Повешенный (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 40
- Предыдущая
- 40/54
- Следующая
— Начальник тюрьмы не вправе вмешиваться в дела церковные. Обыск возможен только с приказа Императора или главы Синода.
— Ваше Высокопреподобие, сейчас не до соблюдения формальностей, опасные преступники сбежали! И как верный подданный Его Императорского Величества, вы обязаны проявить содействие в их поимке.
— Я и не отказываю, просто пытаюсь сохранить ваше время. Но, так понимаю, моего честного слова будет вам недостаточно?
— Да, поймите же, Ваше Высокопреподобие, не в этом дело! — взвыл капитан, загнанный в угол — У меня есть приказ, я должен его выполнить. А вы ведь можете и не знать, что преступники скрываются здесь. Вдруг у них тут есть сообщник, который их прячет?
— Вы в своем уме⁈ — оскорбился архимандрит — Это у вас в крепости может твориться, Бог знает что, а в вверенном мне монастыре такого просто быть не может! Впрочем, капитан, как пожелаете, я не стану чинить вам препятствий…
Настоятель взял колокольчик и позвонил в него, вызывая служку. В дверь тут же заглянул молоденький инок
— Найди благочинного, передай ему, чтобы пришел ко мне. И келаря потом позови.
Вот же…! Курдюмов чуть не выругался, поскольку хорошо знал благочинного этого монастыря — отца Леонтия. Нудный старикашка мог кого угодно довести до белого каления. Когда он приезжал с проверкой в их храм Иоанна Предтечи, в гарнизоне крепости воцарялось уныние — придиркам зануды не было конца.
—…Отец Леонтий — настоятель уважительно обратился к пришедшему минут через пять седому священнику — только вы с вашим исключительным тщанием можете посодействовать господину капитану. Вы уж вместе решите, в каком порядке вам проводить обыск, но начать прошу с моих личных покоев, чтобы капитан лично убедился, что я там никого не прячу под кроватью.
— Ваше Высокопреподобие, ну зачем вы так… — поморщился Курдюмов.
— Только так, раз мое слово ничего для вас не значит, господин капитан. Идите, не тратьте попусту время, свое и мое. Монастырь у нас большой, за один час все не осмотрите. Дай Бог, если к обеду управитесь.
При этих словах настоятеля благочинный удивленно приподнял бровь, но промолчал. Вообще-то, они могли бы управиться с обыском гораздо быстрее. Но раз архимандрит Нектарий сказал до обеда, значит, так тому и быть…
— Пойдем, сын мой — проскрипел отец Леонтий — не будем отвлекать Его Высокопреподобие от важных дел.
Курдюмову оставалось лишь покорно последовать за вредным стариком. И он уже не видел, как вслед за ними в кабинет настоятеля зашел другой монах.
— Серафим, помнится ты собирался по делам в Свято-Успенский монастырь? Отправляйся в Старую Ладогу прямо сейчас, не откладывая. И передай игуменье Феофании, что у нас проводят обыск, разыскивая беглых из Шлисской тюрьмы. Значит, и к ним могут пожаловать…
…Курдюмов возвращался к городской пристани злой, как черт. Из монастыря их отряд ушел, не солоно хлебавши. Столько времени потрачено на обыск, и все зазря. Четыре часа псу под хвост! Проклятый Леонтий словно издевался над ними, не спеша предъявляя к досмотру все новые и новые помещения. Особенно те, в которых даже и кошке спрятаться негде. Сколько бы за это время они могли осмотреть домов! Да, и в соседних доках помощь двум другим отрядам их гарнизона тоже не помешала бы.
Из-за сарая, воровато оглядываясь, вышмыгнул низенький, рябой мужичок неопределенного возраста, в драном зипуне, подпоясанном простой веревкой. Подскочил к капитану, сдернул с головы треух и мелко зачастил скороговоркой
— Ваше благородие, господин капитан! Были вчера в монастыре чужаки, вот ей богу не вру, сам видел! — он быстро перекрестился и снова оглянулся по сторонам, не слышит ли кто его — Кто такие не ведаю, но как свечерело, пришли сюда со стороны монастыря четверо. Таились, как тати во тьме, и все молчком, молчком. Потом быстро сели в лодку и отплыли к Волхову.
— Так их кто-то ждал?
— Знамо дело, ждали! Но кто такие, рассмотреть не смог, зазря врать не буду. Причалили к пристани уже по темноте, да почти сразу потом и отчалили.
— Так может, эти четверо вовсе и не из монастыря пришли?
— Откуда ж еще? — удивился мужик — чай, эта дорога только в монастырь и ведет, а посад у нас в другой стороне.
— А чего так трясешься? — недоверчиво прищурился Курдюмов
— Так это… от страха. Кто ж супротив монахов не забоится слова сказать? Вы бы уж того… подкинули мне денюжку хоть малую, а, ваше благородие? — мужичонка заискивающе заглянул в глаза капитану, протягивая к нему грязную мозолистую ладонь, сложенную горстью.
Курдюмов брезгливо поморщился, но пару мелких монет доносчику в ладонь бросил. Не дашь — так в следующий раз этот холоп из одной вредности промолчит. Мужик низко поклонился и тут же скрылся за сараем, словно его и не было вовсе. Капитан задумчиво оглянулся на белоснежные стены монастыря.
Как там архимандрит сказал: «такого быть не может»? Выходит, может… Другой вопрос — с ведома ли настоятеля там скрывали беглецов? Но в любом случае, теперь уже ничего не докажешь, а вот майору Турубанову о сем точно доложить следует…
…Проснувшись по утру в своем кабинете Александровского дворца, Николай рассеянно уставился в окно, за которым уже рассвело. Вспомнил про наводнение, обрушившееся на Петрополь, и настроение его тут же испортилось. Он поднялся, сбрасывая в сторону шинель, которой укрывался ночью, накинул на плечи военный мундир без эполет. Николай любил спартанскую жизнь, спал на походной постели с тюфяком из соломы, не знал ни халатов, ни ночных туфель. При этом он был щепетильно чистоплотен и менял белье всякий раз, как переодевался. Единственная роскошь, которую он себе позволял, были шелковые носки, к которым привык с детства.
Подойдя к окну, император долго вглядывался в голые кроны деревьев царскосельского парка, окружавшего дворец, и огромные лужи, застоявшиеся на полянах после дождя, шедшего трое суток почти без остановки. Потом, вздохнув, вернулся к столу и вызвал звонком дежурного флигель-адъютанта. Выслушав его короткий доклад о том, что ночь во дворце прошла без происшествий, велел подать чай в кабинет и принести все донесения, скопившиеся к утру. Поинтересовался, не было ли фельдъегеря по особым поручениям из Шлисса? Получив от офицера отрицательный ответ, приказал сообщить немедленно, как только тот появится.
Приведя себя в порядок, Николай уселся за рабочий стол и принялся пересматривать принесенные документы. С каждым донесением лицо его становилось все более хмурым. То, что творилось в Петрополе и окрестностях столицы, иначе, как полной катастрофой назвать было нельзя. Особенно неутешительные новости пришли от главного командира порта и военного губернатора Кронштадта вице-адмирала Моллера
«…С прискорбием доношу Ваше Императорское Величество о горестных последствиях во время бывшей 10 числа сего апреля бури, каковой по летописям Кронштадта никогда не бывало. Вода возвысилась выше ординарной на 11 ½ футов, а ветром и волнением истреблены все деревянные гаванные крепости и снесены с пушками и якорями, на них бывшими. Остались только полуразрушенные два деревянные бастиона и в таком же виде половина бастиона. Каменные гаванные крепостные строения уцелели, хотя на них местами каменные же брустверы сброшены и некоторые пушки опрокинуты. Корабли, фрегаты и прочие суда в гаванях брошены на мель и многие из них нет надежды спасти…»
Николай отбросил в сторону донесение и прикрыл глаза. Нанесенный наводнением ущерб еще только предстоит подсчитать, но уже понятно, что восстанавливать урон придется не один год. Господи, ну за что ему все это…! Чем он прогневил небеса⁈ Почему все бедствия обрушились именно сейчас, когда он только взошел на трон? Неужели это божественная кара за то, что вся их семья недостаточно набожная? Ведь православие все они воспринимали больше, как обрядность, Евангелие читали на французском языке и искренне считали, что церковнославянский язык доступен только духовенству, а потому не стоит в него вникать.
- Предыдущая
- 40/54
- Следующая