Соединенные Штаты России 2 (СИ) - Ром Полина - Страница 13

Для своего времени Давид был довольно образованным человеком. В их огромной семье детей было принято учить чуть ли не с младенчества, и к своим двадцати он достаточно свободно владел четырьмя языками. Его учили математике и истории. Он интересовался алхимией и астрологией.

Тяга к знаниям поощрялась отцом всегда. То, что видел Давид в этих чужаках, то, что он смог узнать и проанализировать. Приводило его к совершенно безумному выводу: они боги… Или демоны.

Больше всего его волновал вопрос, если они демоны, то, что именно потребуют от него, Давида, за спасение⁈

Женщина, к которой чужаки относились как к равной, заботилась о нем. Меняла повязки, смазывая пальцы с выдранными ногтями какой-то дурно пахнущей мазью, которая, однако, снимала боль. Протягивала ему на ладони странно одинаковые кругляши, объясняя, что от этого лекарства раны заживут быстрее. Его поили и кормили так же, как и остальных. А еще все они разговаривали на совершенно неизвестном Давиду языке.

Безусловно, после крушения Вавилонской башни, языков в мире возникло множество, а сам Давид знал только четыре, но ему доводилось слышать речь франков и бриттов, пусть он и не понимал их, но отличить был способен. Ничего общего с языком чужаков он не заметил. Так кто же они такие?

Давид ждал, что рано или поздно состоится разговор, где он точно узнает, что от него хотят. Он ждал его и боялся, а сейчас, похоже, этот момент настал.

На новой земле ему было интересно все. Пусть у него еще плохо срослись ребра, и неловкие движенья иногда доставляли боль, но он пытался увидеть и понять все, до чего мог дотянуться. В доме, где его разместили на ночлег вместе с чужаками по имени Марат и Дзю, хозяин, наряжаясь на пир, надел удивительной красоты накидку, весьма искусно сплетенную из птичьих перьев.

Ничего похожего раньше Давид не видел. Он страшно жалел, что нет возможности понять этого смуглого, низенького человека и расспросить, как делают такую красоту. Кто и как обрабатывает камни для их ожерелий? Где они добывают золото для украшений?

В то же время, Давид с горечью понимал, что все эти знания ему больше не пригодятся — его семьи, огромной шумной семьи, раскиданной по трем городам Испании, больше не существует. На костре в Кордове сгорел и двоюродный брат отца, дядя Исаак, и четыре его сына, и даже пожилая тетя, Сара.

В Севилье погиб старший брат отца, почтенный Якоб, вместе со своей семьей. Он знал, что мать погибла, не вынеся пыток еще в тюрьме — об этом разговаривали солдаты. Что Исаия и Натан, его собственных старших братьев успевших сбежать, нашли в лесу недалеко от города и затравили собаками.

Он остался совсем один в этом мире, но он точно знал, что предпочтет смерть службе демонам.

Может быть, Давид предпочел бы броситься ночью за борт судна и уйти сравнительно безболезненно. Останавливало его только одно — имя женщины чужаков. Они звали ее — Анжела и Давид улавливал в звучании имени слово Angela — ангел. Когда один из чужаков со странным именем — Цинк, пришел за ним, чтобы поговорить, только присутствие этой женщины смягчало страх Давида.

Местные жители, все как один, смуглокожие, с раскосыми глазами и носатые, пусть и обладали экзотической внешностью, но по-своему были весьма деликатны. На них, конечно, глазели, но слишком близко не подходили. Возможно, просто опасались новоявленных «богов».

Для беседы устроились под каким-то раскидистым деревом на уже слегка выгоревшей от солнца траве. Смотреть чужакам в глаза Давид почему-то, опасался. Женщина, та сама Ангела, вздохнула и сказала:

— Не надо нас бояться, Давид. Мы не хотим тебе зла. И еще, запомни: ты свободен. Ты волен в любой момент встать и уйти.

Мужчина, сеньор Цинк, молчал, рассматривая Давида, и под его взглядом было весьма неуютно. Совершенно непонятно, почему такой вопрос всплыл у юноши в голове, но он, тяготясь долгой паузой, спросил:

— Сеньор Цинк, сколько вам лет?

— Тридцать семь, — чуть удивленно ответил мужчина, и Давид вскинул на него глаза.

Высокий, сухой и жилистый, не жиринки лишней. Узкое лицо, холодный, какой-то колющий взгляд непривычно светлых глаз и почти бесцветные волосы, торчащие коротким жестким ежиком.

«Он всего на четыре года моложе моего отца, а ведь отец был уже почти старик. Конечно, на странных волосах чужака седины может быть и незаметно, но он гораздо крепче телом. Если подумать, то все чужаки похожи этим. Они выглядят как воины. Он сказал, тридцать семь… Может быть, сто тридцать семь, или может тысячу сто тридцать семь? Слишком уж много в них чужеродного. Можно ли верить его словам?»

Беседу начала сеньора Ангела:

— Давид, расскажи нам о своей семье.

Говорить и думать об этом, было больно. Горло у него перехватило и он, кашлянув, почти просипел:

— Они все мертвы.

— Когда они были живы, чем занимались? — голос сеньора звучал, как обычно, резко и сухо, но Давид краем глаза уловил, что женщина ткнула его острым локтем под ребра, как бы останавливая. Надо было отвечать, и юноша, несколько раз глубоко вдохнув-выдохнув, чтобы удержать слезы, заговорил:

— Мы делали украшения. Отец учил меня полировать камни. Покупали необработанные на рудниках или у купцов и придавали им нужную форму. Потом их вставляли в серьги или браслеты и продавали.

Цинк и Анжела переглянулись. Новость была хорошая, даже очень. В команде не было ни одного человека, который бы хоть немного разбирался в камнях. Нет, конечно, отличить стекляшку от ограненного сапфира Анжела была способна, но вот как выглядит тот же сапфир в природе, до огранки — понятия не имела. Если парень гранил камни, он, по крайней мере, представляет, как они выглядят в земле.

Оставалось только договориться с ним и не напугать.

— Чему тебя учили дома?

Для Давида вопрос был странным и неожиданным. Если они демоны, и им нужны души, то какая разница?

Неловко пожав плечами, он ответил:

— Разному учили, сеньор Цинк. Немного математики, алхимии, закону божьему.

Следующий вопрос прозвучал уж совсем неожиданно:

— Чем ты хочешь заниматься?

Анжела, несколько раздраженно глянув на Цинка, смягчила:

— Давид, мы собираемся идти вглубь материка. Конечно, нас встречают здесь как друзей, но ситуации могут быть очень разными. Не исключено, что там будет опасно. Пойми правильно, мы не собираемся бросать тебя, но хотелось бы знать, чем ты захочешь заниматься.

Давид неуверенно ответил:

— Я не представляю, сеньора Ангела. Язык, на котором здесь говорят, мне совершенно незнаком, так что переводчиком я быть не смогу. Да вам, я вижу, переводчик и не требуется.

— Почему ты заговорил о переводе? Ты знаешь не один язык?

— Четыре, сеньор Цинк.

Они снова переглянулись, и Давид снова не смог понять, о чем они думают.

— Твоя семья занималась торговлей?

— Конечно, сеньор Цинк, — Давид даже удивился странному вопросу и повторил: — Мы с отцом гранили камни и отправляли их в Севилью к дяде Якобу. Он с сыновьями делал украшения и вставлял камни туда. А потом, это все продавали.

Чужаки снова переглянулись и женщина заговорила:

— Давид, мы хотим взять тебя на службу. Нам пригодятся твои умения, и мы будем тебе платить. Но… — она замялась.

Анжела не знала, как подойти к вопросу обучения языку, но тут юноша странно оживившись, поднял голову, хотя до этого почти всю беседу внимательнейшим образом рассматривал траву.

Сейчас он посмотрел Анжеле прямо в глаза и твердо заявил:

— Я не продам вам свою душу!

Давид напряженно всматривался в лица ошарашенных собеседников, видел, как распахнулись глаза женщины, как забавно задралась и изогнулась левая бровь сеньора Цинка, как лоб его прорезала глубокая морщина. Казалось, мужчина не понял сути сказанного, и Давид торопливо повторил:

— Я не продам вам свою душу!

Первой, не выдержав, фыркнула Фифа. На ржание Цинка подошел бродивший неподалеку Марат и, с любопытством оглядев троицу: напряженно замершего, с побледневшим лицом Давида и закатывающихся от смеха Цинка и Фифу, спросил: