Цугцванг (СИ) - Тес Ария - Страница 94

Его рука опускается ниже лопаток, на поясницу, но я чувствую, что и там она надолго не задержится. Я знаю, чего он хочет добиться…

«Ты совсем сумасшедшая?! Амелия, очнись, что ты творишь?! Ты помнишь, кто перед тобой?! Кому ты позволяешь себя трогать?!»

Меня как в горячий котел окунают, и в следующий миг я вырываюсь, отпихиваю его от себя, тяжело дышу.

— Никогда не смей меня трогать, — рычу, глядя точно в глаза, делаю еще шаг назад и добавляю, — Вали. Я больше ничего не хочу слышать.

Не знаю, какой будет реакция, да мне и плевать, если честно. Лучше получить по роже, чем дать ему то, зачем он здесь на самом деле. Ни. За. Что. Но ничего такого не происходит, ведь Александровский наконец внимает мне и направляется на выход. Правда вот человек этот привык жить по принципу "последнее слово за мной", так что у двери останавливается, чтобы их же ввернуть.

— Он любит Ксению. Не такой любовью, как Лилиану, конечно, но так даже лучше. Эти чувства гораздо глубже и гораздо важнее любой страсти, какой бы огненной она не была. Страсть и семья — плохая комбинация, Амелия. Когда ты поймешь, что я прав — знаешь, где меня найти. Я буду ждать.

«Вот тебе и чудо, твою мать…» — входная дверь хлопает, и только тогда я чувствую себя в безопасности. Или типа того.

Мне просто необходимо в душ — отмыться. Там пазл в голове и начинает складываться, пока я смотрю в шов между белой, настенной плиткой.

«Он врал мне. Тогда на аукционе его папаша обо всем догадался, Марина именно этого и добивалась. Плевать ей на Лилиану — хотя может и нет, но мне точно, — ее главная цель всегда была защита их плана. Она просто хотела отвести взгляд Властелина мира, который сто процентов в силу своего желания контролировать каждый их вдох, следил и копал под Макса. С этим разобрались. А дальше все было еще проще. Навешать мне лапши на уши — так легко, особенно зная мои к себе чувства. Он кинул мне пыли в глаза, а я и рада. Слепая дура! Он врал! Притворялся хорошим. Все это время он притворялся…Нагородил кучу обещаний, кучу бреда, помноженного на маразм — и я уже на все согласна. На самом деле, он просто сменил тактику. Я же тоже ее сменила. Силой не прокатывает, попробуем с другой стороны? Та-да! И все лишь бы его папаша не узнал об их истинной цели. Я же в курсе. Кто знает, что дальше выкину? Конечно, контролировать меня можно только ложью, он же уже провернул один раз этот фокус…» — всхлипываю, жмурясь, — «Боже, какая же я…дура. Слепая. По факту Александровский прав: он приходит, трахает меня и сваливает в закат, а я даже вопросов не задаю особо. Я ЖЕ ТАКАЯ ПОНИМАЮЩАЯ, ТВОЮ МАТЬ…»

Это просто Апокалипсис. Он внутри. Терзает, рубит, горит адским огнем, принося адскую боль.

18; Январь

Я сижу в темной-темной комнате, в темном-темном мире, с темными-темными мыслями. Смотрю на шикарную невесту, кручу в руках журнал, и снова смотрю на нее. Она действительно красива, будущая госпожа Александровская, ныне Малиновская Ксения. Кстати, фамилию эту я вспомнила, так как уже слышала в одном из разговоров Макса. Он не мог встретиться с «Малиновским» наедине, так что скорее всего доводы Петра Геннадьевича имеют место быть. Он действительно хочет высвободиться из под железной пяты с помощью этой семейки, а это значит одно: свадьбе быть.

«А ты действительно думала, что он ее отменит?» — усмехаюсь и делаю глоток из бокала с вином, без которого сегодня просто не смогу, — «Мой то отец в могиле, а тут вторая по богатству семейка. Еще и наследница в него влюблена…»

Да, в статье много информации. Еще бы! Это их «первый выход в свет», как пары, так что журналюги постарались на славу.

«Наверно хотели порадовать богатых наследников и их предков…»

Забавно вообще, но только из этой газетенки я узнала, что Макс, оказывается, свободно говорит на пяти языках: русский, английский, итальянский, испанский и французский.

«Полиглот, твою мать!»

Еще он занимался плаванием и фехтованием…

«Что-то на богатом!» — фыркаю.

У него даже чемпионские титулы есть внутри его маленького, узенького мирка — высшего общества. Добавьте к этому золотую медаль лучшей школы, где чернь даже туалеты не моет, и диплом с отличием университета с такими же параметрами набора персонала. Забавно, в статье «Туманный Альбион» называют загадочно: лучший университет в мире. Никаких названий, зато сразу понятно, что это что-то на о-очень и оооочень привилегированном.

Что насчет Ксении? Девчонка не отстает. В языках такой же полиглот, в учебе «блистательна и умна!», имеет разряд по конному спорту. Также любит петь, увлекается модой. Там пишут, что она училась вместе с ним все эти годы и «любовь их росла и крепла».

«Боже, сейчас блевану!» — отплевываюсь, а вином горе свое заливаю.

Не могу я закрыть глаза на ее персону, потому что она действительно шикарна, и самое мерзкое — вызывает уважение. У нее богатейший папаша, а вместо того, чтобы тусить, нюхать и трахаться, она работает. В журнале. Ксения благоволит редактуре, пошла по стопам отца. Тот бумажный король, как никак. Владеет кучей редакций, также парочкой сотен заводов по производству бумаги. Упакованный донельзя, круче него разве что сам Петр Геннадьевич.

«Говорят же, что деньги к деньгам липнут…хм…м-да…» — изрядно охмелев, откидываюсь на спинку кресла и смотрю в потолок, когда слышу, как проворачивается ключ в замке.

Хмыкаю, даже усмехаюсь, потому что у меня, по сути своей, только два пути. Первый — опять замкнуться внутри своей башки, но к чему это приведет, по сути то своей? Максимилиану Петровичу плевать, что я молчу, так даже лучше. И повеселится, и потрахается. Второй вариант — взять себя в руки и перестать растирать сопли по морде. Раз уж влипла, веди себя достойно, как говорится. Да и какой смысл то выбирать первую, проторенную дорожку? М? Он меня не отпустит, так хотя бы сама развлекусь. Не вечно же одним королевским особом играть на чужих нервах.

«Буду жестить», — киваю самой себе, сознательно идя в сторону, где мне может прилететь гораздо больше шишек. Но да, таков мой выбор и удел, — «Может быть так у меня получится по-настоящему его возненавидеть…»

Я решаю огребать.

— Амелия? — мое имя звучит громко и отчетливо со стороны прихожей.

Господин удивлен, что его шавка не выбежала, как обычно, и не встречает. В голове проносятся, как кинофильм, все те разы, когда я именно так и делала, за что я себя прямо ненавижу. Вот ненавижу!

«За дурость, за расхлябанность, доверчивость…» — за больную страсть и абсолютную неспособность пресечь и остановить свои же порывы. Контролировать.

— Амелия? Ты где? — снова зовет, но я упорно молчу в самом углу квадратной гостиной.

Смотрю в одну точку, только с нажимом держусь за бокал и прокручиваю его, скрежеча по дереву стеклом, за которым мерно двигается кроваво-красное лекарство от боли. Нет, это скорее панацея — лекарства не существует, и мне все также больно, я просто чувствую меньше.

— Котенок, я привез тебе твои тесты, — усмехается, следуя по коридору в сторону гостиной, — Ума не приложу зачем они тебе, но я заехал в аптеку и купил. Много. Девчонка смотрела на меня, как на придурка…

«А ты и есть придурок. Нет. Мудак…»

— Малыш, ну что за прятки? Ты спишь? — вижу боковым зрением через зеркало, как он заглядывает в мою спальню.

Не находит, очевидно, хмурится, и наконец переступает порог гостиной. Но он снова меня не видит, да и куда ему? Разве он вообще когда-нибудь видел меня? Вряд ли. Я ведь лишь бледная тень своей чудной сестрицы, которая все козыри в ход пустила для соблазнения моего мужчины. Нет, формально то понятно, что он не мой и никогда моим не был, но…она же все знала, и ее это не остановило, а лишь подстегнуло. Еще бы! Соперниц Лили ненавидит, их нужно уничтожать, даже если они твои младшие сестры.