Позолота - Майер (Мейер) Марисса - Страница 29

Так что, когда Роланд высадил девушку на перекрестке в нескольких милях от Мерхенфельда, ее ноги были все исклеваны. Рассыпавшись в благодарностях, Серильда пустилась в путь и вскоре увидела знакомые места – ферму Торпа с большой ветряной мельницей, чьи засыпанные снегом лопасти и сейчас крутились; окруженный кустиками самшита нарядный домик матушки Гарвер, с белеными стенами.

Серильда решила срезать путь и, чтобы не идти через городок, повернула на юг, к грушевому и яблоневому саду. Зимой сад стоял пустой, голые ветки тянули к небу узловатые пальцы. Тучи разошлись, день выдался теплый – такого не было уже несколько месяцев. Но ни солнце, ни ходьба не помогали. Холод проник в ее кости, она не могла согреться с самого утра, когда проснулась в полуразрушенном замке. По спине то и дело пробегал озноб, стоило заметить черную птицу или услышать вдалеке хриплое карканье. Серильда то и дело озиралась, ожидая увидеть взъерошенного нахткраппа – преследующего ее, шпионящего за ней, метящего клювом в ее глаза и часто бьющееся сердце.

Но видела она только обычных ворон и галок.

Уже почти стемнело, когда в долине, разрезанной надвое извилистой рекой, показалась их мельница. Над трубой поднимался дым. Ветки орешника клонились под тяжестью снега. Из конюшни с любопытством выглядывал Зелиг, их любимый старый конь. Отец даже расчистил тропинку от дороги до самой двери.

Серильда бросилась к дому.

– Отец! – крикнула она, подбежав поближе.

Мгновение спустя дверь распахнулась, и на порог выскочил отец. Увидев ее, он радостно вскрикнул, и Серильда бросилась в его объятия.

– Ты вернулась! – повторял он, уткнувшись лицом ей в волосы. – Вернулась!

Серильда засмеялась и чуть отстранилась, чтобы он мог видеть ее улыбку.

– Ты так говоришь, будто сомневался.

– А я и сомневался, – он грустно усмехнулся. – Не хотел даже думать об этом, но… все-таки думал. – Его голос дрожал. – Ну, да ладно. Ты и сама понимаешь, что я мог вообразить. Что, уж если тебя призвал Эрлкинг…

– Ох, папочка, – Серильда поцеловала его в щеку. – Эрлкинг забирает только маленьких детей. Зачем ему старуха, вроде меня?

Отец попятился, его лицо сморщилось, и веселое настроение Серильды куда-то испарилось. Отец не шутил, он был в ужасе.

Ей и самой было жутко. Ночью ей казалось… Нет, она была уверена, что больше никогда не увидит родное лицо. Но даже тогда она почти не думала о том, что должен чувствовать отец, не зная, куда ее увезли и что ее ждет.

Конечно, он не мог поверить, что она вернется домой.

– Что он сделал с твоим лицом? – спросил отец, убирая волосы с ее щеки.

Серильда покачала головой.

– Это не Эрлкинг. Это… – она замолчала, вспоминая, как было страшно, когда друда летела на нее, выставив вперед изогнутые когти. – Это я ветку не заметила. Но теперь уже все в порядке. – Она взяла его руки в свои. – Все хорошо.

Отец кивнул, в его глазах стояли слезы. Затем, прочистив горло, он постарался прогнать тяжелые мысли.

– Все будет хорошо.

В его словах был какой-то скрытый смысл, и Серильда нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

– Пойдем в дом, дочка. Мне весь день кусок в горло не шел, но теперь закатим пир. Ведь ты вернулась!

Они сели у огня, держа на коленях миски с ячменной кашей и сушеными абрикосами, и Серильда рассказала о том, что с ней случилось. Она очень старалась не приукрашивать – почти невероятный подвиг для нее. Возможно, в ее рассказе о ночном путешествии и проскользнуло еще несколько опасностей (а кто сказал, что посреди ледяной реки карету не мог подстерегать водяной?). И, возможно, чучела в замке Эрлкинга ожили – облизывались, щерили зубы и провожали Серильду голодными глазами, когда она шла мимо. А мальчик, который пришел ей на помощь, оказался настоящим рыцарем и не заставил ее расстаться с медальоном. И еще она, возможно, пропустила ту часть, где он взял ее руку и нежно прижал к своей щеке.

Но, в общем и целом, она пересказала события ночи довольно точно – с того момента, как она села в карету из костей и вплоть до долгого возвращения домой в телеге, где ее изводили толстенькие пернатые бестии.

Когда она закончила, миски давно опустели, а в очаг пора было подбросить новое полено. Серильда подошла к сложенным у стены дровам. Поворошила угли, подбросила дров, а ее отец за все это время не проронил ни слова. Когда огонь начал разгораться, Серильда снова села и наконец повернулась к отцу, который остановившимся взглядом смотрел в огонь.

– Отец! – окликнула его Серильда. – С тобой все в порядке?

Он крепко сжал губы, и она увидела, как ходит его кадык.

– Эрлкинг поверил, что ты можешь творить чудеса. Прясть золото из соломы, – говорил он севшим от волнения голосом. – Одного раза ему будет мало. Он захочет еще.

Серильда опустила глаза. Та же мысль приходила в голову и ей. Конечно, приходила. Но она гнала ее прочь, в темные закоулки, из которых она выползала.

– Не станет же он посылать за мной каждое полнолуние. Уверена, скоро я ему надоем, и он начнет донимать кого-нибудь еще.

– Не будь так легкомысленна, Серильда. Для Темных время значения не имеет. Что, если он снова призовет тебя на Воронью Луну, и будет призывать каждое полнолуние? А что, если… Что, если в следующий раз этот парень не придет к тебе на помощь?

Серильда отвернулась. Она прекрасно понимала, что едва избежала смерти, и ее отец тоже – еще одна маленькая подробность, о которой она не стала упоминать. Сейчас она чувствовала себя в безопасности, однако это всего лишь иллюзия. Завеса отделяет их от мира Темных бо́льшую часть времени, но только не в полнолуние. Не во время равноденствия или солнцестояния. Пройдет четыре коротких недели, и Дикая Охота снова явится сюда, в мир смертных.

Что, если Эрлкинг снова ее призовет?

– Чего я не могу понять, – медленно проговорила она, – так это, зачем ему столько золота. Он ведь может получить все, что пожелает. Уверена, сама королева Агнетта отдаст ему все, чего он ни попросит, лишь бы он оставил ее в покое. Непохоже, чтобы его интересовало богатство, да и в замке я не заметила… особой роскоши. Обстановка, конечно, богатая, но видно, что он не стремится произвести впечатление, а лишь заботится о собственном удобстве… – Она замолчала. Мысли кружились безумным хороводом. – Зачем ему понадобилась деревенская девушка, которая умеет превращать солому в золото?

Задумавшись над вопросами, ответа на которые не было, Серильда взглянула на отца. Тот по-прежнему сидел, уставившись в камин, и, хотя в домике было приятно и тепло, был очень бледным – почти, как призрак.

– Папочка!

Серильда вскочила со стула, опустилась рядом с отцом на колени, схватила его за руки. Он сжал ее руки в ответ, но по-прежнему не смотрел на нее.

– В чем дело? Ты плохо выглядишь.

Отец закрыл глаза и нахмурился. Серильда не могла понять, что с ним происходит.

– Со мной все в порядке, – сказал он, но Серильда знала, что это неправда.

– Ничего не в порядке. Скажи, что не так.

Прерывисто вздохнув, отец открыл глаза и встретился с ней взглядом. С ласковой и встревоженной улыбкой он наклонился к ней и обхватил ее лицо ладонями.

– Я не позволю ему забрать тебя снова, – прошептал он. – Я не позволю ему…

Он стиснул зубы, и Серильда не знала, что рвется из его груди – рыдание или крик.

– Папочка! – со слезами на глазах она стиснула руки отца и увидела на его лице страх. – Я ведь здесь! Вернулась, живой и невредимой…

– Да, на этот раз ты вернулась, – он покачал головой. – Все это время я думал только о том, что ты угодила в ловушку этого чудовища… Второй раз я этого не переживу. Не смогу прожить еще одну ночь, думая, что потерял тебя. И тебя тоже.

На этот раз Серильда точно услышала сдавленные рыдания.

И тебя тоже.

Отец был как никогда близок к тому, чтобы рассказать ей о матери. Мать ушла, когда Серильда была еще младенцем, но ее дух никогда не покидал их. Отец часто грустил, особенно, когда приближалась осень и день рождения Серильды – примерно в это время пропала ее мать. По рассказам отца Серильда знала о том, как он попросил бога помочь ему жениться на любимой девушке и пожелал, чтобы у них родилось здоровое дитя. Серильда, конечно, была совсем малышкой, когда слышала эту историю, но помнила, как глаза отца блестели в свете очага. Вспоминая о ее матери, он словно светился изнутри, но это были краткие мгновения – радость быстро исчезала, стертая болью утраты.