Книга Розы - Кэри Си Джей - Страница 1

CJ Carey

WIDOWLAND

Кусачий восточный ветер развевал флаги на правительственных зданиях, вяло пародируя праздничные торжества. Стяги колыхались на ветру от Трафальгарской площади до Уайтхолла, струясь алой рекой меж тусклых берегов казенных кварталов, вульгарным мазком выделяясь на фоне приглушенной лондонской палитры: темных от вековой пыли викторианских фасадов, крапчатого камня здания Конной гвардии, красновато-коричневых домов тюдоровской эпохи, серых громад Холборна[1] и тесных средневековых площадей Темпла. Кричащий красный глушил мрачные тона древнего города, затмевая редкие оттенки охры и розового.

В приближении великого дня торжествам, казалось, не будет конца. Между платанами по берегам Темзы натянули праздничные полотнища, кованые перила набережных обвили лентами. Даже Палата общин пестрела вымпелами и знаменами, словно разряженная вдовствующая королева.

Любовно обрамленные портреты Вождя красовались в витринах, патриотические ленточки трепетали на капоте каждого кэба, летящего по Уайтхоллу.

К флагам в протекторате давно привыкли. После создания Англосаксонского Союза его символ — черная буква «А» на красном фоне — появился почти на всех зданиях. Поначалу флаги срывали, раздирали в клочья и втаптывали в грязь. Но вскоре неуважение к флагу и его порчу объявили преступлением, карающимся смертной казнью. Даже вышел приказ: вешать виновных на оскверненных флагштоках, однако эта зверская мера оказалась малоэффективной. Пережив первый шок, лондонцы почти перестали обращать внимание на болтающихся над головами висельников, как их предки не замечали отрубленные головы, насаженные на пики Лондонского моста.

Но это тогда.

За тринадцать лет многое может измениться.

Дождь собирался с самого утра. В этот серый холодный день прохожие плотнее запахивали пальто, кутались в шарфы и глядели под ноги, переступая через многочисленные выбоины на тротуарах. Ветрено в мае, в апреле дожди, в мае фиалок и ландышей жди — так, что ли, говорят в народе? Судя по тому, как льет последние несколько недель, апрель вполне соответствует традиционной английской весне. Что ж, думали некоторые, кто постарше, хоть погода сохраняет верность традициям.

Из окна возвышавшегося над Уайтхоллом здания, в квартале, где некогда размещалось Военное министерство, Роза Рэнсом смотрела вниз на крыши автобусов и снующих пешеходов. Роза, серьезного вида женщина двадцати девяти лет, застыла в раздумье с отсутствующим взглядом над заправленной в пишущую машинку страницей, словно ожидая прихода вдохновения, хотя дело было совсем не в этом. Розе изрядно посчастливилось: переживания никогда не отражались на ее лице. Не отличаясь яркой красотой, оно всегда сохраняло безмятежное, несколько загадочное выражение. Безупречный овал в обрамлении светлых волос и серьезные голубые глаза, словно спокойные озера, в точности отражающие небо. От матери Розе досталась гладкая розовая кожа, делавшая ее моложе лет на десять, а от отца — непроницаемое хладнокровие, которое не могли поколебать никакие внутренние бури.

— Рози, иди скорее! Ты только глянь! Просто потрясающе!

Роза обернулась. В противоположном конце конторы царила суматоха, и жизнерадостная блондинка Хелена Бишоп, как всегда, находилась в центре событий. Отвлечь конторских служащих от работы — дело нехитрое, однако сегодня действительно произошло нечто исключительное. Двое техников внесли в помещение приземистый ящик из полированного дерева с пузырем полусферического экрана с одной стороны и двумя круглыми ручками настройки под ним. Техник подсоединил ящик к розетке и включил его: на экране замелькали полосы, вскоре сменившиеся ровным однотонным свечением. Служащие с возбужденными возгласами повскакивали со стульев и столпились вокруг, теснясь и толкаясь, стараясь оказаться поближе к маленькому экрану.

Как и большинство населения английских территорий, они еще ни разу не видели телевизор своими глазами, и каждому хотелось рассмотреть это чудо поближе.

Сначала по экрану бежала рябь, но в конце концов прибор прогрелся и появилась картинка, ползущая горизонтальными полосами снизу-вверх, пока кто-то не покрутил настройку и не остановил ее.

— Подумать только!

Вся контора затаила дыхание. Муть на экране сгустилась и преобразовалась в фигуру мужчины во фраке, с аристократическими манерами, присущими ведущим кинохроник фирмы «Пате», который зачитывал последние новости:

«Вдоль маршрута коронационной процессии в Лондоне уже начинают собираться первые толпы нетерпеливых горожан. Ранние пташки разбивают палатки, чтобы как следует рассмотреть королевскую чету по дороге из аббатства».

Подобные сцены разыгрывались сейчас по всей стране. Коронацию Эдуарда VIII и королевы Уоллис назначили на второе мая, и правительство объявило, что каждый гражданин сможет увидеть великое событие по телевизору. Повсюду установили тысячи телевизионных приемников: на заводах и в пабах, в школах, конторах и магазинах. Впервые за тринадцать лет всем — и детям, и взрослым — дали выходной, чтобы посмотреть коронацию королевской четы. До знаменательной даты оставалось еще больше двух недель, но возбуждение в обществе уже достигло лихорадочного накала.

— Ну же, Рози!

Роза улыбнулась Хелене с приличествующим случаю энтузиазмом, но отрицательно покачала головой, мгновенно прикинув, что оставаться за рабочим столом гораздо безопаснее, чем толпиться вместе с коллегами. Склонившись над пишущей машинкой, она сделала вид, что работает над текстом.

Телевизор не вызывал у Розы никакого интереса. В отличие от остальных, она уже много раз видела это новомодное устройство вблизи благодаря тесному контакту с помощником комиссара по культуре Мартином Кройцем. Дружба с Мартином давала возможность не только регулярного просмотра телепередач, но и посещения театральных премьер, художественных выставок в лучших галереях, закрытых вечеринок в лучших ресторанах. Мартин Кройц, начальник Розы, на двадцать лет старше ее, будучи человеком культурным, неизменно проявлял щедрость, делясь с ней преимуществами своего положения. Знакомство с ним давало немало. А были ли минусы? О них она старалась не думать.

Через грязные зарешеченные окна ее взгляд скользнул на улицу. Сама Палата культуры представляла собой уродливое здание, покрытое неровным налетом пыли и сажи и окруженное железным забором с колючей проволокой по верху. А вот пал-ладианские колонны Банкетинг-хауса, расположенного всего в нескольких метрах от министерства, еще хранили остатки былого достоинства. На этом самом месте, как знал любой школьник, триста лет назад обезглавили Карла I. Это знаменательное событие — убийство англичанами своего короля — вошло во все учебные программы, и здесь часто можно было видеть школьные экскурсии: беспокойные стайки детей, болтающих между собой и жадно вслушивающихся в рассказ о казни.