Дыхание Ивента (СИ) - Мантикор Артемис - Страница 33

В двадцать первом секторе.

Так система оповещает юстициаров о появлении на Стене нового Бедствия.

Чтобы каждый юст или даже проходчик, знал, за чью голову он может прямо сейчас получить очень щедрую награду от эпика до легендарки…

Интерлюдия 4. Воля, которая подступила к грани слишком близко

Враги… везде, куда не посмотри — всюду одно только сплошное зло. Оно будто насмехается надо мной своей вездесущностью.

В моменты, когда «накатывает», очень сложно себя контролировать. Внутри будто что-то кипит. Клокочет смесь страха и ярости. Силы, которые хочется… нет, нужно немедленно выплеснуть!

Если рядом нет врага, хочется разбить кулак об стену, что-то сломать, или просто бежать, без остановки как можно дальше. Не важно куда. Да хоть на месте, если иначе никак. Но лучше всего, конечно, спустить пар на врага.

Во время боя нет маятника правильности. Никто внутри не следит за каждым твоим шагом. Никто не напоминает тебе о твоих грехах, совершённых в прошлом. Никаких лиц людей, которых предавал огню за малейшее подозрение в абстрактном «зле».

Сейчас та часть меня, что после перерождения являет собой здравый рассудок — просто в шоке от того, что я творил тогда. Ум не может найти ответ на вопрос как и зачем я это всё делал. Пытки, боже… показательные жестокие казни… суды инквизиции против тех, кто покажется намёком на зло. Зачем я всё это делал? Ради чего?

Сейчас я понимаю, тем самым осколком здравого разума, что больше половины из моих причин и приговоров — были полным бредом. Подумать только, я приказал прикончить мужика, который сшил артефактный ковёр об который я споткнулся… Ещё и потратил на его поиски почти сутки! Здоровый человек ведь никогда до такого даже не додумается.

А ведь я всерьёз считал его проводником зла, как и совершенно безобидный ковёр.

Его перепуганное лицо стоит у меня перед глазами до сих пор.

Невозможно ненавидеть сильнее, чем нынешний я ненавидит себя прошлого.

Я был окружён людьми, старыми товарищами, которые до последнего верили в меня и пытались помочь. Даже когда осознали, что фрагмент ангела превратил меня в Гильгамеша… В безумии я предал всех, кто меня любил. Всех, кто был дорог мне самому. Я предал всех и превратил своё цветущее королевство в вымирающую долину страха.

Собственными руками.

Если бы только был способ стереть проклятую память вместе с лицами преданных товарищей и убитых невинных… Если бы только был способ как-то искупить свой долг…

Где-то рядом слышался низкий, двоящийся рык пантеры.

Он не покидал слух ни на секунду, и с каждым низким, угрожающим рычанием, Рейн всё глубже погружался в себя.

Враг… пожалуйста… мне нужно зло, чтобы я смог с ним сразиться…

Услышав меня, смесь из тумана, чёрного дыма гари и магических пост-эффектов выплюнула навстречу мужчину с пышными усами, всклокоченной бородой и шлемом. Глаза его горели злобой и ненавистью, а одежда была заляпана в крови по пояс…

Враг сделал резкий шаг в сторону, уходя с траектории возможной атаки, и замахнулся длинным двуручным топором.

Рейн активировал рывок прямо в него, на ходу принимая каменную форму и занося колено в подбородок, под шлем. Что-то хрустнуло, да так удачно, что этого хватило, чтобы его прикончить.

Только теперь сердце забилось чаще от страха. Нет, не смерти — смерти Рейн не боялся вообще. Его страх был совсем иным и куда более глубоким. И по-настоящему паническим, неконтролируемым ужасом, от которого в нормальном мире полагалось бы пить крепкие лекарства и наблюдаться у специалиста.

В голове возникла предательская мысль — а что, если перекошенную от злобы харю и выкатившиеся от какой-то наркоты или магии глаза ему нарисовал Гильгамеш?

Что, если он только что убил не злодея, а обычного человека, оказавшегося не в том месте? У него ведь могли быть друзья, любимая девушка. Кто дал ему право судить?

Гильгамеш⁈

Если он сейчас посмотрит в зеркало, кого увидит, Рейна, убившего своровца, или безумного ангелоида, которого он ненавидит до самых глубин души.

Нет, стоп — произнесло трезвое рациональное человеческое «я» здорового человека. Путеводная ниточка между морями вины и страха. Выражение лица фантазия и впрямь могла нарисовать. Рейн смотрел на тело мёртвого врага и не видел в нём больше ни злобы, ни жажды крови. Но он действительно первым замахнулся в живот двуручным топором. Вообще-то от такого умирают.

Рычание.

Голова закружилась, а сердце почему-то забилось ещё чаще. Даже что-то кольнуло в груди, хотя прежде Рейн никогда не жаловался на здоровье. Тем более что через день каждый проходит через её целительные процедуры.

Такой эффект страха и проснувшихся воспоминаний он уже встречал не раз. Впервые — когда взялся за то проклятое копьё в попытке прикончить пересмешника. Уже этого было достаточно, чтобы пробить трещинку для старой памяти. Затем ублюдок Алкост, вернувший ему внушительный кусок воспоминаний и навсегда похоронивший психику…

И дальше каждый раз при встрече мёртвая магия что-то меняла, возвращая Рейну кусочки того, кем он был раньше. Всё то, о чём он молился никогда не вспоминать. Но затем пустота их встретила перед терминалом парадоксов и в локациях ниже, и в двадцать первом, и даже среди летунов!

— Я — это реакция на окружившее тебя зло, Рейн, — прошептал несуществующий Гильгамеш в голове.

— Заткнись. Тебя нет! В моём теле нет ни одного фрагмента от сраного ангелоида!

В ответ на слова, обращённые к самому себе, раздалось рычание чёрного саблезубого тигра с двоящимися очертаниями тела и горящими чёрно-лиловым глазами.

— Так и знал, что это опять какая-то дрянь, — сплюнул страж. — Ну иди сюда, киса.

Если она так бьёт по башке через все ментальные защиты, поставленные в терминалах, то зверушка явно непростая. Интересно, где её хозяин? Здесь сейчас нет бесхозных чудовищ — все чей-то саммон или пет.

Существо не спешило атаковать. Оно присело и пристально смотрело в глаза Рейну, вытягивая наружу все худшие воспоминания прошлой жизни. Всё, за что можно испытывать муки совести. Все вспышки неадекватного поведения, когда Гильгамеш на ровном месте разрушал чью-то жизнь, считая, что борется с окружавшим его и охотившимся за ним злом.

Рейн осторожно наклонился и приподнял секиру мёртвого проходчика. Прежде таким оружием ему сражаться не доводилось, но навыки боя с тяжёлым оружием были.

Существо замерло, продолжая сверлить стража взглядом. Ему разминать лапы было не нужно, когда можно точить когти об разум врага, даже не поднимая их. И Рейн тоже это понял. Тактика выжидания против монстра с ментальными способностями — худшая.

Активировав рывок, он сорвался с места, надеясь зацепить топором бок чудовища, но то оказалось неожиданно проворным. Рейн перелетел чуть дальше, мимо увернувшегося саага, и зверь метнулся в прыжке следом за ним.

Но оказавшись на месте, страж с силой развернулся и на развороте поймал чудовище мощным ударом.

Порождение пустоты отбросило на пол метра. Рейн сменил форму на летуна, взмахнул крыльями, стал камнем и обрушился ногами на голову раненого врага. Но тот вдруг стал чёрно-лиловым пламенем, охватившем стража до самой головы.

Откат рывка отсчитал последние доли секунды, и страж вылетел из ловушки. Потоки ветра легко сумели справиться с магическим пламенем, но Рейну пришлось куда сложнее избавиться от его языков, облизывавших душу и разум.

Мысли о ненависти к себе и чувстве вины, ярмом лежавшие на шее проходчика становились тяжелее и тяжелее. Пустота всегда черпает силу из чужой боли, и если здесь она нашла себе источник в воспоминаниях, то могла работать не хуже сильного мага разума.

Отбросив всё лишнее, Рейн на миг позволил себе отдаться шёпоту, и мир вокруг сразу стал во много раз проще. Никаких лишних эмоций, разве что радость от понимания, что мир становится чище.