Позолота - Майер (Мейер) Марисса - Страница 32
- Предыдущая
- 32/95
- Следующая
Томас уже собирался свернуть к мельнице, но тут заметил Серильду, и выражение его лица изменилось. Свист оборвался.
Оба почувствовали себя очень неловко, но постарались справиться со смущением. Прокашлявшись, Томас набрался храбрости и посмотрел на Серильду. Точнее, смотрел он не совсем на нее. Скорее… куда-то над ее головой. Так делали многие – уж очень неуютно было смотреть ей прямо в глаза. Вот люди и старались глядеть куда-то в сторону, в надежде, что она этого не заметит.
– Доброе утро, Серильда, – сказал он, снимая шапку.
– Доброе утро, Томас.
– Ты в школу?
– Да, – она крепче сжала ручку корзины. – Боюсь, ты разминулся с отцом. Он уехал в Мондбрюк на целый день.
– Он ведь скоро там закончит, а? – Томас кивнул в сторону реки. – Вода прибывает. Скоро мельница заработает в полную силу.
– Да, но работа на ратуше так нас выручила. Мне кажется, он не бросит работу там, пока не закончит. – Серильда склонила голову к плечу. – Боишься, что придется управляться на мельнице одному, если отец не вернется вовремя?
– Чего тут бояться? Думаю, я справлюсь, – Томас дернул плечом и наконец-то посмотрел ей в глаза. – Он хорошо меня обучил. Если ничего не сломается, справлюсь.
Он сверкнул улыбкой, показав ямочки на щеках, от которых Серильда когда-то потеряла покой. Догадавшись, что он предлагает примирение, Серильда слабо улыбнулась.
Томас был единственным парнем в Мерхенфельде, о котором она когда-то думала – может быть. Не самый красивый, но один из немногих, кто не отводил взгляд от дочки мельника и смотрел ей прямо в глаза. По крайней мере, так было раньше. Раньше они даже дружили. Однажды Томас пригласил ее потанцевать на сельском празднике в День Эострига, и Серильда решила, что влюбилась. Она была уверена, что и Томас чувствует то же самое.
А на следующее утро оказалось, что ворота на ферме Линдбеков по недосмотру остались незапертыми. Волки задрали двух коз, а куры то ли разбежались, то ли их утащили звери. Для Линдбеков это была небольшая потеря – скотины и птицы у них было много. Но разве это что-то меняло? Все в городе решили, что это ужасное несчастье, а причиной его, разумеется, была девица с дурным глазом. После этого Томас почти не смотрел в ее сторону, а если она вдруг оказывалась рядом, торопился сбежать под любым предлогом.
Теперь Серильда жалела только о том, что пролила из-за него столько слез, но это теперь – а в то время она была безутешна.
– Я слышала, ты собираешься предложить руку Блюме Раск?
Серильда даже сама удивилась, когда у нее с языка сорвался этот вопрос. Еще больше удивилась она тому, что в вопросе совершенно не было ехидства. Вспыхнув до корней волос, Томас стал отчаянно мять шапку в руках.
– Я… Ну да… Собираюсь, – промямлил он. – Может, летом.
Серильду подмывало спросить, долго ли Томас собирается ходить в подмастерьях у ее отца и приходило ли ему в голову когда-нибудь самому стать мельником. Линдбеки владели богатым хозяйством и большим наделом земли, но у Томаса было три старших брата, которым все это и достанется. А Томасу, Хансу и младшим братьям и сестрам придется самим пробиваться в жизни и обеспечивать свои семьи. Если у Томаса водится монета, он, возможно, не откажется купить их мельницу. Серильда представила себе, как Томас с женой станут жить в доме, где она выросла.
Все внутри у нее сжалось, но не от ревности к невесте Томаса. Больно ей было при мысли об их детях, чей смех зазвенит над полями. При мысли о том, как они будут плескаться в ее реке, карабкаться на ореховое дерево, посаженное ее матерью.
Она была здесь так счастлива, хоть и жила только вдвоем с отцом. И домик у них был замечательный, такой родной… Но какое это имеет значение? Придется попрощаться с ним, ведь здесь им всегда будет грозить опасность. И вернуться они никогда не смогут.
Серильда кивнула, и ее улыбка стала чуть более естественной.
– Очень рада за вас обоих.
– Спасибо, – неловко усмехнулся Томас. – Только я ведь еще ничего ей не сказал.
– Я не проболтаюсь.
Попрощавшись с ним, Серильда двинулась в путь, гадая, когда это она успела разлюбить его. Она не помнила, когда ее сердце исцелилось, но никаких сомнений не оставалось – так оно и было.
По дороге она обратила внимание на то, что их городок, Мерхенфельд, начал просыпаться после долгого сна. Таял снег, расцветали первые цветы, а скоро наступит День Эострига – веселый весенний праздник, одно из самых важных событий года. Праздновать будут в день весеннего равноденствия, до которого больше трех недель, но готовиться начинают загодя, и каждому находится дело – от стряпни и заготовки вина до уборки снега и льда с булыжной мостовой на городской площади. Равноденствие было важным символом, напоминанием о том, что солнечный свет вновь победил зиму, что зарождается новая жизнь, не за горами лето, и урожай будет обильным – а если и нет, то беспокоиться об этом мы будем позже. Весна – время надежд.
Однако в этом году мысли Серильды крутились вокруг более мрачных предметов. Разговор с отцом не выходил у нее из головы, омрачая все, за что бы она ни бралась. Ее мать, так мечтавшую о воле, увела за собой Охота, и больше ее никто не видел.
В замке Серильда видела много призраков. Возможно ли, что среди них была и ее мать? Мертва ли она? Неужели Эрлкинг держит в плену ее дух? Или… – и это была еще одна мысль, изводившая и опустошавшая Серильду – что, если ее мать не погибла? Что, если на следующий день она очнулась где-нибудь в глуши… и просто решила не возвращаться домой?
Вопросы крутились в ее голове бесконечно, и прогулка уже не казалась приятной. Но, по крайней мере, ни одного безглазого ворона она не заметила.
Анна и близнецы уже стояли возле школы, поджидая Ханса и Гердрут, чтобы вместе приступить к занятиям.
– Серильда! – восторженно воскликнула Анна, увидев ее. – Я кое-чему научилась! Смотри!
И не успела Серильда ответить, как Анна перевернулась вверх тормашками и сделала стойку на руках. Ей даже удалось пройти на руках три шага, и только после этого она свалилась на землю.
– Замечательно! – похвалила Серильда. – Сразу видно, что ты много занималась.
– Не смей ее поощрять, – резко сказала фрау Зауэр, показавшись в дверном проеме. Ее появление было похоже на дуновение холодного ветра, задувшего фонарь – света, исходящего от их маленькой компании, как не бывало. – Если она столько времени будет проводить вверх ногами, то превратится в летучую мышь. К тому же это неженственно, Анна. Мы все можем лицезреть твои панталоны, когда ты проделываешь этот трюк.
– Ну и что? – невозмутимо спросила Анна, оправляя платье. – Например, панталоны Алви все время все видят.
Алви был ее братишкой и только начинал ходить.
– Это разные вещи, – отрезала учительница. – Девицы должны держаться пристойно и с изяществом, – она воздела палец вверх. – Сегодня на уроках ты будешь сидеть, не вставая с места, иначе я велю привязать тебя к стулу, понятно тебе?
Анна надула губы.
– Да, фрау Зауэр.
Но стоило старой ведьме вернуться в здание школы, девочка состроила ей вдогонку такую страшную рожу, что Фриш захихикал.
– Бьюсь об заклад, она завидует, – усмехнулся Никель. – Ей самой хочется стать летучей мышью!
Анна благодарно улыбнулась ему.
Когда Серильда вошла в класс, фрау Зауэр стояла у печи и подкладывала торф в огонь. Весна приближалась, но воздух оставался холодным, и ученики не могли сосредоточиться на арифметике, хотя пальцы в башмаках уже перестали неметь от холода.
– Доброе утро! – прощебетала Серильда, надеясь начать разговор с радостной ноты, пока фрау Зауэр не омрачит его своим вечно хмурым настроением.
Учительница бросила на нее угрюмый взгляд, покосилась на корзину.
– Что это?
– Когти с задних лап гадюки, – невозмутимо произнесла Серильда. – Проглотишь три штуки на рассвете, и дурного настроения как не бывало. Вот я и решила принести побольше.
Она с тяжелым стуком поставила корзину на учительский стол. Выпрямившись, фрау Зауэр впилась в нее взглядом, ее щеки порозовели от обиды. Серильда вздохнула, чувствуя себя немного виноватой. Как ни тяжело ей было при мысли, что она оставляет детей одних с ведьмой, ее строгостью и нудными уроками, это не означало, что в оставшиеся дни стоит ее оскорблять.
- Предыдущая
- 32/95
- Следующая