Сангвиний. Великий ангел (ЛП) - Райт Крис - Страница 7

— О твоей сфере деятельности? — спросила она с сомнением.

— Абсолютно.

Я не обманул ее — об этом мне сказала ее ухмылка.

— Тогда следуй за мной, — произнесла она, отталкиваясь от парапета.

Так я узнал, что на Баал Примус существует алкоголь. Он оказался очень сильным — после первой ночи с Эрис я проснулся с ощущением, что мою голову мариновали в кислоте. Многие военные там много выпивали, как местные, так и инопланетные. В этом не было ничего необычного для армейского объекта, но я думал, что в легионах все по-другому.

В каком-то момент во время долгого вечера я увидел, что один из служащих несет большой графин, наполненный рубиново-красной жидкостью. Эрис увидела, что я смотрю на него.

— Даже не думай об этом, — сказала она.

— Почему?

— Это караш.

— И это…?

— Не для тебя.

Следующие два дня пролетели очень быстро, даже несмотря на стук в висках и помутнение зрения. Всякий раз, когда мне удавалось немного поспать, я видел яркие сны. Всегда о нем, окутанном дымкой цвета золота и слоновой кости, его безупречную плоть, безмятежный взгляд. Я пытался заговорить с ним, запинался, выставлял себя дураком, а он все равно оставался, невозможно красивый, терпимый, терпеливый. Глупые сны. Но они были очень яркими, они запоминались мне после пробуждения чаще, чем остальные. Я напомнил себе, что мне всегда снились сны, часто о тех, о ком я писал или исследовал, и именно это сделало меня экспертом-писателем, которым я был. Мне нравилось считать, что это мой великий секрет. Моя особая сила.

Я задавал Эрис много вопросов, и она с радостью все рассказывала. Большинство из тех, кого я встречал, оказались такими же. Крепость была не секретным местом — тут находились люди, выигравшие свой войну, уверенные в своих силах. Многие из них мало что знали о прошлом. Да и зачем? Они родились уже после ужаса, выросли в мире, который стал гордым и успешным.

Мне нравились эти люди. Я слышал рассказы о Волках Фенриса или Пожирателях Миров и считал, что мне повезло, что я не стал их писателем. Эти люди были цивилизованными. Они ценили хорошую еду, хорошее вино. Они занимались искусством, а их архитектура, насколько я заметил, была изысканной.

Но при всем этом, как и предупреждала меня Видера, они были подготовлены к войне и не скрывали этого. Большинство из них имели шрамы. У многих, особенно у самых старых выживших, остались заметны следы радиоактивного отравления. Это давало почву для раздумий.

Этот мир еще не очистили от всего этого? — спросил я Эрис, как раз перед тем, как мне предстояло покинуть ее компанию.

— Нет.

— И Секундус тоже?

— Особенно Секундус. Он закрыт. Они держат его таким, каким он был.

— Зачем?

Она пожала плечами.

— Его невозможно сделать безопасным, — ответила она. — Ты не сможешь убрать все это.

К тому времени я уже больше знал о том, как они все выросли на окраинах этих пустынь, о риске, которому они подвергались, о ненужных смертях, которые накапливались.

— Но это бессмысленно — стоить прислать флот биолигис, и они вычистят последние токсины в течении года.

— И что это будет стоить? Ты бы стер этот мир и заменил его на любой другой.

— Разумно.

— Безумие предпочтительнее стирания.

Я рассмеялся, но она была совершенно серьезна. Тогда я не придал этому значения. Я решил, что она преувеличивает — эти люди не казались сумасшедшими — возможно, чтобы я не расслаблялся.

В любом случае, мои сомнения были мимолетными, потому что многое другое, что я видел, оказалось невероятно захватывающим. Я видел, как аколиты Ауксилии проходили свои испытания в тренировочных дворах. Меня водили на строительные площадки, где из обожжённых песков уже начинали подниматься больше города. Мне показали кустарные мастерские, где доспехи, машины войск и даже лазганы дорабатывались и переделывались в соответствии со спецификациями легиона. Сырье брали из кузниц Механикум, но Девятый не заботило, как выглядит такой материал. Они счищали знаки отличия, накладывали более совершенные знаки и сигиллы. Казалось, что у огромных отрядов рабочих нет другой работы, кроме как украшать то, что им давали, дело было не только в линкорах, эти люди хотели, чтобы они шли на войну в соответствующим виде. Будучи неряхой по жизни, я находил это в равной степени необъяснимым и впечатляющим.

Конечно, уже тогда я начал болеть. Отсутствие полноценного сна стало обыденностью, и я с трудом переносил светлое время суток. Я щурился в знойную даль, наблюдая, как глубокие охристые тени сгорают на суровых равнинах, и чувствовал, как на меня накатывала тошнота. Временами я поднимал руку вверх, наблюдая за дрожью. Они говорили мне, что еда и вода, которым я так наслаждался, были очищены, но я задавался вопросом, насколько они были осторожны.

К тому времени, когда Видера пришла за мной для короткой поездки в сам Баал, я уже начал беспокоиться.

— Ты неважно выглядишь, — сказала она мне, нахмурившись.

— Может просто пустотная простуда, — предположил я, выпив еще пару таблеток противорвотного.

— Уже что-нибудь написал?

Вообще-то, да. В середине холодных ночей, в моей маленькой комнате, я писал о том, что видел и о чем говорил.

— Но у меня еще нет названия.

— Оно всегда в последнюю очередь, не так ли?

— Не всегда. Мне просто нужно подходящее.

Вскоре после этого мы уехали. Все это время она занималась графиками, налаживала контакты, работала над новыми проектами, следила за тем, чтобы ее имя было известно во всех нужных местах. Всякий раз, когда мы встречали сотрудников легиона, они знали и явно уважали ее. Они говорили о делах крестового похода. Они смотрели на меня так, словно из пустыни притащилось что-то жалкое, нуждающееся в дезинфекции.

Мы спускались в самое сердце системы. Я давно знал, что мне никогда не разрешат ступить на вторую луну, но сама планета была почти так же строго оцеплена, на ней не осталось никаких сооружений, кроме знаменитой крепости Аркс Ангелика, одной из действительно великих цитаделей Империума. Чтобы добраться туда, мы взяли хорошо вооруженное судно, на котором служили исключительно слуги легиона и на корпусе которого красовался кроваво-красный крылатый знак Девятого. Во время короткого перехода нас сопровождали космодесантники, молчаливые чудовища, чья броня тихо рычала при каждом угрожающем движении. Я все еще не привык к ауре страха, которую они создавали, даже когда просто стояли на месте. Они носили шлемы, их прекрасные боевые пластины сверкали, а длинные мечи и болтеры были наготове. Я держался от них как можно дальше, с болью осознавая, что столкнуть со многими другими, когда мы достигнем места назначения.

Затем отсек загерметизировался, мы набрали высоту и болтались в пустоте, прежде чем двигатели вдавили нас в наши ремни, и обзорные экраны заполнились новым адом повторного входа. Бросив мимолетный взгляд на планету внизу я увидел еще более мрачный вид, чем на Баал Примус: огромные участки абсолютной непрерывной пустыни, красного, желтого и синего цвета, верхние слои атмосферы мерцали странными огнями, которые были либо погодными станциями, с которыми я никогда раньше не сталкивали, либо чем-то более опасным, оставшихся с плохих старых времени. Даже с такой высоты, пустыня казалась огромной — словно холст, очищенный от деталей.

Я увидел нашу цель как раз перед тем, как пламя при входе в атмосферу скрыло ее из виду. Это был вулкан, или, возможно, два вулкана, смешавшиеся и разросшиеся, гигантская ступенчатая масса потрескавшейся и потемневшей породы, поднимающаяся из изломанных равнин цвета ржавчины. И все же это не мог быть вулкан — он не извергался. Возможно, он потух, или его магматические камеры осушены и закупорены, и осталась только его окостеневшая груда, которую можно отстраивать, переделывать и поднимать выше. Я прищурился, прижавшись лицом к бронестеклу, и увидел, что вокруг кишит строительная техника, ползают землеройные машины, а к парящим стенам поднимаются клубы пыли.