Гамбит искусного противника (СИ) - Тес Ария - Страница 16

— Человек, которого я очень любила, мечтал побывать здесь.

Не поворачиваюсь, потому что не хочу видеть его лицо и эти странные, глубокие глаза-магниты. Наверно мне немного страшно увидеть в них «ничего», тема слишком глубоко внутри меня, чтобы стерпеть такое отношение.

Алекс стоит за моей спиной, я чувствую жар его тела, и это, наверно, лучшая иллюзия. Словно за мной стена, за которую я могу спрятаться, которая не даст меня в обиду, вот только это лишь иллюзия. Ежусь от такой глупости, физически ощущая дикий дискомфорт, а потом вовсе разбиваюсь, когда звучит его голос. Тихий, без насмешки, необычайный, потому что без сарказма и издевок. Будто впервые настоящий…

— Я уже догадался, что это не ты бешенная фанатка Булгакова.

— Откуда ты знаешь? Может у меня под подушкой его сборник?

— У тебя нет ни одной его книги, хотя их у тебя в достатке.

Щелчок зажигалки и дымовой столб. Его сигареты пахнут не так, как обычные, а миндалем и карамелью, и губы после них всегда сладкие. Я прикрываю глаза, потому что знаю, что сейчас — моя последняя возможность все это запомнить. Каждую мелочь. А он, словно читая мои мысли, позволяет даже больше. Приближается и шепчет почти на ухо, кладя руку по-хозяйски на талию. Словно я — его, и не просто развлечение на пару часов, а его женщина.

— Ты ненавидишь Булгакова, не так ли?

— Ненавижу.

Отвечаю в тон, как по команде. Скорее всего дело привычки, говорят же, что она вырабатывается за двадцать один день, а я сплю с ним гораздо дольше. Он и без того умел надавить куда надо, сейчас и подавно, получив все нужные инструменты, включая мое сердце.

Рука плавно переходит на живот. Алекс притягивает к себе так, чтобы я уперлась лопатками в его грудь, после обнимает, а меня колбасит от прилива возбуждения и стай мурашек, носящихся сверху вниз. Прикусываю губу, чтобы не выдать себя, когда его рука скользит по ключицам, а губы прижимаются к виску. Он медленно вырисовывает круги на коже, тяжело дышит, пока сигарета тлеет и уносит аромат в небо, и лишь через пару мгновений хрипло спрашивает.

— И почему? Где тот человек, который так мечтал побывать здесь?

Он слишком умен. А я слишком податлива.

Вообще, обычно нет, но он, как мой личный Криптонит. Делает из меня ту, кем я не являлась никогда и, наверно, после него уже не буду. Что-то мне подсказывает — это разовая акция, и плевать, что мне еще и восемнадцати нет. Дважды пережить такие эмоции, как здесь и сейчас, просто невозможно. Такое бывает только раз в жизни…

— Котенок… — с улыбкой шепчет, задевая губами щеку, ведя ими дальше к уху, провоцируя дать то, что он хочет.

И я даю.

— Не знаю. В последний раз я видела его, когда мне было десять.

— Кем был этот человек?

А вот это уже слишком. Меня моментально выдергивает из состояния вакуума, где есть только я и его низковатый, хриплый шепот. Я порываюсь вперед, скидывая его руку, а потом поворачиваюсь лицом, твердо ставя точку.

— Ты забыл? Не лезь мне в душу, мы так не договаривались.

Все рухнуло. Приятное чувство томления, счастья от близости настолько желанного человека, тяга…А осталась только пустота. От нее (или от него?) мне вдруг безумно захотелось сбежать. Куда глаза глядят, лишь бы не видеть и не слышать, подальше, лишь бы не чувствовать. Все, что угодно, лишь бы никогда не быть настолько от него зависимой…

Делаю шаг в сторону аллеи, мне на самом деле необходимо покинуть это место, но мне не дают. Алекс берет за локоть, так что я оказываюсь в очередном расставленном капкане, поворачивает на себя, словно куклу, смотрит зло, прямо, проницательно. Знаю, что он читает в моих глаза все, что я сейчас испытываю, и, кажется, на секунду я улавливаю ту эмоцию, которую до сих пор никогда не видела: беспокойство. Он беспокоится за меня? Нет, это глупость. Кажется это все стресс.

— Амелия…

Произносит мое имя глубоко, устойчиво, так, что я на секунду теряюсь. Нет, серьезно, мне что не показалось? Я удивлена, и это мягко сказано, потому что он на самом деле волнуется, кажется даже в кои то веки старается подобрать верные слова, а потом…просто рушит этот момент очередной бессмыслицей.

— …Поверь мне, мое безразличие куда лучше моей любви.

И что это должно означать?! Я не спрашиваю в слух, но мой взгляд достаточно красноречив, чтобы понять и без слов. Вот только мне никто ничего объяснять не собирался, Алекс снова стал прежним, как по щелчку пальцев. Холодная маска плотно прилегает к лицу, на губах все та же знакомая усмешка, а глаза пустые. Он словно смотрит сквозь меня, словно больше не видит или не хочет видеть, вместо того отпускает сам, делает шаг назад и, указав головой в сторону, где припаркована его машина, небрежно спрашивает.

— Теперь можем ехать домой?

16; Ноябрь

В этом году у меня совсем не было настроения на праздник — такой дикий депрессняк накатил…Никогда не думала, что стану одной из девчонок, которые будут лежать на кровати, смотреть в окно и томно вздыхать из-за парня. До этого момента меня это вообще не волновало, иногда мне даже казалось, что со мной что-то не так: мужчины меня раздражали, а все, что с ними связано не нравилось и напрягало. Я редко ходила в клубы отчасти из-за этого — не хотела привлекать к себе лишнего внимания. Мне это было ни к чему.

А теперь…

Теперь все иначе. Теперь я, твою мать, мечтаю привлечь это самое внимание. Теперь я жалею, что не умею заигрывать, что не училась у подружек, которые занимались подобным чуть ли не с пеленок. Я даже стала ловить себя на мысли, что надо было лучше слушать Лилю, когда она давала мне наставления. Клянусь, если бы в универах обучали на тему отношений (и я сейчас говорю не про психологию), она была бы деканом. Факультет соблазнения, кафедра манипуляций, уловок и кокетства. Думаю, что в этой области ей удалось бы отжать себе не одну ученную степень, а сразу все, в отличии от меня…Каждый раз, когда я оказывалась наедине с Алексом, столбенела. Он у меня что-то спрашивал, шутил, улыбался, а я, как конченная идиотка, краснела до самых кончиков пальцев, мычала что-то нечленораздельное и пялилась в пол. Мне самой хотелось себя придушить за повышенный процент убожества на один квадратный миллиметр моего существа, а главное, что пересилить этот порог смущения стало сродни доказательству теории струн — совершенно нереально.

«Наверно думает, что я умственно-отсталая малолетка…»

В носу защипало. От обиды, от горечи за свое незавидное положение невидимки. Я ей и была. На выходных, когда приезжала домой, хлебнула всего этого сполна, когда увидела на его коленях какую-то шатенку. Верочка — потом я узнала, что ее так зовут, когда они заметили меня и оторвались от страстного лобызания. Жаль я не провалилась сквозь землю…Лучше бы так и случилось, тогда бы я не рассмотрела эту дамочку так хорошо и не запомнила каждую черту ее морды! А она была красивой…Вот какое слово пришло в голову, стоило о ней подумать. Высокая, красивая, молодая женщина с длинными волосами по поясницу, пухлыми губами, чуть вздернутым носиком и огромными, карими глазами. Верочка точно сошла с обложки модного глянца, точно модель! Прямо как Лиля…

Я в который раз прокляла свои гены, а точнее сраные доминанты моего папаши. Лиля вот была похожа на маму — такая же высокая, стройная, идеальная. Мама когда-то даже в конкурсе красоты участвовала, чтобы оплатить учебу, и выиграла. У меня же от нее были только волосы — светло-русые пепельные, почти серебристые и идеально прямые. Лиле волосы достались от ее отца — светлые, медовые и кучерявые. Сейчас правда от них мало что осталось: она выпрямила их и перекрасила в платину. Сказала, что так модно. М-да…она бы точно заткнула эту Верочку за пояс. А мне куда? Ноги коротенькие, щеки, как у хомяка, еще и эти странные глаза. Нет бы были янтарными и обычными, так фига с два. И они достались мне от отца, от матери лишь это самое, янтарное пятно, и теперь все вечно пялились, так и норовя как-нибудь прокомментировать!