Навья кровь (СИ) - Боровикова Екатерина "Копилка" - Страница 42

Сейчас она пыталась стоять, но ноги подгибались и держали с трудом. Руки обхватили тело, пытаясь прикрыть хоть что-нибудь: одежду по требованию «жениха» пришлось оставить ещё там, в поселении. Елена Владимировна даже не пожалела несколько литров воды на помывку.

Змей медленно, с ленцой, ползал вокруг, заключив её в кольцо.

— Не трясись, обезьянка, — сказал он наконец-то. — Моя вторая ипостась тебе понравится.

Юля в этом сильно сомневалась и продолжила пребывать в ужасе. И упустила момент, когда Змей исчез. Теперь перед ней стоял голый молодой мужчина, но она его даже толком не рассмотрела. Ноги всё же предали — девочка покачнулась, неловко шмякнулась на ковры и всхлипнула. А мужчина не стал притвориться вежливым, как-то знакомиться или успокаивать — он просто набросился на неё, так же, как делали до этого парни.

Он был жадным и грубым, но вполне предсказуемым. Юля даже успокоилась немного — каким бы ни был страшным Змей, его «вторая ипостась» оказалась обычным, даже в чём-то привычным насильником. Она зажмурилась и расслабилась, прекрасно зная, что нужно лишь немного потерпеть.

Всё закончилось очень быстро. Змей-человек поднялся с пола, шевельнул рукой и через миг оказался полностью одетым. В чёрные, идеально выглаженные брюки, белую рубашку с брыжами на рукавах и вдоль пуговиц, и остроносые лакированные туфли. Выглядел он почти человеком — узкие губы, острый нос с горбинкой, волосы до плеч тёмные, жёсткие, как проволока. Огромные, чёрные, с вишнёвым отливом глаза. О потусторонней крови говорили только небольшие рога. Они росли на лбу, загибались назад и в принципе из-за всклокоченных волос их можно было заметить не сразу.

Юля, чувствуя себя совершенно беспомощной и какой-то грязной, отвратительной, встала, покачиваясь, на четвереньки, потом села и обхватила коленки руками.

На столе теперь, помимо посуды, стояли блюда, заполненные едой и питьём. Змей сел на стул, налил в бокал белого вина, жадно выпил.

— Твои приятели меня обманули, — с каким-то весёлым удивлением сказал он. — Ты не девственница. Что ж промолчала? Я бы вторую забрал.

Юля отвернулась, уставилась на стену. Слёз, текущих по щекам, она не ощущала.

— Когда я спрашиваю, надо отвечать, — с лёгкой угрозой в голосе сказал Змей. — Что ты там сидишь? Иди, поешь.

— Меня не спрашивали, — тихо ответила Юля. — Ни вы ни… те люди.

Змей хмыкнул:

— Это беда моей первой ипостаси. Слишком высокомерен и поверхностен. Мог бы и поинтересоваться. Ладно. Поешь и убирайся отсюда.

— Что? — вздрогнула девочка и обернулась. — Но как же… десять лет…

Мужчина запрокинул голову и засмеялся:

— На самом деле так долго никто не живёт. Умирают в родах через год-два. Я хронический отец-одиночка. Но ты порченная и на роль сосуда не годишься. Я не зверь, поэтому повторяю — поешь и уходи. Можешь даже взять с собой из этой комнаты всё, что можешь унести. Плата за беспокойство, так сказать.

— Куда?

Змей равнодушно пожал плечами:

— Можешь домой. Могу даже донести.

— Нет! — вырвалось у Юли. Она очень не хотела возвращаться, к тем, кто так легко её предал и продал.

— И правильно, — покивал головой Змей. — Всё равно я там всех уничтожу. Не родились ещё людишки, которые могут безнаказанно мне врать.

Юля даже не испугалась. Просто сильнее бояться уже было некуда.

Змей встал, посмотрел на неё долгим взглядом чёрно-вишнёвых глаз и сказал, чеканя каждое слово:

— Если я вернусь, а ты всё ещё будешь здесь, убью.

Через мгновение в пещере стало гораздо теснее — человека сменил огромный гад. Прощаться он не стал, посеменил на коротких лапках к выходу.

— Почему бы меня сразу не убить? — тихо спросила девочка, когда Змей скрылся в проёме почти наполовину.

— Ты покорно за мной пошла и не сопротивлялась. Ты явно бесхребетная и запуганная, а я лежачих не бью, — донёсся рык откуда-то из темноты. — Поэтому даю тебе шанс. И даже награду — бери, что хочешь.

Когда он уполз окончательно, Юля немного ещё посидела, мечтая, как он вернётся и съест её, но потом откуда-то появилось слабое желание жить. Она медленно встала, потом вдруг тряхнула головой и заметалась по пещере. Есть и пить девочка не стала, и сокровищами не соблазнилась. но зато содрала одну из штор. Закуталась в неё, связала узлом два уголка за шеей, чтобы получилось что-то вроде длинного платья, и направилась к двери.

За дверью её ожидал красивый большой двор с бассейном. Юля обернулась, увидела особняк в несколько этажей. Но эти странности её не особо заинтересовали. Она подхватила путающиеся под ногами края шторы и побежала, куда глаза глядят.

Воздух распирал грудную клетку, но его всё равно не хватало. По лицу текли слёзы, сердце бешено стучало, мышцы ног ныли, израненные ступни жутко болели и вроде бы даже кровоточили. Лиза рывком села в кровати, схватилась за шею и несколько секунд пыталась осознать, кто она и где находится. Потом резко отбросила одеяло, согнула правую ногу и уставилась на ступню.

В предрассветном полумраке девушка всё же смогла углядеть, что никакой крови на пятках нет. И обессиленно упала назад, на подушку.

Выл ветер. Здесь, под крышей, стихию было слышно особенно хорошо. Да ещё и небольшое пластиковое окно, занавешенное пожелтевшим от времени синтетическим тюлем, свистело на высокой ноте, потому что резиновые уплотнители рассохлись. Но Лиза к этому звуку давно привыкла и даже не замечала. Тем более сейчас, когда сердце всё ещё колошматило по рёбрам.

Но боль из тела постепенно уходила, а дыхание выравнивалось.

Чем слабее становилась связь со сновидением, чем больше Лиза осознавала, что вокруг реальность, а она — не Юлия двадцатилетней давности, тем сильнее захватывало ощущение безмерной жалости и нежности.

«Бедная, бедная мама»!

Лёгкое презрение, которое девушка всегда испытывала к матери из-за её пассивности, слабости, робости, привязанности к самогону и властным личностям, очень быстро трансформировалось в безмерное удивление, можно даже сказать, восхищение. Мало кто смог бы не сломаться после подобных испытаний, а Юля — выдержала, не сошла с ума и не опустила руки. Мама изредка рассказывала, причём с большой неохотой, какие тяготы ей пришлось перенести после рождения дочери, до того, как они поселились в центральном районе Гомеля, но свою жизнь до держала за семью замками. Теперь стало понятно, почему.

Юля и вчера так ничего и не рассказала. Мать и дочь даже поссорились, и Лиза ушла на свой чердак, будучи в бешенстве.

И вот, «приснила». Как тогда, в логове вендиго. Видно, острое желание узнать правду так сработало.

«Наверное, очередная волшебная способность. И тоже досталась от папочки».

Петрович захлестнула волна ужаса. Она — дочь монстра. Или не дочь? В видении Змей утверждал, что женщина, то есть, сосуд, умирает в родах. А мама — жива.

Лиза вскочила, подошла к шкафу, распахнула его и уставилась на зеркало, прикреплённое к дверце изнутри.

Всё ещё полумрак, но фамильное сходство с человеческой ипостасью чудовища разглядеть можно. Глаза, губы, нос, волосы…

«А ведь после отвода глаз чешется в тех же точках, из которых у Змея рога растут».

Лиза медленно дотронулась до лба, поводила пальцем по коже. Показалось, что в двух местах, чуть ниже линии роста волос, прощупываются еле заметные выпуклости.

«Нет. Не может быть. Наверное, у всех людей черепушка слегка неровная. Если бы… В общем, если бы могли, они давно бы прорезались».

Девушка слишком быстро и резко захлопнула дверцу. Та протестующе скрипнула.

«Почему она от меня не избавилась? Не утопила в первой попавшейся луже? Ей ведь совсем мало лет было. Одна, без чьей-либо помощи. Я-то думала, что я — плод несчастной любви, в крайнем случае случайного изнасилования. Такая обуза, да ещё напоминание о том зле, которое ей причинили. А она меня любит, это точно. Смогла бы я, как она, любить такого ребёнка, да даже не испытывая каких-то добрых чувств, просто, машинально заботиться?»