Шофер. Назад в СССР (СИ) - Март Артём - Страница 4

— Эй, Боевой, — Оббежал я машину, — слышишь? Едет кто-то.

— Агась, — он поплевал на недокуренную сигарету, некоторое время решал, куда ее деть: за ухо или в пачку. Сунул за ухо.

Вместе мы стали у обочины.

Через мгновение, из-за горба, которым выгнулась тут дорога, показался ГАЗ. Спустя секунду мы рассмотрели, что это был не самосвал, а цистерна.

— Повезло нам, — скрестил я руки на груди.

— Цистерна это, — поджал губы Боевой, — идет со свинофермы к станице, — он цокнул языком. — Не возьмет он нас на буксир.

— Это еще почему? — Не понял я.

Боевой удивленно посмотрел на меня.

— Да потому что это Ванька Кашевой, — вздохнул Боевой, — а он с Серым водится. Ну как водится, — поджал губы Боевой, — только что в ножки не падает. Родственники они.

— Ну и что? — Вопросительно поднял я бровь.

— Ты, молодой, — нахмурился он, — что-то совсем память растерял. Сходи в поликлинику, как вернемся. Неладное это дело.

— Ты давай, Боевой, — не сводя глаз с цистерны, продолжал я, — не отвлекайся, рассказывай, что да как.

Это было странно. Я вернулся в прошлое, вернулся в свою собственную жизнь. Однако, шло здесь все несколько иначе, чем когда я был молод. События словно бы были другими. Скажем, никакого Серого я не помнил. Да и Ваньки Кашевого тоже. Будто бы эта линия истории немножко отличалась от той, которую прожил я. Отличалась совсем в мелочах, но все равно, нужно было держать ухо востро.

— Да что рассказывать? — Вздохнул он, — я сам подробностей не знаю. Знаю, что ты в гараже только неделю, а сразу с Серым и поцапался. Что там у вас за ссора получилась, я и сам не помню, — как-то лукаво посмотрел на меня Боевой.

— Не помнишь, или влезать не хочешь?

— Честно скажу, парень, что не хочу, — поджал он губы, — Пашка этот противный, как репей. Без мыла в задницу залезет.

— Что ж. Ладно. И на том спасибо, Боевой. Ну а этот, — я кивнул на цистерну, — Этот остановится, — сказал я и ухмыльнулся, — остановится как миленький.

— Это почему ж?

— А пусть попробует не остановиться.

Когда машина приблизилась так, что водитель мог нас видеть, я помахал ему, свистнул. Боевой тоже принялся размахивать руками.

— Стой, Кашевой! — Закричал я, — стой, говорю!

Однако, цистерна и не думала замедлять ход. Я увидел, водителя. Кашевой совсем не смотрел на нас. Будто и не замечал.

— Говорю ж, — сказал кисло Боевой, — не остановится. Придется тебе пешком до станицы топать.

Я не ответил. Да и раздумывал совсем недолго. Когда до машины оставалась метров сто пятьдесят, я просто взял и вышел на проезжую часть. Встал, скрестив руки на груди.

— Игорь! Ты че творишь⁈ — Удивился Боевой.

Я не ответил. Увидел, что машина вышла на встречку, чтобы просто меня объехать. Тогда я двинулся следом. Когда Кашевой вернулся в свою полосу и принялся сигналить, я даже с места не сдвинулся. Стало понятно, что он правда и не думал о том, чтобы помочь нам с буксиром.

— Те че, Землицын! — Высунулся Кашевой из кабины, когда я вынудил его остановиться, — Чего под колеса лезешь⁈

Это был пухлощекий мужичок лет двадцати пяти. Его маленькие темные глаза сердито сверлили меня своим взглядом. Пухлые губы искривились от злости. Нос-картошка пошел складками у переносицы.

— Что там стоит? — Я проигнорировал его восклицания и указал на мою машину.

— Чего?

— Я повторять не буду.

Кашевой нахмурился и бросил взгляд на самосвал. Потом проговорил:

— Ну самосвал. Ну и че?

— Что ж ты делаешь? — Нахмурился я, — не видишь, что ли? Машина в аварию попала! Что просят тебя о помощи? Че едешь, глаза вылупил? На дороге помочь — святое дело!

— Мне какое дело? Сам влип, сам выкручивайся!

— Что везешь? — Спросил я строго.

— Чего? — Снова не понял Кашевой.

— В цистерне, говорю, что?

— Каша для свиней, — сглотнул он, — была. Уже нету. Потому как на ферму отвез.

— Каша для свиней, значит? Сам выкручивайся, значит? Кашу возят раз в день. Че дальше делать будешь?

Он не ответил. Не выдержав моего взгляда, отвел маленькие глазки.

— Ничего ты не будешь делать, — сказал я, — в гараже сидеть, или на складе с мужиками водку пить. Мужики от тебя не убегут никуда. А на буксир нам надо. Срочно в гараж надо. Мы за запчастями едем. А там даже не знает никто, что мы поломались.

Глазки Кашевого растерянно забегали. Потом, внезапно, он улыбнулся, видимо, найдя отмазку.

— А трос у тебя есть? Я свой в гараже забыл.

Брешет, зараза. Ну да ладно. Пусть и дальше брешет.

— Боевой, — крикнул я, — будь другом, достань в ящике трос!

Боевой кивнул и торопливо побежал к кабине.

— Что ж ты Боевого гоняешь? — Засопел Кашевой гневно, — он, чай, не мальчик уже, в кабину да из кабины по сто раз прыгать.

— Боевой еще мужик хоть куда, — сказал я, — а я лучше тут постою. Что б ты по газам не дал.

— Вот он! Трос-то! — Вернулся Боевой со стальным многожильным тросом в руках.

Кашевой вздохнул.

— Ладно. Возьму вас на буксир, — недовольно просипел он, — Цепляйтесь, давайте…

Когда он на своей цистерне примостился перед нашим газиком и мы закрепили трос, Кашевой приблизился ко мне.

— Игорь, можно тебя на два слова? — Спросил он тихо.

— Ну?

— Ты Пашке Серому не говори, что я тебя подбросил до гаража. Щас-то там пусто почти. Все по рейсам разъехались. Сам он укатил в Новороссийск за цементом. Если узнает, что я тебе помог, то разозлится как черт, — он потер щеку, — я так-то не против был бы тебя подкинуть, но Пашка… сам понимаешь…

Спрашивать, что ж у нас там с Пашкой Серым за конфликт, и кто он вообще такой, я не стал. Пришлось бы еще и с Кашевым про память объясняться. А мне этого еще не хватало.

— Хорошо, — только и ответил я.

Я снял карданный вал, чтобы машину можно было тащить на буксире. Вместе мы загрузили его в кузов. Когда мы закрепили трос, Боевой разместился в кабине цистерны, вместе с Кашевым. Я же занял свое место в ГАЗе. Двигатель зарычал, и мы тронулись. Под колесами захрустел гравий обочины. Машины медленно пошли в сторону станицы Красной.

Сидя за рулем «Газона», я помнил, что еще до моего прихода в бригаду, эта машина отходила не один километр. Исправно отслужила не одну уборочную страду. Удачно провела не один рейс.

Ну что ж. Машины устают и ломаются. На то они и машины. А люди… люди могут выдержать многое. И если хозяин свою машину бережет, если относится к ней, как к живому существу, она и старая, ездить будет резво и дело свое делать. Вот эту истину я и усвоил, проработав шофером долгие годы.

Я сидел в кабине и контролировал буксируемый самосвал: где надо подрулю, где надо, приторможу, чтобы не протаранить носом овальный зад цистерны.

Когда дорога шла ровно, и не требовалось напрягать внимания, я оглядываться по сторонам. Это было просто невероятно! Все было таким знакомым, и будто бы одновременно новым. Потом я подумал, что просто смотрю на это все новыми глазами. Молодыми глазами.

Мы ехали вдоль зеленой посадки. Слева же колосилось золотое море озимой пшеницы.

Скоро комбайнеры на своих красношкурых «Нивах» выйдут в поле, чтобы собрать всю эту красоту, которую люди сеяли и выращивали, чтобы другие могли есть горячий хлеб.

А мы, шоферы, будем дежурить в период жатвы. Стоять в полях, бдительно следя за тем, когда наполнится бункер очередного комбайна. А потом на мехток, чтобы сгрузить зерно.

Уборочная страда — тяжелое, но удивительное время. Забавно, но тогда, в молодости, оно не казалось мне удивительным. Теперь же, я хотел еще раз поучаствовать в этом действе. Чудесно, когда из жизненных проблем у тебя только одна: завершить отписанный тебе путевым листом рейс.

Машины свернули и пошли по широкой грунтовке. Гравий затрещал под могучими колесами ГАЗов. Очень быстро просторные поля, что были в этом месте, сменились небольшими мазаными хатками на кубанский манер.