Утраченный идеал - Дункан Дэйв - Страница 35
- Предыдущая
- 35/111
- Следующая
Таша грациозно опустилась на колени. Софья наградила царевича холодным взглядом – тот ответил гнусным оскалом. В присутствии посторонних он встал бы перед ней на колени, но наедине всячески демонстрировал свою независимость. Почти всю зиму Федор провел вместе с отцом, участвуя во всех его злодеяниях, включая и налет на Сузден.
– Встань! – проворчал он. – О чем шла речь? Таша поднялась.
– Ваше высочество, мой брат принял предложенную мне руку и...
Царевич подался к ней.
– Кто?
Не ответить было невозможно, но Таша смотрела на него с таким негодованием, что у Софьи сжалось сердце.
– Василий Григорьевич Овцын. Но ваш отец еще...
– Овцын? Овцын? – Звук его раскатистого смеха заглушил даже звон колокола. – Этот изменник? – Он покачал головой и бросил взгляд на Софью. – Иди. Он ждет. – Федор повернулся к Таше и осклабился: – Что ж, ты уже вполне созрела. Вон вымя какое отрастила. – И, бросив взгляд на мачеху, добавил: – Иди, матушка! Он ждет.
Царь Игорь правил Скиррией тридцать три года, пережив двух жен и четырех детей. Третья жена отправилась в ссылку, обвиненная в грехе бесплодия. Четвертую, также оказавшуюся не в состоянии продлить царский род, ждала, похоже, столь же незавидная участь.
Игорь был плотный, массивный мужчина, с толстым торчащим носом и длинной неопрятной бородой, в которой мелькали и серебряные нити, и – нередко – паутинки слюны. Неуклюжий и неповоротливый, он казался апатичным, но это впечатление рассеивалось его живыми, бегающими глазками. Царь мог часами неподвижно и молчаливо сидеть ссутулившись, на троне и пристально, как стервятник, наблюдать за присутствующими. Он редко носил оружие, прежде почитая полагаться на кнут из плетеной бычьей кожи, одного дара которым хватало, чтобы сбить противника с ног или раскроить ему лицо.
Согнувшись более обычного, Софья вошла в спальню своего царственного супруга. Игорь стоял прямо перед ней, когда рядом раздался рев и что-то прыгнуло на нее. Царица в ужасе вскрикнула и прижалась к стене.
– Лежать, Яков! Лежать! – приказал Игорь, хватая цепь и одновременно охаживая рвущегося с нее пса кнутом.
Силы человека и чудовища были примерно равны: мелькали зубы и клыки, сапоги и когтистые лапы топтали расстеленные на полу медвежьи шкуры, проклятия и рык смешивались в нечто ужасное. И лишь когда из-под темной шкуры проступила кровь, громадная псина жалобно взвыла и, перекатившись на спину, подчинилась хозяину.
Дрожа от ужаса, Софья выпрямилась и посмотрела на лежащее на полу чудовище. Игорь славился пристрастием к таким страшилищам, но ничего подобного ей видеть еще не приходилось.
– Так-то лучше! – Царь ослабил цепь и потянулся к псу левой рукой, держа, однако, наготове кнут. Жалобно скуля, собака перевернулась на брюхо и, приподняв жуткую голову, облизала пальцы своего повелителя. – Хорошо, хорошо! Молодец!
Игорь потрепал животное по холке. Довольно урча, пес ткнулся носом в хозяйские сапоги и завилял хвостом.
– Тебе нравится?
– Он великолепен, ваше величество, и вполне достоин вас. – Сердце все еще бешено колотилось в груди царицы, – Наверное, съедает волка на закуску.
Царь улыбнулся, но от его улыбок никогда не становись легче.
– А знаешь, почему я люблю своих малышей?
– Потому что они смелые и защищают вас, господин? ~~ Потому что я могу им доверять! – Глаза царя торжествующе блеснули. – У меня много врагов. Сотни и сотни. Все они плетут заговоры, злоумышляют... Я никому не могу доверять – только им, моим собачкам. Я бью их и морю голодом, но они все равно любят меня. Даже этот, Ов Видела, как ему досталось? А теперь посмотри! Лижет мне руку. Люди не могут так любить. Стоит мне сказать одно слово, и он разорвет тебя на куски. Веришь?
– Да, ваше величество.
– Он разорвет любого. – Царь вздрогнул. – Сколько изменников! Ведьмы, колдуны, отравители! Они убрали Людмилу, мою возлюбленную. А я так ее любил!
– Да, господин.
Софья вздохнула, готовясь встретить еще один приступ безумия.
– И Аврамию убили. Мою розочку. И Меланью... Где мой наследник? Алексей... – Его глаза потемнели. – Ну?
Опомнившись, царица поспешно опустилась на колени и осторожно коснулась лицом косматой шкуры. Оскалившаяся морда пса была совсем близко. Во взгляде чудовища ощущалось нечто неестественное. Собака принюхалась, но не издала ни звука.
– Добро пожаловать домой, ваше величество.
Царь хмыкнул и, наклонившись, погладил пса, зализывавшего свои раны.
– Ладно, подымись!
Софья встала. Муж даже не поцеловал ее.
– Закрой дверь.
Все еще дрожа, она повиновалась. Федор, наверное, все слышал. Вероятно, Игорь подстроил нападение собаки так, чтобы потом посмеяться над случившимся вместе с сыном.
– Ничего? – Он перевел взгляд на ее живот.
– Увы. Я так хочу родить ребенка вашему величеству. Царицы для того и нужны. Материнство – это еще и защита.
– Почему Федор смеялся?
– Моя сестра... она сказала, что вышла бы замуж за Василия Овцына, господин.
Его лицо полыхнуло гневом.
– Они еще смеют!..
– Уверена, Дмитрий не имел в виду ничего дурного! Если вам это не нравится, то еще не поздно...
– Пока не поздно. За мной!
Сняв с крюка цепь, царь шагнул к двери. Пес последовал за хозяином.
Не быть вторым. Так всегда говорила своему сыну царевна Екатерина, а она постигла эту мудрость на собственном опыте, всю жизнь будучи либо первой, либо второй. Отпрыски ее брата рождались, болели и умирали у нее на глазах. Стоящему первым приходится лишь унижаться и повиноваться, а вот следующего за ним постоянно поддерживают в злом умысле как против царя, так и против царевича. Дважды болезни детей вызывали обвинения в колдовстве, грозившие самыми серьезными последствиями. Невиновность была слабой защитой, потому что Игорю повсюду мерещились заговоры.
От матери Дмитрий унаследовал отвращение к политике, занятию кровавому, особенно в Скиррии. У него была жена, он ждал сына, а все прочее считал глупостью. Ему исполнилось шестнадцать, когда умерли родители (поговаривали, что не обошлось без колдовства), оставив на попечении юноши сестер. Немало сил уходило и на защиту семейных земель от хищных соседей и родственников, из которых самым жадным был Игорь. Последнюю дюжину лет Дмитрий стоял вторым к трону, вслед за царевичем Федором. Больше всего он хотел бы избавиться от такой незавидной чести, отказаться от тягостного родства и вести спокойную жизнь помещика, мужа и отца. И еще Дмитрий мечтал о том, чтобы его сестра, царица, начала наконец Рожать здоровых сыновей, обезопасив тем самым и себя, и его.
- Предыдущая
- 35/111
- Следующая