Это несерьёзно (СИ) - Вечная Ольга - Страница 48

— Кристиночка… ты преувеличиваешь.

— Он сделал. Это. Специально! А Демьян за меня заступился. И он не взламывал то приложение, я его знаю. Дёма мог, но никогда бы не стал.

— Я тоже думал, что знаю его, — нехотя выдает Андрей Владимирович. — Сложно было осознать, что я вырастил чудовище.

— Да господи, он никого не убивал!

— Ты уверена? Мне сказали обратное. Тогда я понял, что он не может быть моим сыном.

— Чей же он тогда сын, по-вашему? — Беспомощно развожу руками. — Вы такими обвинениями разбрасываетесь! Рада Максимовна… — Мне так горько за нее, что словами не описать. — Да и кто вам про убийство сказал? Какие там могут быть доказательства?

Очевидно, что Андрей Владимирович не собирается обсуждать эти темы, по крайней мере со мной. Он качает головой и всем своим видом демонстрирует, какой я глупый ребенок.

— Рада Максимовна… — вновь начинаю.

— Кристина, ты еще маленькая, наивная девочка. — Голос звучит по-отечески снисходительно. — Жизнь намного сложнее, чем ты можешь себе даже представить.

— Я была замужем и развелась. Муж изменял мне, а однажды ударил. Я давным-давно не маленькая.

Он кивает и отворачивается.

— Демьян не ваш сын? — проговариваю тише.

Баженов-старший молчит, и я продолжаю давить:

— Он знает об этом?

— Это все не имеет значения ни для него, ни для Рады, ни для меня. — Андрей Владимирович смотрит внимательно, его глаза в свете огромной люстры над головой лихорадочно блестят. — Я умею любить чужих детей, это моя суперспособность, если хочешь. Демьяна я растил как своего и тебя тоже люблю как дочку, поэтому и требую, чтобы ты была с ним осторожнее. Этот человек действительно может быть опасным. И вообще… — Он мешкает, потом добавляет: — У вас с ним родинки одинаковые. Никогда это не смущало?

Внутри что-то застывает, покрывается миллиардом трещин, будто от точного удара молотка. Осыпается.

— Вы на что это намекаете? — Мой голос непроизвольно дрожит. — В каком смысле одинаковые?

— Твой отец и Рада встречались когда-то давно. Держись от Демьяна подальше, Кристина, так будет лучше и безопаснее для всех. Я выйду посмотрю, что там происходит. А ты… собирай вещи и дуй домой.

Не дожидаясь ответа, Андрей Владимирович разворачивается и действительно выходит из ресторана, оставляя меня в полном замешательстве беспомощно хлопать ресницами.

Какая глупость! Несусветная параноидальная чушь! И тем не менее мозг начинает хаотично анализировать, сопоставлять факты.

Рада Максимовна и мои родители учились в одном вузе и крепко дружили. Не втроем, у них была большая компания, но, когда появился Андрей Владимирович, многие друзья отвалились. Баженов-старший — специфический человек, не слишком компанейский, хотя с моим отцом они легко нашли общий язык. Через папу Андрей Владимирович и познакомился с Марком. Тут все в одной тусовке.

Мысли роятся, как безумные насекомые, сталкиваются, отчего в ушах звенеть начинает, словно мои перепонки опять травмируются. Это какой-то ПТСР, я в прошлое проваливаюсь. Оно будто рядом все это время было, как дыра в земле, глубокая, вырытая Марком яма. Чуть споткнувшись, рискую в нее ахнуться и захлебнуться горечью. Рана болючая, спустя несколько месяцев все еще свежая.

Мир достаточно сильно шатается, стрессы последних месяцев его жестоко раскачали. Картинки перед глазами: разъяренное лицо Марка, сильная боль в ушах. Горячие слезы. Взгляды родителей, друзей, полицейского. Фотографии шлюх, которых бывший муж трахал все годы нашего брака. Красивых шлюх, которым он подарки дарил, пока я дома сидела, как полная идиотка! Эро-клуб как крик души, с кучей обнаженных людей…

Когда через десять минут появляется Демьян, я пьяная в ноль. Мне мало нужно было. Два бокала просекко натощак, и поплыла.

Он хмурый, даже злой. Когда вижу его, внутри такие сильные фейерверки счастья, что, к своему ужасу, думаю: ну брат, ну и что? Я промолчу, он не узнает, и мы продолжим то, что начали. Любить эмоциями и тереться гениталиями.

Потому что как без него? Как его отдать другой из-за того, что… кровные родственники? Какая невообразимая сериальная чушь! После того, что между нами было, я никогда не смогу считать Демьяна просто братом. Возможно, в будущем, когда перегорело бы, когда мы бы остыли друг к другу и разошлись с миром — да. Но сейчас-то мы адово в руках друг друга пылаем!

Встаю и иду навстречу. Шатаюсь. Пьяная. Боже… Я со ступенек подиума, на котором наш столик находится, неудачно сбегаю, спотыкаюсь и падаю! Зажмуриваюсь, уже готовясь к столкновению с полом, но меня ловят.

— Эй, ты чего? — спрашивает Демьян. — Малыш? Тебе плохо?

Мысленно вручаю себе суперприз за то, что не реву прямо сразу, от одного звука его голоса. Едва выровнявшись, обнимаю его за шею крепко, а Демьян обнимает меня. Пахнет потом, будто после пробежки. Я дышу часто, впитываю в себя его энергию, уверенность, стойкость. Моя опора, мой спасательный круг.

— Всё хорошо. Мне хорошо. Я выпила. Тут просекко стоит каких-то бешеных денег, я столько не зарабатываю. Заплатишь, ладно?

— Конечно. Птенец? Из-за меня напугалась? — В его голосе сквозит улыбка. — По-твоему, я так плохо дерусь, совсем ноль? Что ж ты меня так, ниже плинтуса, малышка?

Смеюсь. Вот дурак! И обнимаю еще крепче.

— Я не рискнула выйти за вами.

— Правильно, тебе там делать нечего было, — соглашается Демьян.

Музыка такая красивая играет, и мы как-то незаметно для себя начинаем покачиваться в танце. Я вдыхаю запах Баженова, я его очень сильно люблю.

— Дёма, что там было?

— Я заебался, малыш. Прости, ты не должна меня таким видеть, но ты мне нужна. Я устал.

Отстраняюсь немного, чтобы на лицо посмотреть. Глаза покрасневшие, взгляд расфокусированный: Демьян снял линзы и, полагаю, ничего толком не видит. Беру руку его, хочу костяшки посмотреть, не сбиты ли, но он не дается. Возвращает ладони на талию.

— Не надо, — просит. — Не ругай меня. Ты просила его не трогать, я не трогал все это время, но сегодняшнюю ситуацию спустить на тормозах было немыслимо.

Они действительно подрались. Какой треш. Ему больно, и выносить мозг в этой ситуации было бы самой большой глупостью. Кладу голову на его грудь и киваю.

— Размажь его всеми способами, которыми умеешь, — проговариваю я. — За конченую шлюху и за все те годы, что я хранила верность ему. Ненавижу. Я его ненавижу. Отомсти.

— Спасибо, — кивает Демьян.

— За что?

— За разрешение.

Его тон прокатывается по нервным окончаниям, и я почему-то думаю о «Черных звездах», о том, что он бы вписался. Но становится все равно.

Некоторое время мы еще обнимаемся в танце, после чего Дёма склоняется и целует меня в губы. Чувствую металлический привкус, словно он прикусил свой язык или щеку, и вздрагиваю от неприятных мыслей.

Мой бывший муж — неадекватное животное. Он столько историй рассказывал о дурных, бессмысленных, жестоких драках в юности, и я почему-то в то время восхищалась, не думая, что однажды его агрессия коснется меня или кого-то из моих близких.

Кровного брата? Какой бред. За что родители так с нами? Эти гадкие, отвратительные игры, измены, тайные дети… зачем это все? Как нам с этим жить? Как влюбляться, как верить, как искать свой путь, когда вокруг лишь плохие примеры?

После долгого, самого чувственного в моей жизни поцелуя мы, наконец, друг от друга отлипаем. Демьян слегка улыбается, и заметно, что его губа начинает распухать, а веко опускается. Качаю головой и вновь обнимаю его за шею.

Вижу через плечо Андрея Владимировича. Он один, Марка рядом нет, сидит за столиком и смотрит на нас задумчиво и слегка растерянно. Я обнимаю Демьяна так крепко, как только могу, и зажмуриваюсь изо всех сил.

До отеля на такси добираемся быстро, без пробок. Демьян видит отвратительно, и я веду его за руку. Заваливаемся в номер, жадно целуемся. Для этих приятных действий острота зрения не нужна. Я мечусь между диаметрально противоположными решениями: сказать немедленно о намеках Андрея Владимировича или молчать вечно, наслаждаясь нашей близостью и стараясь ни о чем не думать?