"Фантастика 2023-129". Компиляция. Книши 1-20 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 81

Нарушая тишину, поползли голоса — возмущенные, недоуменные, согласные и т. д. Собравшиеся переглядывались между собой, перешептывались, переговаривались, пытаясь понять, что именно имел ввиду Вяземский. Слишком уж странно и, более того, возмутительно звучали его слова в этих стенах. Ведь Боярская дума — это фундамент всего Российского государств, его основа основ, на которой держится сама власть в империи. Как боярину, вообще, могло прийти в голову говорить о каком-то позоре?!

— … Я вижу, чувствую и разделяю ваше возмущение, — сильный голос разносился по всему залу, отталкиваясь от стен и из-за этого усиливаясь еще больше. — Я говорю о нашем позоре, моем и каждого из вас. Мы все виновны в том, что Боярская Дума ослабла и перестала быть нравственной опорой империи. Где наше осуждение, когда открыто и нагло попираются древние законы империи? Почему никто из на не выступил в защиту нашего права жить по старой правде и совести?

Вяземский, словно опытная ткачиха, умело плел свое словесное полотно, возбуждая эмоции в сидевших боярах. Он взывал к их корпоративной солидарности, к чувству их сопричастности с древней элитой, к гордости. Не говоря ни слова по существу, боярин полностью завладел их вниманием.

— Прямо говори, Михайло, — выкрикнул с места, сидевший почти у самой трибуны пожилой полный боярин с красным одутловатым лицом. — Что сказать хочешь?

— Точно! Не юли! — поддержал его кто-то с задних рядов.

Хищно улыбнувшись в ответ на все эти выкрики с мест, боярин чуть подался вперед.

— Спрашиваю, почему мы слепы к деяниям того, кто должен быть первым из нас? Я говорю о нем! — Вяземский резко развернулся в пол оборота к стене и обличающе ткнул пальцем в огромный портрет, находящегося на троне, императора. — Да, да, мои слова именно о нем, братья!

Не давая никому опомниться, боярин продолжил «давить»:

— Его прегрешения бесчисленны, а вина огромна. Она подобно великой горе, что готова раздавить все то, что мы любим и ценим… Мой язык с трудом готов повторить те обвинения, которые брошены в его адрес. Император покрывает преступника. Его подручные сейчас делают все, чтобы напавший на одного честного служащего избежал своего наказания. Страшнее всего в сложившейся ситуации то, что преступник почти стал частью императорской фамилии. Подумайте только?! Наш император принял в свою семью того, кто нагло нарушает наши законы.

Выложив свой первый козырь в этой игре против своего главного противника, Вяземский потянулся за вторым козырем. Последний должен был вызвать еще большие эмоции у собравшихся, так как непосредственно касался каждого из них.

— Я обвиняю его и в том, что он стремиться отобрать у боярского сословия наши родовые привилегии, — в зале тут же прокатилась волна недоуменных голосов. — Я уже успел пострадать от него. Возможно, кто-то из станет его следующей жертвой…

Он в красках рассказал укороченную историю про свою тяжбу с родом Бельских, не так давно ставших родом-новиком. Поведал про многочисленные попытки договориться с должниками, про предложенные им варианты, про взятие их «под свое крыло» императором, про давление в суде, про характерные намеки, и т. д.

— … Получается, скоро не мы будем спрашивать с наших новиков и вассалов, а они с нас! — гневно звучал его голос. — Это есть порушение всех дедовских законов! Это новомодная свобода нравов! Не бывать такому! Слышите7! Не бывать! Пусть один останусь, но не преклонюсь перед клятвопреступником! Слышите, братья?!

С мест раздались крики, тональность которых была далеко от позитивной. Многие повскакивавшие с мест, бояре требовали доказательств, другие — разбирательства, третьи — смещения императора. Звучала дикая какофония звуков, в которой смешались крики, вопли, оскорбления, шлепки и удары.

…Волна негатива в отношении императора, поднятая Вяземских, вскоре должна была превратится в настоящую бурю. Настоящее его выступление по своей сути было предъявлением действующему руководителю государства обвинением в целом ряде тяжких преступлений. Это был едва ли не импичмент, официально провозглашенное недоверие императору. Как только указанная информация попадет в руки вездесущих репортеров (а эта информация обязательно попадет в нужные руки), разразится еще один информационный взрыв, который станет очередным ударом по трону.

С этими мыслями Вяземский, провожаемый плотным строем охраны, прошел до своего автомобиля и исчез в нем.

— Как все прошло отец? — внутри его ждал сын, сгоравший от любопытства; это было совсем немудрено, учитывая, какиестояли на кону ставки. — Ты выступил?

Старший сын видимо еще сомневался в том, что следовало переходить к решительным действиям. Он, несмотря на схожесть характером с отцом, предпочел бы еще выждать, чтобы род немного оброс жирком военной силы. Не слишком мужчина верил в успех выступления против императора.

— Все прошло именно так, как и должно было пройти, — произнес боярин без единой тени сомнения в голосе. — Узурпатор скоро узнает о моих обвинениях. Что недовольно сопишь? Не согласен, вижу… Зря, — Вяземский снисходительно ухмыльнулся, словно глупому несмышленышу, который в жизни ничего не понимает. — Все действия не несут для нас никакой опасности. Мы лишь пытаемся вывести врага из равновесия, заставляем делать его ошибки. Каждая из таких ошибок будет лишь усиливать нашу правоту и привлекать к нам все больше и больше внимания и, конечно, новых сторонников. Надеюсь, тебе это понятно.

От открыл встроенный бар и налил в стеклянный бокал напитка янтарного цвета, произведенного на одном из старейших коньячных заводов империи. Чуть пригубил, чувствуя, как обжигающая жидкость побежала по пищеводу.

— … А, вообще, сын, ты хорошо поработал. Твои закладки сработал очень вовремя, — довольно проговорил он. — Продукт оказался очень достойным. Качество просто исключительное. Отметь тех, кто этим занимался. Они должны знать, что Вяземские не забывают тех, кто хорошо им служит.

Сын кивнул. Обязательно вознаградит всех, кто был причастен к изготовлению материалом про императора и его дочь. Получилось, и правда, очень убедительная картинка. Знакомясь с ним первый раз, он и сам был сильно впечатлен информационным продуктом.

— Слушай, что нужно сделать теперь, — боярин наклонился в сторону сына; поручение, о котором сейчас должна была пойти речь, было не сильно законным. — Выйди на нашего человека в изоляторе. Жениха цесаревны должны хорошенько потрепать. Пусть он там взвоет так, чтобы его покровителя сами прибежали за ним… Наши стряпчие пусть поговорят с тем чиновником из Регистрационного комитета… э-э-э Гриньковым. Этот хлыщ не должен отказаться от своих показаний. Пусть стоит на своем… И не забудь про тот проклятый дом. Мне нужны бумаги Бельского! Слышишь, мне нужны эти чертовы бумажки!

Сын вновь кивнул. Это дело он тоже обстряпает. Гриньков уже давно был у них на примете, как очень перспективный молодой человек. Такого, не обремененного моральными обязательствами, человека грех было терять из виду и не использовать.

Вяземский больше ничего не говорил. Оставшуюся дорогу он молчал. Просто сидел с закрытыми глазами и молчал. В такие минуты, знал сын, боярина беспокоить не следовало. В это время Вяземский рассуждал, обдумывая какую-то очередную удачную мысль.

Боярин, действительно, обдумывал одну необычную мысль, даже немного парадоксальную по своему содержанию. «А если было «приручить» этого пацана? Сделать так, чтобы он у меня с руки кормился? Ведь несложно было. Проще простого сделать».

Заинтересованно хмыкнув этой мысли, он еще плеснул алкоголя. Вдохнул забористый аромат и снова погрузился в размышления. Бельский-младший при любых раскладах получался одним из ключевых звеньев его комбинации. Каждый из сценариев его использования должен был обязательно учитывать эту фигуру, так как ее действия могли оказать непредсказуемое воздействие на весь ход игры. Парень при одних раскладах становился мужем цесаревны, при других — его личным помощником. Такой эффект боярину был очень не по нраву.