Улей. Книга 3 - "Алекс Д" - Страница 12

Узкий длинный проход медуровня, разделяющий лечебные боксы, и реанимационные отсеки, мало чем отличается от обычного больничного коридора. Обилие белого цвета в отделке, специфические запахи, стерильная чистота, врачи и медсестры, суетливо бегающие туда-обратно. Разница заключается только в униформе и уровне подготовки персонала. Для работы здесь отбирают лучших, и потому же принципу, что используют для отлова пчел и трутней.

Остановившись у прозрачной перегородки реанимационной, я терпеливо жду, пока доктор Кларк закончит диагностику тяжелой пациентки. Внутрь мне нельзя. Главврач медгруппы, занявший место выбывшего из обоймы Троя, оказался крайне принципиальным и несговорчивым в профессиональных вопросах. Здоровье пациента и его безопасность Кларк ставит на первое место, невзирая на требования высшего руководства. Трой в этом плане был более гибким, что его и сгубило в конечном счете.

Оказалось, что доктор Трой не только рисовал придуманные диагнозы по приказу Кроноса, он еще и скрывал существующие.

Последние два года мою мать периодически лечили от тяжелого заболевания. Во время ухудшений ей проводили все необходимые медицинские процедуры, но затем снова возвращали в непригодную для полного восстановления камеру, и ее состояние неумолимо ухудшалось. Год назад хронические воспаления легких перешли в онкологию. Болезнь прогрессировала стремительно и плохо поддавалась лечению. Из припрятанных документов Троя я узнал, что во время моего последнего визита она уже была обречена.

Правда вскрылась пять дней назад, когда вертолет доставил Элоиз на остров. Ее вынесли на носилках в бессознательном состоянии и кислородной маске. Медики Улья сразу забрали мою мать в реанимацию, состояние оценивалось, как критическое. Затем были две остановки сердца и кома.

Услышав диагноз, я срочно связался с ее отцом, в имении которого Элоиз провела последние недели. Выяснилось, что Кронос скрывал болезнь моей матери не только от меня, но и от Верховного Совета. Вопреки подписанным обязательствам, старый ублюдок Лестер Уинтроп не удосужился провести полное обследование своей вернувшейся из длительного заключения дочери и прибывал в блаженном неведении вплоть до ее отправки обратно.

Если бы моя мать осталась там еще на сутки, она была бы уже мертва, а Лестер прикрыл бы свою безответственную преступную халатность очередным фальшивым диагнозом.

Заметив постоянного посетителя, Кларк отрывается от изучения подключённых к больной мониторов и выходит в коридор. Напряженное выражение его лица не сулит благоприятных прогнозов. И где-то глубоко внутри я их уже и не жду. Кларк и его бригада пятые сутки сражаются за жизнь моей матери, но шансы на то, что им удастся хотя бы стабилизировать ее состояние ничтожно малы.

– Есть улучшения? – минуя приветствия, я сразу перехожу к главному вопросу.

– Без изменений, – дежурным тоном сообщает док, опуская защитный респиратор на подбородок.

– Ничего нельзя сделать? – вопрос чисто риторический. Все, что могли, врачи уже сделали, и я лично контролировал их работу, но на четвертой стадии рака легких чудесных исцелений не бывает.

Кларк отрицательно качает головой и, сняв перчатки, устало трет ладонью лицо. Сожаление в его глазах говорит красноречивее всякий слов. Элоиз уходит. Бросает меня, и, наверное, заслуженно.

Я сделал недостаточно, чтобы спасти ее, несмотря на то, что потратил годы на поиск выхода для нас обоих. А она, блядь, даже не помнила меня. На пальцах можно сосчитать, сколько раз за пять лет мама назвала меня по имени. Для нее существовал только Ной и Уильям, а нас с отцом словно никогда и не было. Словно это я умер, а Ной, которому на момент смерти не было и года, остался жить.

Возможно, сейчас во мне говорит злость от осознания собственного бессилия, но меня убивала выборочная амнезия матери и наполняла еще большей ненавистью к человеку, который ее уничтожил.

Я до сих пор ломаю голову над тем, почему Элоиз дала признательные показания, почему не стала бороться за свои права и свободу, почему не попросила помощи у семьи и со смирением приняла обвинительный приговор? Почему она так легко отказалась от меня и при этом не смогла отпустить Ноя, и продолжала любить его убийцу и своего мучителя?

– Обычно в таких случаях я предлагаю родственникам пациентов молиться, – бросив на меня прямой взгляд, произносит Кларк. – Но боги, которым поклоняются здесь, умеют только убивать.

– Обойдемся без религиозных тем. Сколько ей осталось, док? – холодно уточняю я.

– С учетом состояния пациентки, аппараты жизнеобеспечения смогут поддерживать функции организма от недели до месяца, – тяжело вздохнув, сообщает док. – Но я не вижу в этом смысла. Элоиз нужно отпустить. Она устала. Позволь ей уйти.

– Никаких шансов? – взглянув через стекло на опутанную капельницами и проводами мать, я не ощущаю ни боли, ни сожаления, ни горечи скорой утраты. Внутри разверзается ледяная черно-белая бездна, лишенная каких-либо эмоций.

– Никаких шансов, – отрицательно качает головой Кларк.

– Тогда отключайте, – озвучив свое решение, я резко разворачиваюсь и стремительно направляюсь в обратную сторону.

– Ты можешь с ней попрощаться, – бросает мне в спину док.

– Не могу, – не оглядываясь, отзываюсь я. – Ее здесь нет.

Ее очень давно здесь нет.

Это я пытался удержать ее.

Это я хотел, чтобы она продолжала жить.

Это я верил, что все еще можно исправить.

Это я искал и находил причины для своей мести.

А она просто ушла и осталась в том дне, когда чувствовала себя по-настоящему счастливой.

Однажды я найду в себе силы простить ее за то, что меня никогда не было в том самом особенном счастливом дне.

Но это случится не сейчас и не завтра.

Сначала я должен закончить игру и уничтожить всех, кто к ней причастен.

Никогда не думал, что однажды наши цели с Кроносом пересекутся в одной точке, но это случилось, и прежде, чем я выполню его условия, он должен узнать о моих.

Каким образом?

Есть у меня одна идея, и я даже уверен, что она сработает.

О том, что моя мать, наконец, обрела свободу, мне сообщают через два часа. В коротком послание от Кларка указаны время смерти и срок, в течение которого мне необходимо решить, что делать с телом. На острове нет ни кладбищ, ни склепов. Всех погибших кремируют, а пепел высыпают в океан. От человека не остаётся ничего, ни памяти, ни пыли.

Элоиз не канет в океан забвения, как все остальные. Она вернётся туда, где навсегда оставила свое сердце и разум. Я отвезу ее в резиденцию Демори и похороню со всеми почестями на семейном кладбище рядом с Ноем. Если бы мама могла озвучить свою последнюю волю, уверен, что она прозвучала бы именно так.

Отдав необходимые распоряжения о подготовке тела к транспортировке на материк, я запрашиваю видеоконференцию с главами Корпорации. Мое желание лично заняться похоронами матери они встречают без особого энтузиазма, ссылаясь на загруженность графика стримов, но в конечном итоге мы находим решение, устроившее обе стороны.

Я смогу покинуть остров, но после того, как проведу частное шоу для друзей Корпорации. Стрим должен пройти безупречно и убедить влиятельных господ в том, что свои обязательства Корпорация выполняет в полной мере.

В целом, ничего нового. Бизнес и кровавые пиршества Совет всегда ставил превыше всего остального. Я дам им то, что они хотят. В качестве прощального подарка.

– Чем занимаешься, Мари? – прохаживаясь вдоль книжных полок небольшой библиотеки, я намеренно не смотрю на обитательницу пятой соты. Ответом мне служит красноречивое молчание.

Это мой третий визит после нашего первого и единственного разговора, закончившегося клятвенным обещанием принять добровольный обет молчания и не нарушить его даже под угрозой пыток.