Бараний поход (СИ) - Логинов Святослав Владимирович - Страница 4

Нельзя сказать, что места были совсем знакомы, но безграничная степь встретила тут своё окончание. По балкам росли кусты и купы деревьев, на горизонте темнел надвигающийся лес, а это значит, где-то поблизости прижимаются к земле беззащитные деревеньки.

К дому Люба добралась к утру. Шла весь вечер и всю ночь, лишь брала по очереди на руки, то одного своего воина, то другого.

Вот и дом, и бабушка хромает навстречу, упираясь клюкой.

— Батюшки-светы, да что же это с вами?

— Умучили Ваню поганые. Ну да это не беда, главное, дело управили.

— Мальчишки, живо за стол. У меня там полная миска овсяного киселя. Жаль молочка нет.

— Молока у меня целое стадо. Погодь, надою, сколько тебе нужно.

— Потом. Пока поешьте постненького и пойдём Ваню на ноги ставить.

Накидки, некогда белые, успели прикипеть к ранам, но Василиса живой рукой отмочила их и тихо охнула:

— Да что ж они натворили, дурни стоеросовые? Помереть старухе толком не дадут. Тебе, Любка, сегодня голодной сидеть, киселём будем Ване спину мазать. А потом в рощу пойдём, нащиплем сорочьего щавеля. Отпоим и на больное место наложим. С таким лечением Ваня быстро на ноги встанет.

Строго оглядела сгрудившихся правнуков.

— А вы куда собрались? Живо спати на полати! Небось, в степи выспаться не удалось.

— Мы в рощу за щавелем, — хором ответили мальчишки.

— Ох, семя бестолковое! Да вы конский щавель от сорочьего не отличите. А то и вовсе кислики нахватаете.

— Ничего, ты нам покажешь. А кислику отдельно брать будем, на щи.

— Вот так, всюду бабушка. Я в могилу собралась, смертное из сундука достала. А вместо могилы — в рощу за щавелем.

Через день Иван, которому ордынские лекари обещали скорую смерть, уже ковылял по избе. А потом уселся на рыжего коня и отправился на ярмарку, в Россию, как говорили в приграничных деревнях. Дорогущего скакового жеребца продал и купил Буланку, конягу смирного, зато приученного ко всякой сельской работе. Ещё и телегу прикупил, благо что денег хватило. Возвращался радостный, а дома тем временем вспомнили о войне.

Вновь тревогу поднял старый баран. Чем-то он напоминал прабабушку Василису, лежал себе в загончике, жевал травку, которую рвали для него близнецы, и разве что смертное не готовил, но тут вскочил, как ошпаренный, протрубил по-своему, по бараньи, тревогу и помчал в поле.

Люба сходу поняла, в чём дело, кинулась следом. В проулке у стены сложен был горбыль, осеки править. Там Люба ухватила здоровенную треску и в самую пору успела догнать барана, вскочить на него и направиться на врага.

Конечно, то была не вся орда, а небольшой отряд, отправленный на разведку. И они были готовы к встрече с безумной всадницей.

— Ступайте назад! — крикнула Люба. — Здесь вам больше пути нет!

Всадники вскинули луки. Они не собирались идти на верную смерть против страшной трески, о которой все они были наслышаны. Куда проще расстрелять противницу издали. Тучи стрел пронзили воздух, но Люба успела метнуться под защиту каменной бабы, и ураганный порыв ветра расшвырял залп по сторонам. Чёрный столб поднялся в небо. Люба гикнула и ворвалась в клубящуюся тьму, нацелив острый конец горбылины в самый глаз урагана. Конная лава последовала за ней.

Вот уж чем нельзя было напугать всадников, так это видом смерча. Не сосчитать, сколько раз они проходили этим путём, отправляясь в набег или возвращаясь с добычей. Но на этот раз всё получилось не так. Плоская харя каменный бабы исказилась, словно ей попала в глаз длинная сосновая заноза.

Люба вывалилась из клубящейся тьмы. Треска оказалась мелко расщеплена и пылала смоляным факелом. Баран кричал, как плачут дети, и упал, не удержавшись на ногах. А вот всадников, что напали на неё, нигде не было видно. Если бы Люба могла смотреть сквозь непроницаемый мрак, она бы увидела, что с ордынской стороны вываливаются избитые и изломанные кони и люди. Кое-кто был жив, но таких было немного. Краткий путь из Орды на Русь закрылся.

Люба отбросила в сторону изломанную треску, с трудом подняла на руки барана.

— Пошли, родименький, домой. Прогнали супостатов.

Неясная тень качнулась вдалеке. Люба всмотрелась и без сил опустилась на землю. Ваня едет, торопится на помощь, нахлёстывает буланую лошадку.

Куда торопиться? Мы с Бяшей уже всё уладили.

Бяшу уложили на телегу и тихонько двинулись к дому. Страшный вихрь опал, от ордынской громады не осталось ни малейшего следа.

Августовские ночи темны, а звёзды огромны, каждая с кулак величиной. Дом, стоящий на отшибе у деревни, тонет в темноте, лишь лампадка чуть брезжит в красном углу. Трое богатырей, сбившись в кучу, спят на полатях. Бабушка забралась на печку, греет старые кости.

Широкая семейная лавка — пуста. Август месяц на дворе, какой смысл в избе ночевать? А что заморозки в августе случаются, то тем, кто, обнявшись лежит, холодно не бывает.

— Люба, моя, Любушка…

— Ванюша, милый, ну что ты такой ненасытный.

— Дочку ты мне обещала, красавицу, чтобы конопушки от уха до уха.

— Будет тебе дочка, Дашенька или Анюта… — Люба потаённо засмеялась и тихо сказала: — А вдруг опять тройня будет? Разом три девчонки…

— Ну и пусть, — согласился Иван. — Вот и ладно. Девочки родятся к миру.