Команданте (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 29

Едва закрыв дверь и даже не включив свет, сеньорита Кордоба принялась стаскивать с него одежду и снимать свою. До спальни они не дотерпели и первый раз все случилось быстро и страстно, прямо там, в коридоре, полураздетыми, стоя, с необычайной остроты ощущениями. Потом уже, в спальне, они любили друг друга медленно и нежно, пока не заснули.

И вот теперь дождь.

Блаженно улыбаясь, Вася разлепил глаз. Сперва он увидел свисающий с люстры бюстгальтер, а чуть скосив глаза, обнаружил источник капель — Исабель плакала, зажимая себе рот, чтобы не разбудить его всхлипами.

Его как подбросило, он сел и обхватил вздрагивающие плечи девушки:

— Что случилось? Все хорошо, все хорошо, я здесь…

Она, оторвав руки от лица, толкнула его обратно на кровать и провела пальчиком между кубиков живота от солнечного сплетения вниз, до самого паха, следуя красному извиву шва.

— Что это?

— Ничего страшного, — с облегчением выдохнул Вася, — у меня была операция на кишечнике.

— Ты врешь, — снова сорвалась в плач Исабель, упала ему на грудь и зарыдала совершенно по бабьи, в голос.

Он только обнимал ее и гладил по спине и волосам.

Через полчаса, когда слезы наконец-то закончились, Исабель привела себя в порядок и даже соорудила завтрак, они сидели на маленькой кухне и пили кофе.

— Рассказывай, — серьезно сказала она.

— Что? — изумился Вася.

— Все, как есть. Кто ты, что за шрам, откуда ты такой умный, чего мне ждать.

«Ну и кому все это рассказать, если не ей?»

Ту же самую легенду, что раньше придумал для Гевары, Вася, страдая от невозможности рассказать все, выдал и тут — не надо множить сущности без необходимости.

— Ты учился в Москве? — приоткрыла рот Исабель. — А кто твои родители?

— Я касик, Тупак Амару Третий.

У Вася захолонуло сердце — до того она была сейчас красива, что он импульсивно вскочил, взял ее лицо в ладони и поцеловал в широко распахнутые от изумления глаза.

И снова, как вчера, до спальни они не добрались, так что стоило Исабель отдышаться, как она закрутилась в знакомом вихре «мне срочно на работу», пока Вася не поймал ее за руки.

— Никуда тебе не надо, к тебе приехал совладелец фирмы, ты занята.

— Ты не знаешь моих сотрудников, они все видят.

— Ну и что?

— Они будут хихикать.

Вася сделал высокомерное и суровое лицо и надменно процедил:

— Покажи мне того, кто посмеет хихикать над женщиной Великого Инки.

Столь разительный контраст привел к тому, что Исабель прыснула, а потом и расхохоталась, а следом и Вася.

Смеялись они еще день, а потом пришла пора плакать — он улетал. В аэропорту им с трудом удалось оторваться друг от друга, под понимающие взгляды двух кубинцев, приставленных провожать Васю. На этот раз остановки в Гаване не предполагалось — 707-й «Боинг» летел через Нью-Йорк в Мехико, а оттуда уже на перекладных. Из-за промежуточной посадки у Васи неприятно сосало под ложечкой — а ну как американцы уже в курсе, что он и есть тот самый Тупак Амару, который помножил на ноль их инструкторов?

— Боитесь летать? — заметил его состояние сосед по ряду, пожилой мужчина приятной полноты.

— Нет, просто подташнивает на взлете, — увильнул Вася.

Добродушный и словоохотливый попутчик не умолкал ни на минуту — кто, откуда, куда летите — и необходимость отвечать строго в соответствии с легендой «студента-этнографа из Барселоны» выбила из Васи расслабленность и грусть от прощания с Исабель. Черт его знает, может этот аргентинец, назвавшийся университетским профессором литературоведения из Мехико, на самом деле агент если не ЦРУ, то полиции или одной из многочисленных латиноамериканских разведок и контрразведок?

Профессор отвлекся на стюардессу, разносившую газеты и журналы и нагреб целую кучу. Не успел Вася порадоваться, что сосед замолкнет на время чтения, как тот воскликнул:

— Однако! — и ткнул Васе под нос La Prensa^[52] со здоровенной шапкой через всю полосу «Че Гевара в Боливии!»

Статья под заголовком извещала о прошедших «в неразглашаемом месте» переговорах лидера Боливийского рабочего центра и команданте Рамона. На приложенной фотографии в объектив улыбались Хуан Лечин и Че Гевара. Собственно, на этом содержательная часть статьи исчерпывалась — далее автор натягивал сову на глобус, привязывая Че к любым событиям в Боливии, начиная от «черных гигантов», войны с наркодельцами и событий на руднике Йайагуа.

— Нет, каково? Их не волнуют даже грядущие Олимпийские игры в Мехико, первые в Латинской Америке, им интересен этот головорез! — профессор бурчал в традиционном для интеллигенции духе. — Почему Че, зачем Че? Вы посмотрите, все наши идолы, как один, если разобраться — убийцы!

— В смысле? — изобразил удивление Вася.

— В самом прямом!

Сосед пустился в перечисление и как-то у него выходило, что все национальные герои — сплошь инсургенты, мятежники, генералы и диктаторы. Сан-Мартин, Сапата, Боливар, Сукре, Вилья, Артигас, Сандино^[53] — все, как один, занимались уничтожением себе подобных в промышленных масштабах.

— Даже Хосе Марти, поэт, и тот взялся за винтовку!

— А вам не кажется, что иной путь освобождения невозможен?

— Развитие и образование! — успел выдать попутчик, но тут разнесли еду и напитки и он на время выключился.

Насытившись, профессор с извинениями отошел постоять в очереди у кабинок туалета, в его отсутствие Вася пролистал газеты. На седьмой или восьмой странице, в подвале международного раздела, нашлась маленькая заметочка об изменениях в Чехословакии — президентом избран Александр Дубчек, сорока шести лет, а первым секретарем КПЧ — некто Драгомир Кольдер, сорока двух. Вторая фамилия не вызвала никаких ассоциаций, но газета услужливо подсказала, что Кольдер руководил комиссией по реабилитации. То есть произошла смена стариков-сталинистов на молодых реформаторов, как решил Вася. Правда, при этом было указано, что бывший первый секретарь Антонин Новотный стал председателем Национального собрания. Бог весть, что из этого получится, но как-то младореформаторы оптимизма не внушали.

— На чем мы остановились? А, освобождение! Это же фикция!

C точки зрения профессора, вся война за свободу против Испании состояла из борьбы реакционной колониальной элиты против демократии. Ну в самом деле, все началось стоило лишь испанцам под давлением Наполеона принять конституцию, и затихло, как только после поражения Франции на трон вернулся король Фердинанд VII. За каких-то три года Испания вернула контроль над всеми территориями, кроме части Аргентины! Но как только Фердинанд восстановил конституцию, как все покатилось по новой, тем более, что метрополия отменила все виды принудительного труда, включая рабство. А независимость позволила немногим семьям не только сохранить этот экономический базис, но и остаться при власти до сего дня.

Вспомнив, что ему рассказывала в первые дни знакомства Исабель — «наши семьи очень влиятельны, мой прапрадед служил адъютантом у маршала Сукре, прапрадед Фернандо у самого Боливара» — Вася скорее соглашался. Вообще, как он знал из рассказов старших, вся «борьба за свободу против империй» чаще всего скрывает желание той или иной группы стать «первыми парнями на деревне».

— И посмотрите, чем все закончилось! — возглашал сосед, сравнивая Америку Южную с Северной, куда они и летели.

Сравнение ясно было в чью пользу. Война за независимость колоний испанский отличалась от таковой же английских в первую очередь тем, что не потребовалась широкая революция — Испания была слаба и нагнать войск, как Великобритания, не сумела. Плюс элита обошлась своими силами, не привлекая в процесс за счет разного рода уступок всю массу населения. Отсюда — авторитарность правления в новообразованных странах, растущее неравенство, репрессии, борьба за власть…

— В Соединенных Штатах в аналогичной гражданской войне дрался сельскохозяйственный Юг с промышленным Севером, точно так же как наши консерваторы и либералы на протяжении всего XIX века. Но в США победил городской промышленник, а у нас — сельский плантатор, способный тратить лишь на собственные прихоти, а не на развитие!