из турки кофе, и я тут же бросаюсь к плите, ну и по классике жанра мои неуклюжие руки проявляют свое мастерство именно перед Хакимом.

Правда, экстренная ситуация помогает мне не смутиться. Жаль, что ненадолго…

Снимаю турку и обжигаю палец, тут же зажимая его зубами, чтобы притупить боль. Часть кофе проливается на столешницу, а из-за дымящейся плиты воздух наполняется запахом гари. Отлично.

А потом происходит то, что обжигает меня хуже кипятка. Хаким берет мою руку и тянет на себя, вынуждая отпустить припухший и покрасневший палец. Волдырь все равно надулся…

— А ты все такая же неуклюжая, Алевтина.

И почему-то так больно мне становится от его слов, что я выдергиваю руку и, наплевав на боль, быстро разливаю кофе по чашкам, а затем, наспех вытерев столешницу, пускаюсь прочь.

Вечер еще даже не начался, а я уже сыта им по горло, но мне стоит радоваться тому, что этот черствый сухарь не останется на празднование, а пока он здесь, я вполне могу притвориться спящей красавицей.