Совок-8 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 1

Все ранее задуманные планы на сегодняшний день рухнули и полетели коту под хвост. Приехавшие коллеги из Советского РОВД, незлобливо поручкавшись со мной, сходу включились в работу. Персонал скорой занялся недострелённым злодеем Уткиным. Чуть позже заявился дежурный следователь Советской районной прокуратуры Таланов. Пришлось отвечать на все его вопросы. Скрывать мне было почти что нечего и я обошелся без вульгарных измышлений и придумывания параллельной правды. Сергей Геннадьевич следователем был толковым и мы с ним уложились в рекордные полчаса.

— Сам понимаешь, Корнеев, потом мы с тобой еще побеседуем! Более обстоятельно, — порадовал он меня.

Нож и две гильзы нашли и приобщили сразу. А пули, в том числе ту, которая измочалила вздорному Николаю Васильевичу правую кисть, искали очень долго.

Когда прокурорский следак осматривал и описывал нож, я, пользуясь, как на «Поле чудес» веселым случаем, его, то есть, этот самый нож, тоже подробно рассмотрел. И с глубочайшим удовлетворением отметил, что рукоятка зэческой самопальной финки, как и рука злодея, так же пострадала. Причем, серьёзно пострадала. Тупая пээмовская пуля, имеющая солидную останавливающую способность, изрядно повредила наборный разноцветный плекс рукояти. Сложившаяся ситуация позволяла мне чувствовать себя вполне спокойно. Правомерности у меня было с запасом, хоть отбавляй. По большому счету, первый предупредительный выстрел при данных обстоятельствах был желателен, но необязателен. Наличие ножа в руке преступника позволял мне сразу стрелять на поражение. Однако и он, этот необязательный выстрел, был благоразумно мною произведён. А второй пулей я и вовсе намертво доказал и закрепил факт нахождение ножа в руке у криминального шпалопропитчика Уткина. Трассологическая, баллистическая и судебно-медицинская экспертизы будут самым лучшим доказательством моей правоты и на съедение прокуратуре меня не отдадут.

Теперь этот благоухающий креозотом дамский угодник с вызывающе нестандартными мудями, при всём своём желании и босяцком фарте не сможет отрицать главного для меня обстоятельства. Того самого обстоятельства, которое и сподвигло меня на применение табельного оружия. Уткин никак не опровергнет присутствия «холодняка» в своей правой руке на момент обострения наших с ним разногласий. Не удастся ему это, даже, если вдруг окажется, что он внебрачный племянник областного прокурора. От двух ненужных мне свидетелей я, будучи необычайно умным и предусмотрительным, также вовремя избавился. А нужный очевидец вооруженного нападения на работника милиции, у которого фамилия Гриненко, меня, думаю, не подведёт. И даст не только правдивые, но и нужные мне показания. Учитывая данные факторы, я даже не сомневался, что при любых, пусть даже самых неблагоприятных раскладах, применение мной оружия будет признано правомерным. Как прокуратурой, так и моим вышестоящим милицейским руководством.

— Корнеев, твою мать, будь любезен, скажи, какого хера тебе здесь было надо? — раздраженно раздалось сбоку, — Тебе, что, в своём районе тесно? Ну объясни, вот нахера ты здесь пальбу устроил?

Обернувшись, я увидел в двух шагах от себя Колю Яхина. Когда я нёс службу еще в Советском, он был там старшим участковым. Наверное, он и сейчас занимает эту почетную, но почти расстрельную должность. И таки да, Партизанская шестьдесят четыре, где прописан скандальный шпалоносец Уткин, это, кажется, его земля. Тогда получается, что влип Николай со своим поднадзорным тёзкой. Здорово влип. Переживает теперь Коля, как бы не попёрли его из внутренних органов в народное хозяйство выполнять пятилетку за три года. И попрут его, как в таких случаях водится, без выходного пособия.

— У тебя хоть рапорта о его проверках по месту жительства есть? — сочувственно, вопросом на вопрос ответил я бедолаге Яхину, — Ты имей в виду, Коля, на нём хулиганка висит, изнасилование и вдобавок еще несколько эпизодов квартирных краж!

Старший лейтенант Яхин побледнел и перекосился ликом, как от жуткой зубовной боли и сопутствующего ей не менее острого приступа геморроя.

— Нет рапортов, — окончательно скис Яхин, — Собирался на днях его навестить, он же только-только освободился, сука! А я за двоих уже месяц пашу! Еле успеваю почту и материалы исполнять! Ты скажи, Корнеев, когда мне еще надзорников проверять⁈ Думал, выйдет Горюнов из отпуска, тогда и отработаю всех своих подучетников сразу. Я всего три выходных за этот месяц отгулял, семьи не вижу! Эээ! Кому это интересно⁈ — старлей обреченно махнул рукой. — Сейчас проверялы понаедут из города и области, вцепятся зубами и начнут жилы тянуть!

Яхин уныло причитал сам для себя, не ожидая от меня какого-либо сочувствия или жалости. А мне его, между тем, было жалко. Я очень хорошо понимал, что мужик по роковому стечению обстоятельств попал в жернова бездушной людоедской системы. И она его методично, и без какого-либо сострадания в самое ближайшее время пережуёт. А жизнерадостно пережевав, равнодушно выплюнет. В самом лучшем случае и, если только крепко повезёт, то объявят Николаю приказом генерала неполное служебное соответствие занимаемой должности. Ни один начальник не возьмёт на себя ответственность и не примет его оправдания всерьёз. И похеру всем, что старлей в ущерб семье, и собственному здоровью пашет без выходных. Да, чего уж, его и слушать никто не будет. Тем более, что в его графике службы на этот месяц красные квадратики выходных на нужных местах, как пить дать, исправно присутствуют. Ведь, главное, это правильно составленная бумажка. Всё, как всегда. А это значит, что всё в норме с отдыхом у личного состава. И, стало быть, старший лейтенант Яхин, ни кто иной, как самый злостный разгильдяй. Своим преступным бездействием и халатностью создавший прямые предпосылки для случившегося безобразия. То есть, для совершения административно поднадзорным Уткиным тяжкого преступления. А еще вдобавок и до гармоничной кучи, серии квартирных краж.

— Пиши рапорта на каждую прошедшую неделю и беги, падай Щекаеву в ноги! — вполголоса, чтобы никто не слышал, начал я вразумлять старлея и склонять его к должностному подлогу, — Петрович мужик неплохой, думаю, он не упрётся и черканет на них свою закорючку с нужной датой. А потом добывай коробку конфет с шампанским и стремительно лети к Самохваловой в исправ-работы! Ей тоже косяк с поднадзорным не нужен. Если услышит и поймёт она тебя, друг мой Яхин, то считай, что половину своей проблемы ты уже решил! А, кстати, какого хера ты здесь? Сутки, что ли дежуришь?

— Ага! Дежурю! — старлей уже не выглядел безоглядно потерянным и в его глазах я увидел признаки надежды на спасение. Но через секунду он опять сник и грустно улыбнулся, — Ты бы уж лучше, Корнеев, в лоб ему стрелял! Он ведь, сука, сдаст меня. Ну, что не проверял я его. Со всем своим удовольствием вложит! Его же обязательно по этому поводу областники опрашивать будут! И он, сучья морда, за пару сигарет им любые показания на меня даст! Любые! И от того ещё счастлив будет! Нет, Корнеев, ей-богу, зря ты его не в лоб, а в руку стрелял!

— Знал бы, что ты такой расп#здяй, Яхин, и, что ты поднадзорников своих ни хера не проверяешь, может я и стрелял бы ему в лоб. Мне без разницы! — вздохнув от раздумий, согласился я, только сейчас подумав, что так и надо было сделать, — Но теперь-то чего об этом жевать, Николай? Не сдаст он тебя, не бойся. Ты его у врача с фельдшером прямо сейчас забери и сюда подведи. Я вон смотрю, руку они ему уже замотали. Приведи его, а я попробую убедить этого гамадрила, чтобы он тебя не сдал.

Яхин как-то странно на меня посмотрел, потом кивнул и, через каждые три шага оглядываясь, пошел в угол, где на лавке под присмотром сержанта, с Уткиным возились медики скорой помощи.

Не обращая внимания на индюшачий клёкот медработников, исходящих обильными выделениями гуманизма, старлей прихватил Уткина за здоровую руку и, не вступая в длительные переговоры, потащил его в мою сторону. Подстреленный шпалоносец попытался было взывать к милосердию Яхина и окружающих, но тот к его стенаниям, как и к претензиям лепил, был глух. Потрясая яйцами, слипшимися с волоснёй и опавшим сверх всякой меры стручком, кровавый мальчик Николай послушно семенил за своим суровым поводырём. Прокурорский Таланов, повернувшись на шум, какое-то время наблюдал непонятные ему внепроцессуальные всплески дарвинизма. Он сначала хотел даже что-то сказать, но потом передумал, и вернулся к протоколу осмотра.