Сангвиний. Великий ангел (ЛП) - Райт Крис - Страница 11

Воин, подхвативший меня на руки, повернулся ко мне лицом. Я увидел конденсат, блестевший на его вокс-ретрансляторе, тусклое свечение, догорающее в линзах шлема, пестрые тепловые шрамы и засохшую грязевую паутину на его прекрасной боевой пластине. На его малиновом шлеме были выгравированные крошечные серебряные узоры, а на огромных наплечниках красовалось изображение глаза в стилизованном узоре пламени.

Первый Круг. Хотя я не узнал всех эти обозначений.

— Ты должен остаться в живых, — обратился ко мне космодесантник. Я не мог сказать, что он думает по этому поводу.

— Спасибо, — ответил я, чувствую себя одновременно смешным и виноватым. Отвлекать космодесантников от их обязанной было тяжело. — Возвращаетесь на флот?

Он покачал головой.

— Мы нужны впереди. Оставайся на месте и не двигайся.

Я почувствовал, как по мне внезапно пробежал холодок. Я мог предположить в какую сторону мы направляемся.

— Вперед, — пробормотал я.

— Ты хотел стать свидетелем нашего способа ведения войны, — произнес он, потянувшись к рукояти своего меча. — Ты это узришь.

Мир назывался Илех. Мне пришлось спросить, как он пишется, прежде чем мы покинули Баал — произношение, по крайней мере для меня, было труднопроизносимым. Этот мир, был давно заселен людьми и поселения здесь существовали до сих пор. Возможно, его колонизировали на самом первом этапе нашей галактической экспансии, а может, в последующие века неразберихи. Как и другие места, пережившие потрясения Старой Ночи, он стал гордым. Он пережил бурю, выстоял, когда многие другие пошли ко дну. У них все еще осталась промышленная мощь, действующее правительство, армии, даже флот пустотных кораблей. А теперь Империум пришел за ними, и они не захотели в этом участвовать. Зачем им это? Они уже прошли через худшие из раздоров — по крайней мере, насколько они могли судить — и у них не было причин уступать контроль новой силе, независимо от того, насколько броскими были их доспехи или мощными корабли.

Поэтому Сангвиний и пришел. Присутствие примарха на начальном этапе было связано скорее с применением дипломатии, чем силы. Предыдущие посольства, отправленные IX легионом, не смогли добиться значительного урегулирования, и осталась надежда, что харизмы Ангела окажется достаточно для достижения прорыва. Так часто и происходило. Те из нас, кто следил за крестовым походом, обычно сосредотачивались на сражениях, но очень часто миры оказывались втянутыми в борьбу без единого выстрела. Всех это устраивало — это экономило боеприпасы для настоящих врагов. Я не знаю, сколько договоров о Согласии было заключено мирно. Возможно, большинство из них? Конечно, достаточно, чтобы, когда что-то пойдет не так и клинки окажутся обнажены, это будет воспринято как провал.

Я присутствовал на нескольких первых встречах в качестве наблюдателя. Некоторые собрания проходили на «Красной Слезе», другие на военных корабля флота Илеха. Это были старые корабли — мрачные корпуса и похожие на гробницы внутренности. Воздух, которым они дышали, оказался более густым, чем мне нравилось, и на вкус чувствовался слабо-горьким, как передержанный чай. Сами наши визави имели довольно странную внешность — кожа ближе к темной из-за мощного солнца, рост и вес чуть ниже среднего. Глаза, как мне показались, были слишком круглыми, что делало их более робкими, чем они оказались на самом деле. Как бы в компенсацию, их боевые доспехи были более вычурными и рельефными, с высокими шлемами и шипованными нагрудниками. Казалось, что все было сделано из темной бронзы и железа — бесстрастный визуальный язык, который, должно быть, сформировался во время их долгой и одинокой борьбы за выживание. Они были суровы, подозрительны и скрытны, и, казалось, никогда не принимали решений, не придав их на рассмотрение лабиринту комитетов. Возможно, их культа стала трудоемкой, но в то же время они были и передовой — анализ стратегов позволил обнаружить обширные арсеналы обычного оружия, наряду с радио- и химическими устройствами, все возможности которых оставались неизвестными.

Я также присутствовал на нескольких совещаниях, которые легион проводил в частном порядке. Сангвиний всегда присутствовал на них вместе со старшими командирами собранных им войск. Его нежелание вступать в бой было поразительным. Он считал это пустой тратой ресурсов и полагал, что Илех можно склонить на свою сторону путем переговоров. Поскольку перспективы такого исхода уменьшались в течении нескольких недель, он приказал подтянуть всю мощь флота легиона и готовиться к атаке, позаботившись о том, чтобы продвижение выглядело не только уверенным, но и демонстративным. Хотя манера переговоров оставалась вежливой, намерения были ясны.

На одной из последних частных встреч перед тем, как мы начали действовать, он мне показался угрюмым. Мы сидели за длинным столом в одном из залов совета «Слезы». Азкаэллон утверждал, что больше ничего не получится решить путь переговоров. Его поддержал знаменитый первый капитан Ралдорон, который активно участвовал на Никее вместе со своим примархом и теперь, казалось, жаждал наверстать упущенное. Он произвел на меня большое впечатление — там, где Азкаэллон был властным и жестоким, Ралдорон выглядел почти… человеком. Я не сомневался, что они оба были абсолютно ужасающими, когда их ничего не сковывало, но сейчас они говори спокойно и производили впечатление таких же отточенных и цивилизованных, как лучшие из обычных послов Терры.

— Я больше не верю в то, что они ведут честные переговоры, — категорично заявил Азкаэллон. — Все, чего они добиваются — это отсрочка, которая дает им время подготовиться.

Ралдорон кивнул.

— Мы протянули им руку. Они знают о нас больше, чем во время первого контакта, и все равно сдерживаются. Ничто не убедит меня в том, что теперь они намерены мирно разрешить это дело.

Сангвиний откинулся на своем троен, выражение его лица было задумчивым.

— Мы уже продемонстрировали на что способны, — произнес он. — Это упрямство. Но я пока не готов сдаваться. Мастер Флота, как обстоят дела с подготовкой пустотных кораблей?

— Развертывание завершено, — ответил Мастер Флота Астиан, еще одна добрая натура в легионе, судя по моему ограниченному опыту. — Мы можем нанести удар по вашему приказу. Орбитальное превосходство будет достигнуто в течении трех дней.

Азкаэллон покачал головой.

— Три дня. — Он поднял глаза на своего примарха. — У них есть тактические данные. Зачем продолжать упорствовать?

— Потому что они верят, что сумеют что-то отыскать, — ответил примарх. — Призрачная удача, или, может, избавление. Они надеются. Они верят. Мы еще не изгнали это из них.

Ралдорон мрачно усмехнулся.

— Мы могли бы это сделать, — сказал он. — Сделать так, чтобы в этом обвинили Нострамцев.

Астиан рассмеялся.

— Или Пожирателей Миров.

— Хватит, — Сангвиний вздохнул, сложил руки под подбородком. Он закрыл глаза, и на мгновение мне показалось, что он совсем от нас удалился. — Я все еще чувствую их сомнения, — сказал он. — Я чувствую раскол между ними, на тех, кто хочет капитулировать, и теми, кто хочет сохранить свою независимость. Любые наши действия, направленные на отстаивание свое позиции, склонят чашу весов в сторону тех, кто верит, что сможет выиграть войну против нас, и я хочу завершить ее, если смогу, без кровопролития.

Азкаэллон выглядел скептически.

— И кто знает? — спросил Сангвиний, снова открыв глаза. — Это их родной мир. Их последний редут. Они могут быть здесь сильнее, чем мы думаем.

— Я подготовил для вас три сценария атаки, повелитель, — начал Ралдорон. — Если мы хотим сохранить большую часть промышленной базы, мы можем выбрать…

— Нет, этого не будет, — мрачно перебил его Сангвиний. — План ясен. Сначала мы потакаем им. Мы представляем правду об их положении честно и без обмана. Им дается время. Им предоставляется любая помощь. Во всяком случае, больше, чем многие из моих братьев одобрили бы. — Затем его взгляд потемнел — я не мог смотреть на него. — Но если случиться, что они продолжат упорствовать, то мой приговор таков. Уничтожение. Ни один из их городов не должен устоять, ни один из воинов не должен остаться в живых. Мы очистим мир, подготовим его к переделке по образу и подобию Единства. Это их выбор, который мы представим им открыто. Приняв его однажды, они не смогут изменить его.