Цугцванг (СИ) - Тес Ария - Страница 32

— Послушай меня сейчас очень внимательно, Макс. Она не Лиля.

— Я знаю это и без тебя. Отпусти.

— И это по-твоему хорошо?!

— А плохо?!

— Да! Лилиана — дура. Ее легко просчитать! Ты всегда знаешь, о чем она думает, что подумает дальше, что скажет, а вот ее сестра…Эта девчонка — бомба замедленного действия.

— Ты ее совсем не знаешь.

— И ты, судя по всему, тоже! Ты же не рассчитывал, что она тебя подстрелит!

«И то верно…этого я никак не ожидал…»

— Мне хватило того краткого знакомства, чтобы понять, кто она на самом деле.

— И кто же она? — усмехаюсь, а у самого сердце так и долбит в груди от волнения.

Потому что я знаю, что она скажет. Я сам это часто верчу в мыслях, а слышать от кого-то другого не желаю. Меня это пугает…

— Серый кардинал[7].

Но это звучит, и мне приходиться столкнуться с правдой, которую я так упорно стараюсь не замечать. Амелия сплошное «непредсказуемое», слишком умная для своего возраста, слишком расчётливая. Она — манипулятор, который скрывает в своих недрах слишком многое, и даже мне сложно представить, что именно.

Это вижу не только я.

— Она умная, хитрая и расчётливая. Наблюдает за всем исподтишка, подмечает. То, что она молчит, не значит, что она ангел, Макс, — продолжает Марина, серьезно глядя в глаза, — Если Лилиану легко раскусить, эту — нет. Она…

— Прекратите.

Миша перебивает, но я продолжаю мысль сестры у себя в голове: она — «слишком», и меня это цепляет, влечет, тянет. Мне это нравится…Амелия мне слишком нравится. Настолько, что при одной мысли о ней, по телу прокатывает дрожь. Я снова ее хочу.

От похотливых образов, благо, отвлекают. Миша становится рядом, мягко убирает руки Марины и занимает место точно посередине, как делал всегда, когда мы ссорились. Он то нас и мирил, как самый старший, спокойный и разумный…вон улыбается даже, сам, наверно, думает об этом, и я слегка закатываю глаза, но отвечаю.

— Марина, не драматизируй. Амелия неплохая девчонка и…

— То, что…

— Я не закончил, — прибавляет голосу стали, и пусть Мара фыркает, но замолкает.

Да, она всегда была более эмоциональная, взрывоопасна и далее по списку, включая ее непокорность и тяжелый характер, все равно Мишу слушала. Не всегда, конечно, но он единственный был максимально близок к тому, чтобы ее затормозить. В груди теплеет от воспоминаний детства, когда происходило тоже самое: приходил более мудрый брат, раскладывал по полочкам и раскручивал конфликт. Примерно так, как сейчас…

— Да, она непростая, я с этим полностью согласен, как, думаю, и Макс?

— Да.

— Но он говорит, что она у него под контролем.

Марина открывает рот, чтобы парировать, но замолкает сразу, как Миша поднимает руку, давая ему продолжить.

— Вопрос в доверии. Мы верим Максу?

— Естественно, но…твою мать, слишком многое на кону! Если она расскажет…

— Она никому не расскажет.

— Ты не можешь этого знать, Макс!

— Она не выходит из моей квартиры, так что могу.

— В смысле?! Ты что ее похитил?!

— Считай так.

— А если она сбежит?

— Не сбежит.

— Да ну?!

— У меня есть козырь, я не дурак, Марина. Я крепко ее держу, а ты должна мне доверять.

Молчит. Взвешивает. Разглядывает мое лицо, но наконец тихо переспрашивает:

— Ты абсолютно уверен?

— Да.

— Хорошо.

— И все?

— А я могу что-то изменить?

— Нет.

— Тогда все.

— Вот и отлично, разобрались, — тянет Миша, а потом указывает на дверь, — Пошлите уже, мы тут целый час сидим и пора бы поужинать.

— Последнее, — говорю, когда Мара соглашается и поворачивает на выход, — Не начинай.

— О чем ты? — притворяется, и я устало смотрю ей в глаза, кивая.

— Ты знаешь о чем я. Не цепляй ее.

— О, ну я очень постараюсь…

— Мара…

— Макс, я согласилась на твои условия, но не соглашалась быть хорошей девочкой. Я постараюсь, не получится? Что ж. Увы и ах!

Тяжело вздыхаю, на секунду прикрыв глаза — ужин будет катастрофой. Слишком хорошо я знаю свою сестру и прекрасно вижу ее настрой.

«Это точно будет фиаско…»

18; Декабрь

В столовой царит музыка. Здесь не произносят ни слова, но я слышу ее в ровном, четком ритме вилок, стучащих по тарелкам. Это почти Бетховен, которого я ненавижу, как бы забавно не звучало, особенно если учитывать тот факт, кем я собиралась стать. Но у меня есть причины на такое отношение, правда-правда, честно-честно. Тогда с Розой в наушниках у меня играл именно Бетховен — единственное, что было на моем первом, цифровом плеере. Именно поэтому я знаю точное время, сколько это длилось, вплоть до секунд.

Сам Бетховен говорил о главном мотиве первой части пятой симфонии: «Так судьба стучится в дверь». Какое забавное совпадение. Сейчас я как будто слышу ее снова, «мотив судьбы» набирает обороты пусть музыки то и нет вовсе. Один напряг и безнадега…

«Черт, это просто какой-то кошмар. И здесь так жарко, а еще эти дурацкие свечи…»

Кошусь на них, про себя матерюсь, и так смачно, что не успеваю осознать, что ко мне подошли. Это снова та самая грузная женщина, которая швырнула в меня матрас. Как оказалось, ее звали Марта, и она была кем-то вроде «управдома». На самом деле, думаю, что она была здесь все эти дни, но я ее не замечала, ведь вообще не особо акцентировала внимание на чем-то. Теперь у меня и выбора особого нет, она уж слишком агрессивно ко мне настроена…это тоже вполне прозрачно, особенно, когда дама наступает мне на ногу. Я резко дергаюсь от боли, обращая на себя внимание присутствующих, смотрю на ее морду, но та лишь слегка улыбается, будто ничего не было, и ставит передо мной тарелку.

«Вот сто процентов она сделала это специально, но кто мне поверит?!»

Отвожу взгляд, незаметно касаясь шишки, которая в такт той, кто меня ей и наградила, начинает пульсировать, давая о себе знать.

«Просто смешно…ей то я что сделала?! Или Лиля тоже увела у нее мужика?!» — расширяю глаза с диким желанием их закатить, делаю глоток воды, чтобы успокоится, слегка мотаю головой, — «Ну какой-то бред…»

Мои внутренние монологи единственное развлечение, здесь вряд ли кому-то интересно, что я скажу, да и вряд ли кто-то захочет со мной говорить в принципе. Кроме Жени, конечно, но она сидит далеко. Меня как будто специально отсадили в самый дальний угол стола, чтобы я максимально сильно прочувствовала, насколько здесь чужая.

«Да я и не претендую!» — вздыхаю, разглядывая то, что мне принесли с горечью, — «Еще и рыба…чтоб меня во все дыры! Это единственная вилка, которую я не помню, потому что ненавижу эту идиотскую рыбу!!!»

Озадачено смотрю на приборы и хмурюсь, легко касаясь серебряной, начищенной до блеска ручки.

«Сколько там должно быть зубчиков?! Да хрен его знает! Мама учила, но это было так давно, что я и не вспомню при всем желании…»

К тому же на этих ее уроках, мы с Элаем в основном пинались и дергали друг друга, почти ее не слушая.

«О чем я сейчас дико жалею…О боже, и что мне выбрать?!»

Сейчас я даже благодарна, что сижу, как отщепенец — меня же реально будто отделили от королевского семейства, выпихнув на расстояние. Нет, я изначально вздохнула с облегчением…ладно, это было немного неприятно, но в конце концов данный факт играет мне на руку: на меня никто не смотрит, а значит не видит тягот выбора.

«Зубчики…сколько их там было?! Три…четыре…ну…эм…наверно эта?»

Беру вилку с ровным рядом из четырёх зубчиков, которая, как по мне, и является «рыбной», но сразу слышу громкий, показательный цык.

«Твою мать…»

Еще раньше, чем я поднимаю глаза, знаю: облажалась. И еще кое что знаю: это видели все. Убеждаюсь, отрываясь от тарелки, и вижу, как вся королевская чета смотрит на меня. Не успеваю выхватить реакцию, кроме одной: Марина. Она прямо смакует мой провал, поднося бокал к губам, и перед глотком тянет: