Проклятая благодать (ЛП) - Коул Тилли - Страница 43

— Рыжая. Посмотри на меня.

Ее щеки были залиты слезами, на бледной коже виднелись черные пятна от туши. Ее красная помада была размазана по лицу. Сиськи выпирали из испорченного топа, а волосы были в беспорядке.

Она разбивала мое чертово сердце.

— Теперь они позволят мне увидеть ее, — тихо проговорила она. — Если у меня все получится, они позволят мне взять ее за руку.

Что за?..

Я смахнул слезы с ее щек. Она взяла мою руку дрожащими пальцами и поднесла к губам, и я почувствовал себя так, будто меня ударили по лицу. Она уставилась на разбитую в драке кожу на моих костяшках, поцеловала пятно крови — я не знал, было ли оно моим или принадлежало кому-то другому.

Она отпустила мою руку и уставилась в пол. Я смотрел на ее опущенную голову, и, черт возьми, обнял ее еще крепче.

Она была сломлена.

Потеряна.

Ее слова, сказанные в начале недели, вертелись у меня в голове. Не знаю, как долго я простоял у стены, просто держа ее в объятиях. Но в конце концов все выпитое ею спиртное взяло свое, и ее лоб опустился на мое плечо. Ее дыхание выровнялось, и она уснула.

Я вышел из нее и одной рукой застегнул джинсы. Фиби зашевелилась в моих руках, но не проснулась. Я отнес ее в спальню и положил на кровать. Натянул плед на почти обнаженное тело. Когда взглянул на нее, похожую на какую-то заблудшую шлюху, часть меня умерла. Рукава ее топа были разорваны, открывая шрамы от уколов. И теперь, когда мы вышли из бара, я чувствовал запах спиртного, волнами исходящий от ее кожи.

Я стянул с себя футболку и бросил на пол. Зайдя в ванную, я увидел свое отражение в зеркале и замер. Кожа на моих щеках, шее, груди и верхней части спины была исцарапана в кровь и покраснела. Помада Фиби была размазана по моему лицу. В глазах потемнело, и когда я сделал шаг вперед, передо мной уже не было АК, брата Палачей. Прямо на меня смотрел Ксавьер Дейерс, снайпер морской пехоты, спецназовец. Я знал этого ублюдка и относился к нему только с ненавистью. Этот ублюдок жил со смертью в глазах.

И я считал, что усыпил его много лет назад.

Очевидно, Рыжая смогла его разбудить.

Разочарованный, не желая видеть его лицо, я сжал кулак и ударил им по стеклу. Оно разбилось, и осколки полетели в раковину, внезапно мне стало трудно дышать. Моя грудь сжалась, отсутствие дыхания, которое я никак не мог заполучить, подкрадывалось ко мне, как тяжесть, давящая на грудную клетку.

Я отступил к ванне и сел на край. Мои руки дрожали. Мои всегда спокойные руки снайпера никак не могли успокоиться. Я опустил голову, и шквал образов хлынул на меня. Кровь, крики, гнев.

Гнев, который пылал так горячо и ярко, что изменил меня навсегда. Затем беспомощность, печаль и гребаное чувство вины. Так много вины, что я чувствовал ее горечь на языке.

Заставив себя собраться с мыслями, я встал, стер помаду со рта предплечьем и вытер кровь с костяшек пальцев о джинсы. Намочил полотенце водой и вернулся в спальню. Сев на край кровати, я начал стирать черные и красные разводы с лица Фиби. Когда макияж уступил место ее бледной коже и веснушкам, я расслабился. Черт знает, зачем ей понадобилось скрывать эти веснушки. Я очищал ее лицо, пока не осталось ничего, кроме нее.

Фиби.

Я надел на нее свои тренировочные штаны и чистую черную футболку Палачей и снова накрыл ее пледом.

В течение двадцати минут я смотрел на нее, спящую. Подумал о спиртном, которое она украла на этой неделе, и понял, что с тех пор, как она была здесь в последний раз, кричала и громила мою комнату, когда слезала с героина, она не была трезвой.

— С чем ты не можешь смириться? — спросил я, наклонившись над ней.

Она не проснулась, да я и не хотел этого. В таком состоянии она была спокойна. Но когда просыпалась? Похоже, она была в такой же жопе, что и я.

— Спи, — я прижался поцелуем к ее лбу.

Ее бледная кожа была прохладной под моими губами.

Я достал сигареты из заднего кармана и вышел за дверь. Прислонившись к внешней стене дома, опустился на задницу. Я опустил голову, делая затяжку за затяжкой.

Сидя в тишине, я просто, бл*дь, думал. Думал о дерьме, о котором больше никогда не хотел думать. Остановился только тогда, когда услышал шаги на поляне. Я услышал негромкий звук голосов, потом как закрылась дверь.

Почувствовал, что они стоят передо мной, и поднял голову. Вик и Флейм смотрели на меня. Я видел, как Малыш Эш ушел с Мэдди в дом Флейма, оставив меня и моих братьев одних.

Я прислонился головой к стене и уставился на них. Флейм покачивался на ногах. И, черт возьми, если бы это не заставляло меня чувствовать себя еще более виноватым. Он смотрел на меня так, словно не знал меня.

Потерянный.

Сбитый с толку.

Внезапно, все, что я мог видеть, это молодого Флейма много лет назад, в той психушке, на кровати. Я видел его черные глаза, которыми он смотрел на нас с Виком, его взгляд был таким же мертвым и неподвижным, как и его тело, когда он лежал на этой чертовой койке. Он был худым, его руки были связаны. В нем было примерно столько же жизни, сколько и в Девине. И когда я увидел, что он смотрит на меня, действительно смотрит в мои глаза, я просто обязан был помочь.

— Мне жаль, — пролепетал я.

Брат замер. Его взгляд опустился на землю, а глаза задвигались из стороны в сторону, обдумывая мои слова.

— Я… — я не знал, как как выразить то, что со мной происходит. — Моя голова…

Я глубоко вздохнул.

— Я в глубоком дерьме.

— Мы твои братья, — сказал Флейм.

Я знал, под этим он подразумевал вопрос: какого хрена я на них ополчился?

— Ты мой… мой… мой… — он пытался придумать, что сказать.

Но я знал. Я был его семьей, тем, кто привел его сюда. И я никогда не подводил его раньше.

Но по его глазам я понял, что подвел его. Я клялся, что никогда не подведу. Особенно Флейма. Он не знал, как справиться с этим дерьмом.

— Этого не повторится, — пообещал я.

Его напряженное лицо расслабилось от облегчения. Я посмотрел на Вика.

— Я облажался.

Вик покачал головой и подошел ко мне. Он сел рядом. Флейм подошел и сел с другой стороны от меня.

— Не знал, что тебе нравится эта сучка, — Вик смотрел прямо на поляну. — Я бы и близко к ней не подошел, если бы знал. Думал, ты просто хочешь, чтобы она была в безопасности.

— Знаю, — сказал я, чувствуя, что полностью лишен энергии.

— Она делает тебя другим, — сказал Флейм своим обычным безэмоциональным тоном. — Она делает тебя таким, каким ты был раньше.

Я поморщился, зная, что Флейм всегда говорил только правду. Я поморщился, потому что это и была правда.

— Она напоминает тебе… обо всем, не так ли? — спросил Вик, в его голосе не было ни нотки юмора.

— Я никогда не забывал, — сказал я, признавая это впервые. — Просто мне удалось закопать это дерьмо достаточно глубоко, чтобы оно не проявлялось. Рано или поздно оно должно было всплыть.

— Ты видишь все это, когда ты с ней? — спросил Флейм.

— Да, — я попытался проглотить комок в горле.

Вздохнул и стряхнул пепел на землю.

— Я устал. Так устал от того, что никогда не сплю. Пытаюсь не закрывать глаза из-за того дерьма, что вижу. Не могу думать ни о чем из своего прошлого, потому что не могу, бл*дь, справиться…

Вик схватил меня за плечо и сжал. Я опустил голову, чтобы не сломаться, как киска.

— Я заберу ее в охотничий домик, — сказал я, почувствовав, как Вик напрягся.

Флейм зашипел сквозь зубы:

— Нет…

— Да, — возразил я. — Ей нужно уехать и очиститься навсегда. Необходимо разобраться со всем своим дерьмом подальше отсюда. Даже от своей сестры. Я видел ее глаза. Она чертовски потеряна. И она не справится, если останется здесь.

— Ты не возвращался туда с тех пор, как… — сказал Вик.

— Знаю. Но он уединенный, и ей это пойдет на пользу. Изоляция.

— Мы с тобой, — Флейм двинулся вперед, несомненно, к Мэддс.

Я знал, что лучше не тащить его в прошлое.

— Нет, — сказал я.