Демоны Вебера (СИ) - Кучеренко Денис - Страница 35

— Сынок, вся моя жизнь — это противостояние судьбе. И пускай погаснет солнце, если я не в шаге от конца этого кошмара! — он сделал драматическую паузу, пустым взглядом пробурив вентиляционное окошко, сквозь которое иногда пробивались одинокие солнечные зайчики. — Хорошо, раз уж мы тут друг другу душу изливаем, то и я расскажу тебе одну историю. Историю с весьма прозаичной, но оттого не менее актуальной моралью, — на секунду умолкнув, Вебер задумался о чем-то крайне туманном и далеком, продолжив нехотя, с трудом подбирая слова:

— Начало эта байка берет в старой части федерации, в республике Танголла. Славный солнечный край, полный сельскохозяйственных угодий, но лишенный долгосрочных перспектив. В тихом затхлом захолустье, в небольшой семье родился мальчик, назовем его Нил. Нил де Голль. В той убогой деревушке откуда Нил родом, не было ни школы, ни даже толковой роботы, если конечно не считать за таковую работу в поле. Но мальчик не хотел закончить жизнь бедным убогим фермером, и он нашел один выход, возможность выбиться в люди — военная служба. Армия Равии не только способ получить бесплатное образование, но и какая-никакая карьерная лестница. Едва дождавшись пятнадцатилетия, де Голль оставил отчий дом и отправился отдавать долг родине. Как жаль, что он тогда не знал насколько велика была его задолженность…

Шел славный 903 лунный год, запомнившийся большей части Равии как год отличного виноградного урожая, что не могло не сказаться на изготовлении уже не столь отличного, но все же довольно крепкого алкоголя, который впоследствии можно будет встретить практически в любом питейном заведении еще не менее двух десятков лет спустя.

Молодому, но крайне амбициозному Нилу, пребывающему по долгу службы на юге у дальних границ федерации, этот год запомнился по совсем другим причинам. Тропический ад в который он угодил сильно выделялся на фоне всего что юному де Голлю доводилось видеть в своей жизни. Даже изнурительный учебный лагерь, что неспешно, с особым садистским удовольствием пережевывал новоприбывших курсантов, не шел ни в какое сравнение с местами его нынешнего пребывания.

Говорят: «Тяжело в учении — легко в бою», — к сожалению, к третьему месяцу пребывания в Као эта избитая истина казалась юноше насмешкой. Самопровозглашенная республика встретила уставшего от непомерно длительной дороги Нила невыносимой духотой и фантастически высокой влажностью. Солнце практически никогда не проглядывало из-за облаков, но его непрямые лучи все равно умудрялись доводить солдат до бессильного бешенства. На улице все время парило, каждый сантиметр кожи покрывался чередой мелких капелек пота и испарины. В помещениях же не имело смысла прятаться, поскольку там попросту не было чем дышать.

Высокая влажность не лучшим образом сказывалась на хранении припасов. Постоянно что-то портилось и начинало преступно гадко вонять, привлекая мошкару. Вышестоящее начальство не придумало ничего лучше, чем сжигать все накапливающиеся отходы на регулярной основе, благодаря чему каждое утро вблизи казарм стоял трудновыносимый смрад горящего мусора. Периодически запах становился настолько отвратным, что сослуживцы полушутя выдвигали свои версии о сжигаемых на кострах трупах. Самое страшное, никто не знал куда девались трупы на самом деле.

Наибольшим откровением для Нила стало обилие мертвых тел что проходило через лагерь: пять-шесть мертвецов в неделю считалось здесь нормой. Как он сразу заприметил, не смотря на всю свою отвратность, юг был тихим местом, здесь не устраивали крупномасштабные баталии, не проводили осады. Как правило все заканчивалось бесшумной резней. И трупы продолжали поступать: большие, маленькие, вонючие, и еще более вонючие. Иногда было сложно сказать от кого воняло больше, от немытых потных дневальных, или от уже разлагающихся тел.

Лишь спустя месяц с момента своего прибытия де Голль более-менее прояснил для себя что их отряд вообще тут делает. Начальство всегда было скупо на комментарии, и все чего от них можно было дождаться так это донельзя формальные приказания, поступающие ежедневно по телеграфу. Короткие сообщения обычно информировали о необходимости передислокации, потребности в очередном складе, отстойнике или еще чего в этом духе. Вполне возможно, что к приказам таки шли какие-никакие пояснения, но, видимо, их прапорщик не считал нужным делится такими мелочами со своими подчиненными.

От более опытных сослуживцев Нил смог разузнать чего ради тут все это устроили. Группа местных экстремистов (крайне недружелюбных по отношению к нынешней власти) провозгласила часть территорий федерации независимой республикой, требуя суверенитета и соответствующего уважения, во всяком случае такова была официальная повестка. О реальных причинах экспансии тропического пекла оставалось только догадываться. Что неудивительно, руководство Равии щедро обеспечило Као всем требуемым уважением, пять батальонов чистейшего уважения, если быть точным.

Сложно было сказать против кого именно они все воевали, и воевали ли вообще, — пребывание в Као больше походило на выживание и борьбу за целостность своего тела. Те курсанты которым посчастливилось провести здесь около полугода объяснили Нилу как можно легко вычислить матерого солдата, прозябающего здесь уже давно: легче всего это было сделать по наличию обильно разросшегося плотоядного грибка на стопах, помимо этого, неплохим показателем также служила постоянная апатия, — пробывшие здесь слишком долго солдаты более не отмахивались от насекомых, не протирали ежесекундно лоб от пота, даже не закрывали нос от тошнотворного запаха по утрам. А запах, между тем, становился все более невыносимым. В целом, не возненавидеть новообразованную республику новоприбывшим было просто невозможно.

Прибыв в Као в составе санитарного корпуса, Нил был приставлен помощником к врачу части, прочно обосновавшемуся в пределах лагеря. Де Голль всем сердцем был благодарен что ему не приходилось осуществлять вылазок во враждебные тропики, но в то же время проклинал судьбу за необходимость целыми днями заниматься болячками солдат.

Врач, будучи непосредственным начальником Нила, практически всегда отсутствовал, и парню приходилось неумело врачевать недуги нескончаемого потока бойцов своими силами, не отрывая глаз от многочисленных медицинских трактатов (благо они хотя бы были). Сыпи, подкожные паразиты, аллергические раздражения, незаживающие ранения — таково было поле боя разрывающегося на части Нила.

Малоопытность новоиспеченного санитара едва ли кого волновала. Пускай коллеги де Голля и помогали ему по мере возможности, у них определенно не было времени на полноценное обучение парня. Скудных медицинских знаний что юноша получил в учебном лагере только и хватало что на оказание первой медицинской помощи да ассистирования более опытным врачевателям.

Конечно больным не очень нравилось, когда их лечащий врач в наглую вычитывал о особенностях их хвори перед самым их носом, но что примечательно, особого выбора у них все равно не было.

Постоянные стрессовые условия постепенно превращались в рутину, а медицинские знания Нила довольно быстро множились, сопровождаемые немалой толикой бесценного личного опыта. К концу третьего месяца своего пребывания в южной республике де Голль научился мастерски вскрывать гнойники и вполне себе сносно сшивать ранения. Одного только взгляда на кожное новообразование ему хватало для постановки диагноза и последующего назначения соответствующего лечения, хоть беря во внимание скудность медицинских запасов их части, долго выбирать из возможного ассортимента лекарств не приходилось.

В свободные от изнурительной работы часы, Нил теперь мог позволить себе беспечно прогуливаться по лагерю, мечтая о будущем обучении в медицинской академии, что он сможет себе позволить по окончанию службы. Двухлетнего жалования как раз должно было на это хватить. Да, однажды он сможет наконец покинуть эту дыру, выучится на настоящего доктора и жить припеваючи где-нибудь в центре большого провинциального города федерации. Из объятий столь сладких мечтаний его неустанно вырывала отвратительная вонь сжигаемого мусора, что теперь появлялась и ближе к вечеру. Шутки про сожженных мертвецов более не казались ему смешными.