Рождество с детективом - Устинова Татьяна - Страница 8

Из-за угла вынырнула машина, и в свете фар старший лейтенант вдруг увидел, как вдоль канала изо всех сил улепетывает прочь маленький кривоногий человечек в длинном не по росту пальто.

Видно, напугали они беднягу.

– Лех, ты его видишь? – крикнул ему Колескин, задрав голову.

Тишков помотал головой.

– Ушел, гад, – с сожалением констатировал тот и сплюнул.

Утром в понедельник старший лейтенант доложил обо всем прибывшему в отдел начальнику. Играя желваками на толстых щеках – как только сумел! – Худеев выслушал и всыпал ему. За все. За отсутствие рапорта, за самоуправст- во, за щенячью самонадеянность, нарушение субординации, протокола и устава.

Леха решил, что ему кирдык, и мысленно уже собирал вещички с рабочего стола в коробку из-под обуви. Однако Худеев, выпустив пар, сделал неожиданное заключение:

– Иди отсюда, и до обеда чтобы я твоей рожи не видел, махновец!

– Есть, товарищ майор! – гаркнул Тишков, сообразив, что увольнять его пока не собираются.

В конце коридора маячила худенькая фигурка.

– Лешка! – бросилась к нему Леля и, схватив за рукав, вгляделась в его лицо. – Сильно ругали?

Леха сглотнул вязкую слюну и кивнул.

– Пойдем отсюда, – скомандовала она и потянула его за собой.

В ее маленьком кабинетике рядом с секционной, где Леля обычно осматривала трупы, было прохладно и тихо.

Леля усадила его за маленький столик, налила большую кружку крепкого чая, а потом устроилась напротив и, блестя глазами, сказала:

– Я исследовала золотые монетки из квартиры Ирины Павловны. Он держал их голыми руками. Отпечатки совпадают с найденными на книге Гофмана. Фоторобот составить сможешь? Отлично. И потом, гляди, что я нашла.

Леля протянула лист бумаги, на котором лежали три волоска. Леха удивился. Странные какие-то, рыжие. Чьи, интересно? Ведь сбежавший преступник был брюнетом.

– Это я с твоей куртки сняла. Ты вырвал, когда за волосы его схватил.

– Точно его? – не поверил Леха.

– Можешь не сомневаться.

Леля придвинулась к нему.

– Итак, у нас есть ДНК, отпечатки и портрет. Надежда не потеряна! Мы его обязательно найдем.

– Откуда такая уверенность? – буркнул Леха.

– Ты лишил его силы. Вырвал волшебные волоски.

– Что?!

Леха подозрительно взглянул на девушку. Какие волшебные волоски? О чем это она? Насмехается над неудачником?

Но Леля не насмехалась. Она смотрела очень серьезно, и было в ее глазах то, что заставило его кивнуть.

Это было странно, но Леха вдруг поверил, что так все и будет.

Метель за окном улеглась.

Шел тихий и легкий снег.

Где-то вдалеке зазвонили колокола.

Мир готовился встретить Рождество.

Лида Розова была рабой собственной доброты. Об этом знали все, кроме нее. Все – это в самом прямом смысле. Не было человека в районе, который не знал бы Лиду. «Это та, которая всех спасает». «Если ничего не придумаешь, попроси Лиду, она поможет». «Да не парься ты вообще: позвони Лиде, она и собаку выгуляет, и кошку покормит, да еще лотки помоет».

Позвони Лиде – это стало спасительным кодом для очень большого количества людей, знакомых иногда только поверхностно – по месту проживания. Были, конечно, критичные и трезвые умы, которые останавливались в недоумении перед условиями этого уравнения: один человек, двадцать четыре часа в сутки, – и нескончаемый поток тех, кто получает помощь Лиды или рассчитывает на нее.

И не то чтобы Лиду окружали одни потребители и эксплуататоры. Лиду по-настоящему любили, с ней дружили нормальные и очень хорошие люди, в том числе скромные, корректные, понимающие, что она никому ничего не должна. Но чужая, доступная, постоянно активная доброта – это великий провокатор, такая ловушка и соблазн… Что рано или поздно самый независимый, самодостаточный и уверенный в собственных силах человек звонил Лиде:

– Извини, не оторвал ни от чего? Мне просто больше не к кому с этим обратиться. Дело в том…

И начиналась какая-то совсем уникальная история. Например, эта, которая так и не закончилась. Человек, который иногда, встречаясь с Лидой на улице, говорил ей «привет», после дружеской попойки в московской квартире оказался в карантинном бараке в Крыму. И вместе с похмельем к нему пришло острое понимание того драматичного факта, что в московской квартире заперта одна-одинешенька кошка Тыква. А ключ от квартиры только у мамы, которая живет на другом конце Москвы. У мамы больное сердце, ее нельзя расстраивать ни Крымом, ни карантином, ни тем более похмельем обожаемого сына. И, конечно, ее нельзя послать спасать Тыкву. Есть, конечно, друзья, те самые, с которыми выпивал и которые помогли «наконец-то выбраться на отдых в Крыму», мама знает их с его детства. Но это исключено – выводить их на маму и Тыкву, еще более невозможно допускать в квартиру. Там еще осталось… А не осталось, так они с собой принесут. И конец всему – в том числе работе и ремонту.

– Кстати, Лида, меня зовут Геннадий, если ты не помнишь. Я живу в девятиэтажке на пересечении с Островитянова. Маму зовут Нина Петровна. Адрес и телефон могу прислать СМС, если ты вдруг согласишься помочь.

– Конечно, помню, – воодушевленно отвечала Лида своим мелодичным голосом. – Это ты забыл: я же твою Тыковку возила на стерилизацию к своему ветеринару. Ей тогда было два года, она бросилась под колеса твоей машины, и ты, такой чудесный, не смог ее оставить на улице. Сейчас ей должно быть пять лет, мне очень хотелось бы ее увидеть. Я только думаю, как подать это все твоей маме…

– Моей маме это никак нельзя подавать, – решительно ответил обнаглевший Гена. – Она очень впечатлительная. Ей можно только врать. К примеру, я на важном совещании, а ты соседка и видишь, как из моей квартиры пробивается дым.

– Гена, ты точно нездоров. От такого любая мама с ума сойдет. Нет. Присылай адрес и телефон, я сама придумаю.

Лида была талантливым человеком, неплохим художником. Издательства заказывали ей иллюстрации к детским книгам и учебникам. Ее работы были изящными, легкими и по-детски милыми. Такими же были те решения, которые она умела принимать. К маме Гены она приехала вся такая воодушевленная и восторженная. Рассказала, что ее сын Гена, замечательный архитектор и ее, Лиды, сосед (насчет архитектора – правда, только без «замечательный»), пригласил Лиду в свой уникальный проект: ему нужен художник для проработки деталей. Нужно торопиться, чтобы получить грант. И тут такая проблема: на совещание по проекту опаздывают зарубежные партнеры из-за проверок на границах. Гена там главное действующее лицо, он не может отлучиться. А в его квартире не только томится Тыква, но и лежат материалы для эскизов Лиды.

Мама, измученная своей изоляцией, была очень рада такому чудесному знакомству и замечательным подробностям из жизни и деятельности сына.

– Лидочка, дорогая, я так вам благодарна за все. Гена совсем не любит рассказывать о себе, максимум «все нормально». Он сейчас просто прислал мне сообщение: «К тебе придет Лида, сделай как скажет». Вот ключ от квартиры Гены. И можно вас попросить? Если не трудно, конечно. Расскажите мне потом, как все прошло.

– Конечно, само собой, – радостно ответила Лида. – А как вы? Что-то нужно?

– Я в порядке, справляюсь. Все заказываю по интернету. Но за вопрос большое спасибо. Если только… Это так, не просьба, вдруг просто наткнетесь. Я люблю хорошие дамские романы, а по интернету трудно выбрать. А у вас такой чудесный вкус, это сразу видно. И еще вдруг рядом… Я люблю только яблоки «Симиренко», а их трудно найти. Но все совершенно не к спеху и вообще необязательно.

Нина Петровна была очень деликатным человеком, но чужая доброта – непреодолимый соблазн. Что и требовалось доказать. А Лида, уходя из ее квартиры с ключом в руке, не вздохнула с досадой, как сделал бы любой средней нормальности человек, и, конечно, не выругалась про себя: «Да пошла ты… Делать мне больше нечего».