Год, когда я стала Изабеллой Андерс (ЛП) - Соренсен Джессика - Страница 31

— Почему ты так на меня смотришь? — спрашиваю я. — Я говорю серьезно. Ханна больше не беспокоит меня.

— Ладно… но я подумал, может быть, твой новый образ горячей девчонки как-то связан с тем, что я сказал тебе перед отъездом. — Он засовывает руки в карманы, напряженный, как туго натянутая струна. — Что это был твой способ заставить ее перестать быть грубой с тобой все время.

— Дело было не в этом. — Мой тон выходит более резким, чем я хочу, и я прочищаю горло. — Мое изменение касалось меня. Я даже не знаю, кто я. И я хотела это выяснить.

— Похоже, ты все еще в некотором замешательстве, — обвиняет он, выдерживая мой взгляд.

— Может быть, немного. — Может быть, много. С каждым днем я чувствую себя все более потерянной, поскольку возможность найти мою маму становится все более тусклой.

Что, если я это все заслужила? Эту одинокую комнату с голыми стенами и семью, которая ненавидит меня? Эта мысль так угнетает, так давит на мечты. Нет, я туда не пойду.

— Ты же знаешь, что это нормально, правда? — говорит Кай, шаркая носком ботинка по ковру и уставившись в пол. — В том, что ты запуталась в том, кто ты.

— Ты прошел через тоже самое? — На самом деле я не жду ответа, так как он обычно меняет тему всякий раз, когда кто-то упоминает его превращение в плохого мальчика.

Его взгляд поднимается к моему, и этот взгляд позволь-мне-загипнотизировать-тебя-моими-глазами яростно горит.

— Возможно. На самом деле, теперь все становится яснее, — говорит он и тут же меняет тему. — Впрочем, быстрый вопрос. Почему Ханна положила твое свидетельство на кровать? Разве это своего рода не помощь в поисках твоей мамы? Потому что это не похоже на то, что сделала бы Ханна.

— Это мне не очень помогло, потому что здесь нет ее имени. Я уже знаю, что ее зовут Белла, но только потому, что отец проговорился об этом бабушке. И он был очень зол, когда сделал это, — я выдыхаю напряженный вздох. — Значит, либо Ханна таким образом намекает мне, что у меня нет матери, либо она думает, что если поможет мне найти маму, то быстрее избавится от меня.

— Теперь это больше похоже на Ханну. — Его взгляд падает на мою руку, и он берет у меня сертификат. — Не возражаешь, если я возьму на пару дней? Возможно, я знаю парня, который мог бы помочь в поисках. Не знаю, какая информация ему нужна, но я могу попробовать.

— Знаешь, ты уже в третий раз говоришь мне что-то очень мафиозное, — замечаю я. — Ты хочешь рассказать мне что-нибудь о себе и своих новых друзьях?

— Ни в коем случае. Это раскроет всю мою таинственность. — Его губы кривятся, когда он смотрит на меня. — Тогда я снова буду скучным Каем.

— Мне вроде как нравился скучный Кай, — я игриво подталкиваю его ногой. — Ну, во всяком случае, иногда.

— Ты никогда не знала его по-настоящему, Иза. На самом деле никто не знал.

— Но кое-что я все-таки знала.

— Может быть, немного, — соглашается он, засовывая документ в задний карман джинсов.

Ну, я думаю, что это так.

Я нервничаю, думая о том, что он собирается сделать с этим листком бумаги. Кто этот парень, с которым он собирается поговорить? И как он сможет найти мою маму, зная только ее имя?

— Поторопись, переоденься и давай оторвемся на вечеринке, чтобы мы могли расслабиться. — Он пятится к двери, выуживая телефон из кармана.

Расслабиться? Да уж, есть большая вероятность, что этого не произойдет. Теперь, когда кто-то в этом доме знает, чем я занималась всю последнюю неделю, я больше никогда не смогу расслабиться.

Дом, в котором будет вечеринка, чертовски далеко от предгорий, примерно в тридцати минутах езды от пригорода, где мы с Каем живем. Первую половину пути мы с Каем спорим о том, какую песню лучше послушать. Он хочет включить свою песню, в которой нет ничего, кроме басов и грязных текстов. Когда он включает песню, мои уши протестуют, и я протягиваю руку и хватаю его айпод.

— Эй. — Кай прикидывается зомби и бросает взгляд словно собирается съесть мои мозги. — Я знаю, что ты новичок в езде со мной, поэтому я расскажу тебе правила так хорошо, как только смогу. — Он протягивает руку над консолью, чтобы украсть у меня айпод, но промахивается. — Никто, ни при каких обстоятельствах, никогда не прикасается к моей стереосистеме.

Ухмыляясь, я прислоняюсь спиной к двери, чтобы он не мог меня достать, и быстро прокручиваю его песни.

— Иза, — предупреждает он, переводя взгляд с дороги на меня и обратно, пока едет по оживленной улице. — Я говорю серьезно. У меня проблемы с музыкой.

— Ясно. — Я хихикаю, когда замечаю некоторые песни, которые у него есть на устройстве. — Чувак, твой музыкальный вкус отстой. Что случилось с одержимостью панк-музыкой восьмидесятых? Нет ни одной песни, которая была бы даже близка к панку.

— Я прохожу через новые музыкальные фазы. — Его пальцы сжимают руль, а лицо мрачнеет. — И я очень обидчив, когда люди оскорбляют мой нынешний музыкальный вкус. — Он вдруг расслабляется, встряхивается и расправляет плечи. — Знаешь что? Я позволю тебе просмотреть мой плейлист, но потом ты положишь обратно.

Я быстро нажимаю на папку с названием «Только для твоих глаз», нажимаю первую песню и кладу айпод. Из динамиков льется песня группы Violent Soho, и я улыбаюсь.

— Ладно, эта не так уж плоха.

— Ого. Тпру. Тпру. Ты включила одну из моих личных песен, — говорит он, затем ухмыляется и прибавляет громкость приемника, подпевая.

Личные песни? Боже, я даже не хочу знать, что он делает, когда слушает их.

Я смеюсь над собственными мыслями и заканчиваю тем, что потрясающе фыркаю.

— Что тут смешного? — спрашивает Кай, бросая на меня любопытный косой взгляд.

Я быстро качаю головой.

— Ничего.

По его лицу расползается ухмылка. —

Ты подумала о чем-то грязном, не так ли?

— Нет, я просто подумала о…

— О чем-то грязном с моим личным плейлистом.

Я показываю ему язык, а он только смеется. Затем я расслабляюсь в кресле и скрещиваю ноги, двигаясь осторожно, так как на мне юбка, и я не хочу показывать лишнее. Я подобрала юбку к черной рубашке с длинными рукавами, громоздким черным ботинкам и кожаной куртке с заклепками, которую купила в одном из магазинов на Оксфорд-стрит в Лондоне. Я надеюсь, что выгляжу достаточно хорошо для вечеринки, но так как я никогда не была на подобных мероприятиях, я не уверена.

Провожу пальцами по своим волнистым волосам, стараясь придать им объем, стараясь не зацепиться ни за одну из косичек.

— Ты прекрасно выглядишь, — говорит Кай, неправильно истолковав мое прихорашивание.

Мои руки падают на колени.

— Я просто хотела, чтобы мои волосы больше подскакивали.

Он нажимает на тормоз, чтобы остановиться на светофоре, затем поворачивается на сиденье, глядя на меня, приподняв бровь.

— Подскакивали? Я не знал, что волосам это свойственно.

— Скажи это моей кузине Индиго, потому что она, кажется, считает, что волосы должны все время подскакивать.

— Иногда я совсем не понимаю девушек.

— И я иногда не понимаю парней. Как будто в одну минуту ты такой милый, а в следующую, — я понижаю голос до низкого баритона, — «какая разница, мне ни до чего нет дела».

— Мне всегда до всего есть дело, — говорит он, проезжая вперед, когда загорается зеленый. — Иногда я просто не могу показать это.

— Это действительно глупо.

— Так же глупо, как притворяться волшебниками.

— Эй, я была ведьмой. — Я улыбаюсь, вспоминая, как во время наших прогулок домой мы иногда останавливались в парке и притворялись, что мы достаточно круты, чтобы обладать силой магии. — Не волшебницей.

— Как скажешь. Все равно это было глупо. Я имею в виду, что нам было почти тринадцать лет. Мы были достаточно взрослые, чтобы играть в это притворство. — Хотя его глаза прикованы к дороге, я чувствую, как от него исходит напряжение.

— Ну, я этого не делала. И я все еще не думаю, что это глупо. — Я сосредотачиваюсь на магазинах, местном банке и маленьком продуктовом магазинчике вдоль улицы, пытаясь игнорировать боль от того, что он считает наше время вместе глупым — что я глупая.