Тулса (СИ) - Панченко Сергей Анатольевич - Страница 17

— Как скажешь. — Коломбина пожала плечами. — А вот и моя работа. Тебье туда нельзя. Спасибо, что составил мне компанию.

— Это тебе спасибо. Теперь я знаю, что мне нельзя в город, а еще неплохо провел время. А ты, до которого часа сегодня работаешь?

— Ты что, решил пригласить меня на свидание? — Спросила Коломбина со смехом.

— Честно говоря, ни разу не был ни на одном свидании, даже не представляю, что там делают. Мы могли бы пройтись вечером вдоль улицы, полюбоваться барьером, если ты не сильно устанешь.

— Барьером? У меня от него нервный зуд. Конечно, к вечеру я устану в любом случае.

— Жаль. Я просто не знаю, будут ли у меня еще выходные.

— Нет, я не отказала тебе, ты неправильно меня понял, только идея с прогулкой показалась утомительной. — Призналась Коломбина.

— Мы можем посидеть в моем жилом отсеке, но он похож на конуру. — Предложил Светоч.

— Предупреждаю, я в первое свидание не сплю с парнями. Этим очень сильно отличаюсь от кукол.

— Я ничего такого и не предлагал тебе. — Светоч покраснел. — Посидеть, это значит посидеть и поговорить. Заказать ужин и съесть его вместе.

— Ты забавный. — Произнесла Коломбина с улыбкой.

Светоч не понял контекста фразы, но переспрашивать не стал. В его представлении забавными были щенки или котята, но никак не взрослый парень с намерением общаться.

— Иди, а то мне влетит за опоздание. Я и так выбилась из графика.

— До вечера? — Светоч выбрался из кабины и замер в ожидании ответа.

— Я буду в восемь. — Пообещала девушка. — Закрывай.

Светоч хлопнул дверкой и проводил грузовик взглядом. Он заехал в автоматически открывшиеся ворота и исчез за ними.

До своей «берлоги» Светоч шел довольно долго. Действие лекарств, выписанных ментаграммой закончилось, и он снова почувствовал слабость и легкую тошноту. Однако, несмотря на это и на докучающие мысли о коренном переломе жизни, депрессии не наблюдалось. Причиной тому, несмотря на сознательный протест, являлась очаровательная мулатка. После общения с ней у Светоча язык не поворачивался называть ее дикой. Между ним и ей не было ожидаемого недопонимания. А он на полном серьезе предполагал, что общение с дикарем равносильно общению с ребенком, только научившимся разговаривать. Коломбина обладала необходимой эрудицией, легко изъяснялась, даже несмотря на то, что язык горожан Тулсы был для нее не родной. Она оставила после себя легкое душевное волнение, никогда не испытываемое прежде. Оно совсем не походило на волнение, которое появлялось перед контактом с Миолой. То было обычное животное возбуждение, предвкушения сладострастия. В нем не было уважения, переживания радости и попыток вспомнить цвет и выражение ее глаз.

— Высокий выброс окситоцина и дофамина. — Казенно пробубнила ментаграмма. — В воду будет добавлено вещество, приводящее в норму уровень этих гормонов.

— Знаешь, от чего у меня случается депрессия чаще всего? — Спросил Светоч у докучливой программы.

— Нет, но интересно узнать.

— От тебя. От того, что кто-то постоянно разговаривает у меня в голове, советует, решает, знает обо мне больше меня самого. Меня это выводит из себя. Мне неприятно, что в моменты счастья ты мне начинаешь докладывать о скакнувшем уровне гормонов. Мне неинтересно знать это. Мне хорошо и я хочу зафиксировать это состояние у себя. А ты, неживая тварь, советуешь мне выпить притравленной воды, чтобы убрать чувство счастья. Привести меня в норму, в состояние вещи, у которой не бывает эмоциональных всплесков. Нет уж, я не стану пить воду из своего крана. — Рядом с жильем Светоча поливался газон из разбрызгивателя. — Я попью отсюда.

Он рванул на газон и попытался поймать тугую водяную струю ртом. Получилось не очень. Светоч промок до нитки, но все же напился.

— Вот так. — Победно произнес он.

— Уровень гормонов выровнялся, благодаря приступу ярости. Необходимость в успокоительных препаратах отпала автоматически. — Произнесла ментаграмма.

— Как же тебя заткнуть, а? — Светоч протянул руку за спину и достал до чипа, почти не выпирающего поверх кожи. — Я раздавлю тебя.

— Не сможешь, это вызовет шоковую болевую реакцию. — Флегматично заявила ментаграмма.

— Черт с тобой, живи. — Светоч фыркнул и поднялся по лестнице на десятый уровень.

Все, кто встретились на пути, обращали внимание на его внешний вид, но молчали. Светоч решил, что нервные всплески у новичков в этих местах случаются не редко. Зашел в жилой модуль, разделся, забросил всю одежду в ультразвуковую стирку, и лег на выдвинутую кровать. Лицо Коломбины всплывало в памяти даже против воли. Он все еще считал неправильным так быстро идти на отношения с дикаркой, как будто боялся осуждения горожан. Инерция сознания сильная вещь, укоренившаяся глубоко в человеческой сути и ставшая второй натурой. Хоть он и видел, что Коломбина не имеет ничего общего с навязываемым ему представлением о дикарях, подсознание считало это чем-то постыдным.

Но ее лицо, мимика, глаза не хотели отпускать память Светоча. Он лежал, закинув руки за голову, и представлял их. Никогда прежде он так легко не общался с противоположным полом, даже шутки на грани, были шутками, а не оскорблениями, как восприняла бы их горожанка, настроенная только восхваление. Миола — кукла. Бездушная пародия, как и вся жизнь в Тулсе, пародия на нормальную жизнь. Он не видел внешние территории, но все больше проникался желанием увидеть и сравнить.

— Послушай, советник в моей голове, а не потому ли меня выгнали из города, что я перестал устраивать МАК? — Напрямую спросил Светоч у ментаграммы. — Молчание знак согласия. — Произнес он, не услышав ответа.

Время остановилось в ожидании встречи. Светоч успел даже уснуть, но проспал полчаса и проснулся посвежевшим. Стиралка высушила и погладила одежду. Он оделся в нее и вышел на улицу, источая свежесть. Решил немного походить по округе. Зашел в лес, прошелся тропками и вышел к пшеничному полю. Колоски еще были мягкими и только начали желтеть. Светоч сорвал один и рассмотрел подробно. Он никогда не видел его так близко. На занятиях демонстрировали голограммы пшеницы, но как оказалось, они не передавали полноту ощущений. На самом деле колос оказался крупнее, у него имелся особенный запах, а его мягкие зерна обладали необычным и приятным вкусом, совсем не напоминающим готовый хлеб.

— Это все была иллюзия. — Произнес Светоч.

Его реплика касалась всех сторон жизни в городе. Чего ни коснись, везде были заменители натурального, начиная с семьи. Вместо родителей вездесущий и всезнающий МАК. Родители были, но только чтобы построить ребенку счастливые лица в течение нескольких минут в день. Вместо отношений с людьми, общественные программы, влияющие на рейтинг. Надо было активно участвовать в них, изображая заинтересованность. Вместо любви, готовые на все куклы. Вместо нормальной еды, выращенное в рассоле мясо. Светоч был уверен, что даже хлеб не делался полностью из муки. Не зря в городе ходили байки, что отходы горожан проходят рециркуляцию и возвращаются назад в виде поджаренных кусков хлеба. Всего за три дня на внешнем кольце он проснулся и понял многое. А еще он понял, что МАК заметил его отклонение от нормы и создал легальный прецедент, чтобы выгнать из города. У него для этого были все инструменты. МАК знал о людях все.

Прогулка по лесу позволила скоротать время. Светоч нарвал полевых цветов с края поля, вернулся и остался ждать Коломбину на тротуаре у здания с жилыми модулями.

Она появилась из-за поворота неожиданно. Светоч не сразу узнал ее. На ней, вместо рабочей робы, в которой он видел ее каждый раз, было надето яркое короткое платье, из-под которого выглядывали ровные смуглые ножки. Она успела приготовиться к свиданию. Увидев немую реакцию Светоча на нее, девушка скромно, но довольно улыбнулась. Она ожидала чего-то подобного.

— Ты можешь быть разной. — Заметил Светоч. — Это тебе. Я знаю, что у вас существует пережиток дарить цветы. Видел в какой-то передаче. — Он протянул ей букет.