Соло Белой вороны (СИ) - Некрасова Екатерина - Страница 5

— А вот интересно, — сказал Эдик — задумчиво. — Поезд уцелел, люди не погибли… Вот интересно — от этого еще что-нибудь в истории изменилось или нет?

…Он догадался первым — но тогда мы этого еще не поняли.

(…А я не Пикачу, чтобы со мной на плечах прыгать под какую-нибудь «Би-2». И не Рогволд, чтобы слать мне на мобилку эсэмэски «Privet solnichko» (своими глазами видела). И Эдик меня не любит. И так ему и надо, если я все напишу с настоящими именами.

Имена-то потом исправлю. Ладно уж. Все равно никто не поверит. Дописать бы…

Ладно. Сказано вам — фантастический рассказ.)

…Был конец октября. Воскресенье. Синий «опель» бибикнул мне возле площади Восстания.

— Типа у нас проблема, — с кривой усмешкой сказал Эдик, распахнув передо мной дверцу.

…В этот раз Пикачу не позвала нас с собой. Она уехала одна — на электричке, обрадовав ближайших знакомых электронными письмами. В случайно прочитанном онлайн-интервью с каким-то экстрасенсом она наткнулась на фразу о, видите ли, «закрытии» самой знаменитой паранормальной зоны России. Дышите глубже, граждане, — ДОБРОЙ зоны, места чудесных исцелений и вещих снов — где, если верить церковникам, чуть ли не святые являлись побеседовать с избранными…

Я сама уронила клавиатуру, прочитав эту статью.

…Торчала трава — мертвая уже, переломанная дождями, желто-зеленая. Над травой торчала голова — флюоресцентно рыжая, позавидует любой апельсин. Пикачу перекрасила волосы.

— Они все врут, — заявила она, увидев нас. — Не может быть, чтобы это… Из-за того, что один дурак под поезд бросился… и история перевернулась, да? Было плохо — стало хорошо… Что, доброе дело сделал, да? — выкрикивала она, колотя кулаками по мокрой траве — летели брызги. — Поезд спас с углем! Ненавижу!

— Да, — сказал Эдик, беря ее подмышки — поднимая. — Типа думаешь, истории много надо? Скажи спасибо, что нас не задело… Вставай, пошли отсюда.

У нее были мокрые джинсы. И грязные — особенно на заду. Она поджимала ноги, норовя плюхнуться обратно. Трава хрустела, сминаясь.

— Он тогда гов…рил — разор…вать цепь, — бормотала Пикачу, заикаясь от слез. — Он разорвал, что ли, получается? И чего?!

— Он еще говорил — типа молиться тут надо, — сказал Эдик — непонятно, с насмешкой или нет. — Как в храме. А что? — вопросил он, ставя-таки ее на ноги — преодолев сопротивление. И вдруг крикнул: — Внимание, молитва! Хочу, чтобы у нас с Рогволдом был общий ребенок!

И сам, по-моему, смутился. Надо же — такое брякнуть… Странные шутки бывают у некоторых людей.

— Шуточки! — вырываясь, со слезами выкрикнула Пикачу. — Дураки!

(Зачем он это ляпнул? Просто. От балды. Просто…

Кому бы в голову пришло?!..

…При том, что у него вообще-то уже есть дочка — от какой-то знакомой, на которой он никогда не был женат. Вроде даже жила эта дочка какое-то время с его родителями — пока мать не забрала… Рогволд, сидящий на полу, обнимая маленькую девочку в несоразмерно больших джинсах — был у Пикачу такой кадр.

Бросив ручку, снова выскочила на кухню. Хлебнула из-под крана; горели уши. Мало того не поверят — засмеют! Ой-й-й… Взялась за голову.

Ну и плевать.)

…плач.

То есть сначала мы не поняли, плачет это младенец или коты дерутся; переглянулись — одинаково круглыми глазами.

— Кошка, — неуверенно предположил Эдик.

— Откуда здесь кошки?

То есть теоретически кошкам, конечно, было откуда взяться — из деревни Устье; хотя говорили же, что животные этого луга избегают… Да и ребенку было, если уж на то пошло, — бросить младенца в ЭТОМ поле, где люди появляются раз в полгода и то короткими перебежками, в чем-то даже надежней, чем закапывать его в мусорный бак…

По-моему, больше всего Эдику хотелось дать деру. Но он все-таки двинулся на голос — шел, будто по минному полю. Бомбу искать с таким выражением лица.

И мы нашли. Он лежал прямо на земле. Голенький. Пацан. Не так чтобы совсем новорожденный, но явно близко к тому — пупок незаросший… И он орал — еще бы. Я бы на его месте тоже заорала. Октябрь все-таки.

…Круглое, красное, сморщенное плачем личико. Беззубый рот. Правда, были волосы — даже довольно густые. Светлые. Видимо, он был из тех детей, что рождаются с волосами.

Патетичность момента испортила я. Я спросила:

— Ну и что? Это что, зона действует? Или как?

И тут Пикачу, видать, опомнилась — и завизжала так, что заглушила младенца…»

ЭПИЛОГ

— Я проверяла, — сказала Юка. — В сети, в библиотеках… об этом месте теперь исключительно положительная информация. Родники с целебной водой… чуть ли не целебные травки. А того, что мы тогда читали… нету того. Нигде. Те же сайты… — передернула плечами, — а статьи — другие…

Эдик молчал.

— Гуи! — кричал мальчишка в бирюзовом комбинезончике, барахтаясь в коляске — тянул ручонки в варежках к бродящим по двору голубям. — Гуи! Гуи!

— Мы сошли с ума? — спросила она.

Эдик сунул руки в карманы синей куртки. Смотрел — сверху вниз.

— Нет, — сказал он. Чуть усмехнулся — пролегли ямочки на небритых щеках. — Мы, по-моему, единственные, кто помнит… Это называется — влияние на историю, — он вдруг болезненно оскалился. — Говорили дуракам — не лезь… — И — отвернувшись, в сторону: — Если бы ты знала, как я рад, что эта фигня схлопнулась. Вроде я ей и обязан, типа, — а все равно…

«Не факт», — хотела сказать Юка, но смолчала. Чего там «не факт», еще какой факт… Сколько бились всей компанией, в порядке эксперимента загадывая все, что приходило в голову; сколько экстрасенсов с рамками сновало по пресловутому лугу, какие сокрушенные статьи появлялись в газетах…

Потрескивал лед под ногами; седая и пушистая в инее, искрилась трава на газонах. Рогволд с коляской чувствовал себя, по-видимому, полным идиотом — но терпел.

Вот так встречаются люди, которых не связывало ничего, кроме общих неприятностей, — им больше нечего сказать друг другу.

Она шагнула; перед коляской присела на корточки.

— Здравствуй, Ромочка.

Мальчишка серьезно смотрел раскосыми, продолговатыми, как зерна, глазами — голубыми. Из-под козырька синей шапочки торчала прядь светлых волос.

Юка подняла голову. И — Эдику:

— На тебя совсем не похож.

Он не был похож на Эдика. Ни на дочь Эдика — кареглазую куколку с плотным облаком темных кудряшек. «Лидочка, а тебе Ромик кто?» — «Б’ат.»

— Ну и пусть, — заявил Эдик, подхватывая сына из коляски — на руки. — Все равно красивый будет. Да, Ромка? (Теперь мальчишка оглядывался на Юку, прижатый к отцовскому плечу. Даже ресницы у них с Рогволдом были одинаковые — черные, стрелками…) Типа кто про желания трепал, а кому типа развлекуха…

Она нервно засмеялась; поднялась. Бедная, маленькая, третья лишняя Юка…

Глядя под ноги — на асфальт — вспоминала.

…Анализ ДНК им сделали в каком-то НИИ — по блату, за казенный счет. Для чего Эдику пришлось долго врать знакомому научнику (Юка в жизни бы не подумала, что у него могут найтись знакомые научники). Результат анализа оказался диким: ребенок общий. Сочетание вот этого набора генов вот с этим. Но главный прикол еще не в этом…

(Юка потерла лоб. Мысленно — в воображаемом тексте — вставила перед «еще» «оказался».

Придется перейти на научные термины — ничего не поделаешь.)

…оказался еще не в этом. Кроме ДНК, находящихся в хромосомах, у человека есть так называемые митохондрические ДНК. Они рассеяны в цитоплазме клеток и наследуются всегда от матери — только от матери. А у Ромки (к тому времени у него уже было имя) и этот набор генов оказался сборным — из тех же двух.

Матери у него не было. Если судить по анализам. Одно слово — Роман.

Знакомый научник клял изношенное оборудование и недостаток госфинансирования. «Рюриковичи мы», — смеялся Эдик, показывая Юке ветвистые, как генеалогические древа, схемы подкидышева генотипа. «Господи, — брякнула Юка. — А если из него монстр какой-нибудь вырастет?» «Монстра — убью, — ответил Эдик. Спокойно. И, помедлив, снова усмехнулся. — Но пока по всем данным это типа совершенно нормальный ребенок.»