Бывшие в падении - Гейл Александра - Страница 15

– Это неприличный разговор, Дияра, – опасливо покосившись в сторону Сусанны.

– Само собой. Ведь этот разговор о неприличных поступках неприличных людей. Но у меня не будет другой возможности сказать тебе правду. Мы же нигде, кроме ресторанов, не видимся. Придется побыть неприличной здесь и сейчас.

Я кинула взгляд на Сусанну и замолкла. В ее глазах не было ни капли сострадания – лишь злое торжество. И тогда я подумала, что хочу, чтобы однажды отец прочувствовал на собственной шкуре, с какой гадюкой связался. Подумала – и испугалась собственных мыслей.

– Дело не в этом, Дияра, а в силе характера. Все решает выбор. Ты тоже была подростком. Но ты это пережила. И почти стала примой балета. Есть люди сильные, а есть слабые. Не нужно стыдиться своей силы…

И это он считал себя сильным? Здоровый и сильный мужчина, сбежавший при первых же сложностях?! По мне, так он жалкий трус.

– Да ты понятия не имеешь, какой силы мой характер и какова моя жизнь! Ты с четырнадцати лет меня видишь раз в полгода. Ты приходишь на эти встречи, чтобы было что рассказать бизнес-партнерам про мои достижения. Я прихожу, чтобы ты помогал Рамилю.

Конечно же, я лукавила, но я не хотела, чтобы отец думал, что до сих пор мне нужен. Ничего подобного он не заслуживал.

– Рамилю нужно научиться ответственности, – сказал мужчина, бросивший свою семью в самое тяжелое время и взваливший медицинские расходы жены на плечи несовершеннолетней дочери.

– Прости, пап, но тогда у меня больше нет причин с тобой общаться. И… да, я взяла у тебя пятьдесят тысяч. Думаю, следует написать расписку или что-то такое.

Я полезла в клатч за ручкой, схватила со стола салфетку.

– Дияра, прекрати эту театральную истерику! – На этот раз он схватил меня за запястье очень и очень жестко. Но остановиться я уже не могла.

– Но разве «театральность» не то единственное, что ты ценишь? Мои актерские способности, мой талант… С каких пор ты недоволен? Я взяла у тебя деньги, чтобы помочь родным. А вот с тобой мы недостаточно близки, чтобы я могла их не возвращать…

– Неужели ты не понимаешь, что таким образом обрекаешь Рамиля и свою мать на амебное существование? Ты выбрала взвалить на себя их расходы – твое право, но так и знай, что этому конца-края не будет, – перебил он меня. – Ты будущая прима-балерина, ты должна научиться принимать подарки, а не чувствовать себя должной за каждую крошку!

– Ты себя слышишь? Мы говорим не о букете цветов! Мама и Рамиль фактически позволили мне осуществить мечту, несмотря на их очень тяжелое положение. Абсолютно справедливо, что теперь эта мечта кормит всю семью… – кроме меня. – Но, знаешь, этот омерзительный обед с тобой и Сусанной тянет тысяч на двадцать пять долга. Так что я, пожалуй, действительно воспользуюсь правом на подарок. А остальное отдам контрамарками или с гастролей. Не на мои спектакли, нет, чтоб повыгоднее. Сегодня в девятнадцать сорок начнется баядерка с Валентиной Хортенко в главной партии, я попрошу у нее пару билетов. Возможно, найдутся места в амфитеатре. Еще тысяч пять-семь набежит…

– Дияра, немедленно успокойся! Я не собираюсь требовать с тебя долг.

– Спасибо, прекрасно, тогда прощай.

С этими словами я поднялась со стула и подхватила одолженный клатч. Подумать только, я ведь для этого обеда наряжалась! Надеялась, что, если приду вся скромная, кроткая и красивая, отец согласится помочь собственному сыну. Просто удивительно, сколько во мне до сих пор незаслуженной веры в этого человека.

– Ты не можешь вот так взять и уйти! – рявкнул отец так, что на нас начали поглядывать.

– Ты подал мне прекрасный пример того, что уйти можно всегда и в любой ситуации. Это просто выбор, – пожала я плечами.

Развернулась, направилась к выходу. И тогда впервые услышала голос Сусанны:

– Удивительно, Ильшат, что у такого замечательного человека, как ты, могут быть такие отвратительные дети.

У меня из глаз брызнули слезы. Потому что она была права: мне от самой себя было мерзко.

45 – 07.2020

В раздевалке царило небывалое оживление.

– Ну, кто сегодня рискнул позавтракать? – шутили девчонки, облачаясь в миллион и одну одежку для разогрева.

Задеть меня цели у них не было, и я выдохнула с облегчением. Так-то пусть треплются. После провала двухлетней давности вчерашний досадный инцидент даже унижением назвать сложно. Пришлось отрастить шкуру носорога – иначе бы я не выжила.

– Я думала, преувеличивают, когда говорят, что Кифер обращается с танцовщиками по-скотски.

– Зато он эффективен.

– Чем эффективен? Тем, что заставляет блевать?

– До этого он работал в Питере… – заговорили девчонки.

У меня остановилось сердце. Я застыла с одной надетой штаниной комбинезона и прислушалась. Конец или нет?

Я понимала, что однажды правда вскроется. Кто-нибудь прогуглит Кифера дальше «Википедии», почитает про злосчастную «Эсмеральду», заинтересуется тем случаем и обязательно докопается до правды.

Театр пытался скрыть мое имя, опасаясь, что я не выкарабкаюсь и тогда им будет уже никак не отмыться. Им очень повезло, что все, чего я хотела, – свалить из Питера, причем как можно быстрее, иначе СМИ бы их на куски порвали. Тема расстройств пищевого поведения в балетных школах и далее поднимается ими регулярно. А тут – бинго! – дирекция театра, балетмейстер, хореограф и все танцовщики были в курсе запущенного случая анорексии у первой солистки и ничего не предпринимали. Ну, кроме назначения психотерапевта, задачей которого было не вылечить меня, а заставить работать как машина и дальше. Они платили – они заказывали музыку. И меня это тоже устраивало: врач мне не мешал скатываться в проблемы все глубже и глубже.

Отправив меня в клинику, театр сделал единственное доброе дело. И громкое заявление о том, что расходы на лечение «девушки» будут покрыты из их кармана. Они солгали. Они оплатили только пятьдесят процентов. Остальное дал отец, после чего окончательно забыл о нашем с Рамилем существовании.

Когда я устраивалась в труппу, Мерхеев тактично намекнул, что будет лучше, если никто не будет знать об этой истории. Не до фанатизма, но по возможности. Ну, никто и не знал. Что я когда-то танцевала, как богиня, игнорируя пищу, как та же богиня, а потом чуть не померла под вспышками фотоаппаратов, запоров премьеру века. Как и то, что мужчина, забравший мое сердце, – ублюдок, приехавший со мной поквитаться.

– Там одна девчонка с ним трахалась. – Я с силой зажмурилась. – И – вуаля – теперь она прима. Как же ее зовут, имя вылетело из головы…

– Лебковская, – словно со стороны услышала я свой ровный голос.

– Ага, точно, – щелкнула она пальцами.

Я наконец сунула вторую ногу в комбинезон, с трудом удерживаясь от смеха. Боялась, что меня раскроют? Вот ведь наивная дура.

Таких неудачниц, как ты, Дияра, все и всегда стараются побыстрее забыть, стереть, вычеркнуть. Ты – ноль. Ты – ничто. Ты – родилась полтора года назад, в труппе Рената Мерхеева. До этого дня тебя просто не существовало. И так даже лучше. Если тебя нет, никто не помнит, что ты наделала. Ну почему Киферу этого недостаточно, чтобы принять мое наказание как свершившийся факт и убраться восвояси?

Я сунула голову в горловину кофты, а вынырнув, наткнулась на озадаченный взгляд Светы. Неужели она заметила мою заминку с переодеванием? Да ну, даже если так, ей ни за что не составить такую длинную цепочку.

Они с Эви знали лишь то, что у меня анорексия, из-за этого какой-то питерский козел меня кинул. Я не уточняла, что кинул он меня потому, что я сорвала этому козлу спектакль, что он, вообще-то, ни разу не питерец и вообще все настолько сложно, что впору выть на Луну.

– Идешь? – невозмутимо спросила я Свету, как будто подумала, что ее взгляд мог относиться к этому.

В любой непонятной ситуации – игнорируй. Вот мое новое кредо.

– Ага, – ожидаемо отреагировала соседка. – Эви?