Первые уроки (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 29

Я даже фыркнула.

– Не знаю. Не чувствую.

– Потом как-нибудь расскажешь о своих ощущениях. А пока не будем отвлекаться. Так вот: со стороны матери…

Бабушка София, задумавшись, греет в ладони стаканчик. На высокие окна тем временем мягко опускаются шторы, лишь одна остаётся поднятой, и в гостиную беспрепятственно льются лучи закатного солнца. В камине пляшут язычки пламени. Уютно. И приходит осознание, что, наконец, наступил тихий хороший вечер.

– …Она была ведьмой-стихийницей в пятом поколении. Однако у обеих дочерей Дар оказался куда слабее, и лучше всего проявлялся в накладывании проклятий. Не слишком уважаемая в нашем мире способность, поэтому девушки её не афишировали. Но от людей ничего не скроешь. А потому, несмотря на богатое приданое, к сёстрам не сватались. Кому охота иметь под боком вечную угрозу? Поссоришься – и ты уже с головы до ног в коросте или язвах, или порежешься собственным крисом, или неудачно прольёшь склянку с полезным ядом… А случится несчастье с соседом – объяснимое или не объяснимое – обвинят жену, а заодно и тебя за недосмотр. Поэтому, когда к Ноа, старшей сестре, посватался влюбившийся без памяти, но не слишком молодой дон Хуан Гарсиа Иглесиас, она не особо раздумывала. Но предложила ему жениться на обеих, на ней и Анне. Дескать, на сестёр, вместе живущих, легче наложить ограничительное заклятье, почти сводящее на нет магический дар. Она согласна была пойти даже на это – ради простого женского счастья и во имя сестринской любви.

Анну предложенные перспективы не привели в восторг. Однако она согласилась и на замужество, и на блокировку Дара. А вскоре умным людям стало ясно, почему. В родившейся чуть раньше срока девочке не было ничего от Иглесиасов. Разумеется, это ещё не повод для досужих сплетен: дети часто бывают похожи только на мать. Но на ребёнке не оказалось и некромантовской ауры, а это означало, что до свадьбы донья Анна согрешила с кем-то из чужих.

Но дон Хуан девочку принял. К тому времени он успел привязаться к младшей жене, да и узнал о её прошлом романе – и простил. Бывает же, что молодые девушки по глупости попадают в беду; а Анна особым умом, в отличие от сестры, не блистала и просто не хотела оставаться старой девой, так и не познавшей радостей любви. Вот и повелась на серенады заезжего ловеласа, о котором, кстати, кроме имени, явно не настоящего, ничего так и не узнала. Замужество стало для неё спасением от позора. Супруга она полюбила сперва из благодарности, а потом и по-настоящему. Дочку, копию своей покойной матери, обожала. Сестру боготворила, и близко к сердцу принимала её бездетность. Собственно, это ведь донна Анна в своё время отыскала в столице известного тебе врача, дона Гальяро, и переманила эту знаменитость в наш город… После лечения донна Ноа подарила мужу, наконец, долгожданного наследника. А потом и ещё двоих.

Что, впрочем, не мешало ей обожать и племянницу. Причём, как-то болезненно-страстно… настолько, что однажды, когда девочке было лет двенадцать, а за ней толпами стали бродить по пятам не только малолетние ухажёры, но и юноши постарше, дон Иглесиас встревожился. И тайком показал приёмную дочь специалистам. Оказалось, что Даниэла унаследовала от неизвестного отца редкий дар притягательности. Ей просто никто и ни в чём не мог отказать, лишь бы оставаться рядом подольше, любоваться красотой, служить бескорыстно и вечно. Так вот однажды попалась и дурочка Анна на зов неизвестного обольстителя. А вот их дочь... Умницей Даниэлу назвать нельзя, просчитывать последствий она не умеет и слишком переоценивает свои чары. Но обладает житейской хитростью, и выгоду свою очень хорошо научилась просчитывать.

Дон Хуан нацепил на себя и жён защитные амулеты и счёл эту меру достаточной. Девочек, как он считал, нужно баловать; главное чтобы родители знали меру, а вот слуги и женихи… пусть стараются. Вот тут-то он и ошибся. Слишком поздно понял, к чему приводит привычка всегда получать своё. Увидев однажды сына Главы, повзрослевшая девица отчего-то тотчас решила: «Это моё!» и начала осаду. Я говорила о её житейской сообразительности? Её не напугало ни дважды вдовство Маркоса, ни угрюмый и вспыльчивый характер; она его просто захотела. Будь в ней хотя бы капля любви – я бы почувствовала, да и «Карма» смягчилась бы. Но чего нет, того нет.

А осаду она начала очень грамотно: с матери вожделенной игрушки. Через полгода знакомства Мирабель была лучшей подругой этой вертихвостки, несмотря на разницу в возрасте. Несколько знаковых слов, якобы случайно оброненных – и вот моей невестке уже кажется, будто это её личная идея – женить сына на такой очаровательной девушке. В сущности, она ведь не партию для Маркоса выбирала, а себе невестку-подружку, подходящую именно ей по всем статьям… Она давно изучила, когда и как выпрашивать у мужа подарки, и Теймур, будучи в благодушном настроении, ей не отказывал ни в чём. Родство с Иглесиасами он счёл неплохим, о даре будущей невестки был наслышан, но не счёл его опасным. Теперь понимаешь, как он сейчас бесится? И из-за своей беспечности, и из-за того, что так же разбаловал Белль, как Иглесиасы свою девицу. Хвала всем богам, Мири, хоть и тщеславна, но не зла, ей и в голову не придёт пойти к цели по трупам. Она зациклилась на своей красоте… и, с одной стороны, это к лучшему: не отвлекается на интриги и козни. Теймур, похоже, намеренно допустил этот перекос и всю её энергию направил на самолюбование, не позволяя развиваться ведьминскому Дару. С другой – вот что мы имеем в результате.

– Н-да, – глубокомысленно замечаю. – Что выросло, то выросло.

– Мне нравится, что ты на неё не злишься, – неожиданно замечает бабушка. – Ты отходчива. Это хорошо. При твоих скрытых способностях флегматичный характер и умение держать себя в руках – это как естественная защита, данная от природы. Замечу, защита не тебя, собственно, а окружающих от тебя. Не вздумай обижаться, просто вспомни, что осталось от Омара ибн Рахима[1].

Ну да. Статуя в кабинете свёкра. Мраморная, без двух отломанных доном пальцев… Этакая дружеская мстя за обиженную невестку. У меня, между прочим, в дождливую погоду всё ещё ноют приращенные мизинец и безымянный палец на правой руке… Но Рахимыча я, конечно, не слабо приложила. В одном из боевых ногтей дона Теймура до сих пор спрятано заклятье Горгоны, которое я сплела так крепко, что превращала в камень всё, что шевелится, пока не догадалась завязать себе глаза. Только Глава и сумел меня остановить…

– Это я к чему, – неспешно продолжает матриарх. – К тому, что вам с Мирабель ещё вместе жить, пусть не постоянно, пусть какое-то время. Мага ей сын, Софи и Мари – внучки; нехорошо им ссориться. Придётся хоть иногда встречаться, обедать, ходить на приёмы, если того требует протокол… И всё это время помнить её художества. Если чувствуешь, что больше не можешь – уходи сразу, пока не взорвалась. А возьмёшься терпеть – терпи. Думаю, сегодняшний случай многое изменит в Мири. Я с ней поговорю, покажу воспоминания Даниэлы, те, что успела считать. Что? А как ты думаешь, откуда мне столько известно? Пока мой сын разражался обличительной речью, а внук изучал, от кого тянутся следы отбитого проклятья, я многое считала со старших Иглесиасов. Жаль, не нашла времени сделать это раньше. Почила на лаврах, засиделась в Эль Торресе… Ну да ладно. Не будешь пакостить Мирабель?

– Нет, просто в суп тараканов запущу, – огрызаюсь я. – Вы уж меня-то с ней не сравнивайте. Боже ж ты мой, хоть бы она немного повзрослела!

– Может, и проймёт её как следует. – Бабушка задумчиво смотрит в пламя камина. – Она ведь, по молодости лет, пыталась и мне вредить, пришлось дать укорот. Поняла, до сих пор науку помнит. Значит, небезнадёжна. Смирится, в конце концов, и с тобой. Когда поймёт, что не всё в этом мире рождено вокруг неё, неотразимой вертеться.

– Далась ей эта красота, – с досадой говорю. – Знаете, бабушка Софья… Я ведь помню, какая вы другая . Но облик для нас с девочками ничего не значит. Мы – и Мага, и Николас, и Элли – мы вас любим такой, какая вы есть. И знаете, что я вам скажу? В вашей возрастной категории вы просто ослепительны, честное слово. Почему Мири этого не поймёт – не знаю.