Овцы смотрят вверх - Браннер Джон - Страница 23

– Боюсь, она сейчас в конференц-зале. Что ей передать?

Секунду Пег колебалась.

– Передайте, что звонила Пег Манкиевич. Скажите ей, что ее брат, что совершенно точно, был отравлен.

– Простите, я не вполне поняла.

Говорящая чихнула и извинилась.

– О черт! – устало произнесла Пег. – Забудьте.

Она положила трубку и почувствовала, как поплыла картинка перед ее глазами. Слезы? Нет! Она ощутила, как натянулась кожа на лбу, как ее начало трясти. О черт! Очередной приступ синусита!

И она бросилась к кулеру, чтобы, пусть и с опозданием, проглотить и запить таблетку.

…и доктор Исайя Уильямс, чье тело было обнаружено в овраге недалеко от Сан-Паулу. Расследование тормозится тем, что армейский пресс-секретарь назвал упрямством и безответственностью местных жителей. «Они даже не ведают, что творят», – заявил он.

В самих США сенатор-республиканец от штата Колорадо Ричард Хоуэлл обрушился с яростной атакой на тех, кого он называет «хлорофиллоголиками». Они, как он полагает, тормозят развитие американского бизнеса, уже страдающего от безработицы и последствий экономического спада, настаивая на том, чтобы отечественные производители соблюдали нормы, которыми пренебрегают наши иностранные конкуренты.

В Южной Италии продолжаются бунты в маленьких городах, чье население напрямую зависит от рыбной ловли. Тем временем пыльные бури в Камарге…

– Привет, Фред!

– Привет!

Остин Трейн (он же Фред Смит) поднимался по лестнице. Здесь царил страшный шум: кто-то орал, работали одновременно телевизор, радио и проигрыватель; какой-то музыкальный фанатик лупил по барабанам, а поверх всего плыли могучие звуки ссоры, которую вновь затеяла семейка Блоров. Их квартира напоминала город, подвергшийся бомбардировке, и все соседи напряженно ждали – один из Блоров убьет другого, и победителю тогда достанется куча разбитой посуды и мебели.

Конечно, неплохо было бы вмешаться. Но – к черту! Он устал, а порез на ноге, который у него появился пару дней назад, припух и начал болеть. Похоже, инфицирован!

Фред остановился, чтобы достать ключ и открыть свое жилище, и увидел новую надпись на стене: «ТЫ МЕНЯ УБИВАЕШЬ!». Трейнитский лозунг, нанесенный пурпурового цвета губной помадой. Очень модной.

Фред осмотрелся. Его не очень беспокоило то, что в его отсутствие кто-то мог забраться в его конурку и ограбить. Конечно, пришлось бы что-то и прикупить, чтобы возместить потерю. Но то, что находилось в его квартирке, принадлежало не Остину Трейну, а Фреду Смиту. Буфет и холодильник были заполнены простой, дешевой едой (интересно, а какую еду можно сегодня назвать дешевой?): консервированной, замороженной, сублимированной, подвергшейся облучению, полуприготовленной и даже полупереваренной. Стены облупились и нуждались в покраске. Окна в целом были в порядке, но одно стекло разбилось и было заделано куском картона. В квартирке, помимо Фреда, жили блохи, с которыми не могли справиться никакие специалисты по уничтожению домашних насекомых; в стене шуршали крысы, мыши повсюду оставляли издевательские следы своей жизнедеятельности, тараканы только жирели на рассыпанных повсюду инсектицидах – даже нелегально приобретенных.

Сам он не прибегал к помощи химии – так он зашел бы слишком далеко в своей роли Фреда Смита; но каждый в доме знал, где можно достать ДДТ или диэлдрин, хотя они и не помогали.

Фреда не так уж и заботили условия, в которых он жил. Жить можно по-всякому. Но жизнь в этом доме для Фреда кое-что значила. А что? Надежду? Возможно. Представьте, что великого еретика Франциска Ассизского поставили перед двадцативосьмимиллионной аудиторией телевизионного шоу Петронеллы Пейдж (как поставили однажды Остина Трейна) и попросили назвать причины, по которым он ведет себя так, а не иначе. Нам говорят, «кроткие унаследуют Землю». А это значит, что кроткие избраны Богом. И я постараюсь быть кротким – но не потому, что мне нужна Земля – после того, как вы ее испохабили, пользуйтесь ею сами. Нет, просто я тоже хочу стать избранником Божьим.

Что и требуется доказать.

Да и, кроме всего прочего, животных я люблю больше, чем вас, ублюдки!

Из всех человеческих пороков Остин Трейн более всего ненавидел лицемерие. Понял он это года три назад, после достаточно длительного периода гонений, которые были вызваны публикацией «Справочника для выживших к 3000 году от Рождества Христова». До этого его книги пользовались умеренным успехом, а кое-что даже переиздавалось в ориентированной на широкую публику форме, в бумажной обложке. Публика, все более и более встревоженная происходящими в мире переменами, вяло почитывала работы Трейна, когда неожиданно, буквально в течение одной ночи, он стал знаменитым – его разрывали на части телепрограммы, он писал для популярных журналов, его приглашали в качестве консультанта правительственные агентства. А затем, так же внезапно, как все началось, все и остановилось.

Теперь у него было шестьсот тысяч долларов в банке, и он жил в трущобах в центре умирающего города.

Там, откуда он сбежал (а он думал о той жизни как об ином мире), царили ложь и обман. Программы, на которых он появлялся в роли Кассандры, спонсировала компания, изготавливавшая пластик и ежедневно сливавшая миллион галлонов горячей отравленной воды в реку, которая, прежде чем достичь океана, поила одиннадцать городов. Его печатали в газете, для производства которой было нужно ежемесячно вырубать тысячу гектаров леса. Страну, в которой он прославился как образец для подражания, как истинное воплощение принципов свободы слова, ее безумные правители превратили в пустыню.

Он заболел. Буквально.

Два месяца Трейн провалялся в больнице. Дрожь била его без остановки; он плевался в людей, которые приходили пожелать ему скорейшего выздоровления; он рвал на мелкие кусочки телеграммы, в которых его поклонники выражали надежду на то, что он скоро поправится; он швырял на пол еду, потому что она была отравлена, он хватал за шею медсестер и, пользуясь их временной беспомощностью, читал им лекции о сросшихся в утробе близнецах, о диоксиде серы, соединениях свинца и ДДТ. Сестры слабо усваивали материал лекций, потому что в этот ответственный момент громко верещали.

Когда его отпустили из больницы, подсадив на транквилизаторы, он поселился среди людей, которые жили слишком трудно, чтобы иметь время, возможность и удовольствие лгать друг другу, – в самом запущенном районе города, где когда-то родился. У него был выбор: Барселона, стоящая на берегу выгребной ямы, в которую превратилось Средиземное море, Рим, где уже несколько десятилетий не отменялось военное положение, или Осака, жители которой вместо обычных дверей устанавливали воздушные шлюзы. Нет, ему нужно было иметь возможность говорить с окружающими его людьми, а поэтому он вернулся домой. «Я – человек! – много раз говорил он, когда купался в лучах славы. – Я столь же виновен в том, что происходит, сколь виновны и вы. И либо мы вместе прозреем и покаемся, либо вместе умрем; и это должно быть наше совместное решение».

Правда, Остин Трейн совсем не ожидал, что оставит после себя такое удивительное наследство – трейнитов, которые не имели ни своей официальной организации, ни газеты и тем не менее время от времени давали о себе знать тем, что стигматизировали ту или иную компанию или предприятие, которое, как они полагали, наносит ущерб человечеству и угрожает его жизни. Причем делали они это столь организованно, что казалось, за всеми их действиями стоит некто, управляющий ими телепатически, или нечто, напоминающее то, что умные люди называют коллективным бессознательным. Остину было понятно – это не он создал трейнитов. Они уже были созданы до него и только ждали его появления.