Первые уроки (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 12

– Сударыня-то добром здравии, - деревянным голосом сказал Ник. – А вот что с тобой приключилось, а? Тебя что… избили? Кто посмел?

– Очень интересно, – добавил за моей спиной дон Теймур.

Дворецкий не был бы дворецким до мозга костей, если бы не распорядился сперва немедленно организовать чай с горячими бутербродами, плавно переходящий с обещанный завтрак и ужин. Под протесты, а затем и сдержанное рычание хозяина он озвучил подробную инструкцию горничным, почтительно ловящим каждое его слово, спровадил их на кухню, лично распахнул перед нами двери гостиной и не успокоился, пока не вручил каждому из мужчин по стакану какого-то забористого, судя по запаху, и престижного, судя по бутыли, пойла, наполовину разбавленного льдом, а мне, с благоговением косясь на мой заметный живот, какого-то соку. Необычайно вкусного… С достоинством выслушал пояснения Ника о том, кто есть кто из нагрянувших гостей, бровью не повёл на угрозу «ни слова больше не выдать о своих похождениях, прежде чем не услышу от тебя, что здесь вообще происходит!», величаво выдержал паузу…

Во время неё я чуть не умерла от любопытства и восхищения. Какой артист! Какой… аристократ в изгнании, гордый мученик, скромный труженик, всего лишь выполняющий свой долг! Я даже затрудняюсь выбрать, что из этих определений ему больше подходит, вероятнее – всё сразу. Но вот он бесшумно отставил поднос на каминную полку, выпрямился ещё величавее – оказалось, это возможно – и возвестил торжественно, будто объявляя о приезде короля:

– Считаю своим долгом сообщить, сударь, что мы в осаде!

– Это я уже понял, – фыркнул Николас. – Ещё на входе. Моя защита активирована по всему периметру, причём недавно, не больше суток; но уже отбила три попытки через неё прорваться. Так?

– Точно так, сударь. – Бесстрастное лицо впервые дрогнуло. – Так это было… Неужели это и впрямь ваше… волшебство? А мы сперва не поняли, почему все стёкла в доме целы: ведь палили по ним в упор.

– Стоп!

Ник решительно хлопнул ладонью по столу.

– Садись. Докладывай по порядку. Ни на что не отвлекайся: удивления, вопросы – всё потом. Гони информацию в чистом виде. Сядь, я сказал!

– Не могу, сударь. Этикет! – сурово отозвался дворецкий.

И, вытянувшись в струнку, принялся докладывать. Как солдат генералу.

– После вашей пропажи, сударь, поднялась большая суматоха. Разумеется, были объявлены поисково-спасательные работы, но длились они три дня: потом гору основательно тряхнуло. То ли спонтанно, то ли раскопы начали неправильно и сдвинули какие-то пласты. А может, и диверсия, но не докажешь. В общем, если поначалу сохранялась надежда, что вы уцелели в одной из пещер, то после подземного толчка её не стало: половина горы просто сползла. Если бы там кто и оставался…

Константин отвернулся. Кажется, глаза этого железного человека увлажнились, всего на несколько секунд, не более.

– Правда, ваша команда во главе с Антуаном отстаивала версию, что вы могли за это время набрести на неизвестный тоннель, сквозной, ведущий вглубь хребта. А потому – пока никто не видел тела и не засвидетельствовал смерть, официально и юридически объявлять вас погибшим рано. Бывали прецеденты, когда без вести пропавшие в горах возвращались живыми и почти невредимыми через несколько месяцев…Одним словом, Совет Директоров обратился к Верховному Суду с просьбой о непринятии решения до истечения положенного законом срока: шести месяцев. И только после этого вскрыть ваше завещание и обустроить бизнес, ценные бумаги и обязательства в соответствии с вашей последней волей.

Краем глаза я заметила, как в своём кресле кивнул с пониманием дон Теймур. А заодно и сообразила, почему Ник не поддался на уговоры матери погостить ещё немного, «не сбегать вновь из родительского дома, не разбивать материнское сердце…» Уходил-то он на сей раз не навсегда, а вот, засидевшись в Эль Торресе, рисковал потерять почти всё, чему отдал пятнадцать лет жизни.

– У вас… очень стойкий Совет Директоров, сударь, – сдержанно заметил тем временем Константин. – Но не весь. На экстренном созыве почти треть высказалась за немедленное признание очевидного факта вашей гибели. Эти ренегаты оказались в меньшинстве.

Николас вздохнул.

– Ну почему сразу «ренегаты»… Их можно понять. Они живут делом; моим делом, между прочим! Они отвечают перед прочими собственниками и рядовыми акционерами за вложенные этими людьми капиталы… Для меня, кстати, их позиция – не сюрприз. Я знаю этих личностей как непредвзятых, ставящих интересы компании выше привязанностей. Даймон, Кристенсон, Голдрум, Тагор и их команды, так? Вижу, угадал. Продолжай. Но ни один из них, кстати, не опустился бы до того, чтобы выбивать из тебя информацию кулаками.

– Точно так, сударь. Это не их рук дело. Это, видите ли, Брэдшоу.

Дворецкий умолк, глянув на хозяина с плохо скрываемым сочувствием. Тот крутанул полупустой стакан, поднёс к губам… отставил. Оттянул ворот рубашки.

– Всё-таки предал. Хоть и ожидаемо; но мне как-то всё время хотелось думать о нём лучше. Ладно, я понял, и не особо удивлён. Продолжай.

Константин пожал плечами.

– Да особо больше и говорить не о чем. После решения Верховного Суда об отсрочке на полгода признания вашей смерти развернулась самая настоящая истерия пополам с травлей нынешнего Совета. Чего только эти стервятники из прессы не откопали, причём наспех слепленного, шитого белыми нитками, но добротно сшитого, знаете ли. Первых три скандала Совету удалось замять. А дальше Брэдшоу решил играть якобы в открытую и представил публике развёрнутый репортаж из нескольких ваших крупнейших алмазных карьеров. Якобы практически выбранных до пустой породы. Начал с Саханского месторождения, а оно же, вы сами рассказывали, оказалось пустышкой… А прочие карьеры к приезду журналистов ловко обустроили по единому образцу: подсовывали газетчикам заброшенные разработки, сфабрикованные отчёты о падающих объёмах добыч. Организовали «очевидцев» несчастных случаев, якобы замятых. Нашли обиженных, готовых поделиться «разоблачениями». В общем, постарались. И уже на другой день биржи взорвались.

Ник потёр подбородок.

– Д-да… Грамотно. Эффективно. А Брэдшоу? Бросился скупать мои бумаги?

– Что вы, сударь, он ринулся вас защищать! Да так, что на какое-то время стоимость акций «Торрес» чуть было не вернулась на прежние высоты. А потом… нашёлся правдолюбец, бросивший ему в лицо доказательства его неправоты. Брэдшоу вынужден был прилюдно и благородно отступить в тень. В то время как его подставные лица скупали акции «Торреса» за бесценок. И мы тоже немного купили.

Сперва я не поняла, отчего вдруг в гостиной стало тихо. Даже дон перестал привычно барабанить ногтями по столу; глянул на дворецкого недоверчиво, красиво приподнял бровь…

– Вы ?.. – переспросил мой муж. Впервые я видела его ошеломлённым. – Постой-постой… ну-ка, подробнее. Кто это – вы , позволь спросить?

– Мы – это мы, ваши верные слуги. Я. Никитос. Адель и её штат горничных. Приходящие уборщики, которых после открытия боевых действий со стороны Брэдшоу я оставил при доме, пообещав им безопасность внутри этих стен. И ещё несколько человек, которых вы не знали лично, но платили щедро, даже за услуги, не слишком значительные и заметные. Вы вообще хорошо платили, сударь, и никогда не жалели ни премиальных, ни отпускных, ни подарков к праздникам, и многим помогли выбраться из нищеты, хоть об этом и не подозреваете. За время службы кое-кто из нас научился управляться с деньгами и ценными бумагами, а потому – нам было с чем выйти на биржу в пресловутый Чёрный Вторник. Мы вложили в акции «Торреса», выброшенные недовольными вкладчиками всё, до последней монетки, сударь. Конечно, с вашими конкурентами нам, простым людям, не тягаться, но всё же…

Ник медленно поднялся.

– Ну же!

– Когда на последнем Совете Директоров решался вопрос о пересмотре статусов, Брэдшоу не хватило двух с половиной процентов, чтобы дотянуть до владения контрольным пакетом. Эти проценты отобрали у него мы.