Глиссандо (СИ) - Тес Ария - Страница 17

— Оградил? Так ты это называешь?

— Я не просил убивать вашего ребенка, Миша, я хотел его забрать. Она сама сделала аборт.

Миша замолкает, и вместе с его запалом куда-то стекает и усмешка. Да, что-то совсем не весело…

— Ты всегда был слишком доверчивым. Мария такой была. Она доверяла людям, которые плевали ей в сердце…

— Или доверяла тебе. Тому, кто ей это сердце вырывал каждый раз, когда бил ее.

Отец скрипит зубами. Ему не нравятся такие упоминания в момент «душевной близости», и обычно за такое кто-то из нас мог и отхватить, но сегодня он смиряется. Опускает голову, наблюдая, как в стакане кружит виски, а потом тихо сознается.

— Это правда. Я много раз допускал одну и ту же ошибку.

— Это называется иначе.

— Ты не понимаешь, Миша. Тебе досталась кроткая и спокойная женщина. Нежный цветок. Мне роза с шипами. Я много раз резал пальцы о ее стебель и много раз срывался из-за этого. К сожалению, мне не хватило мужества где-то уступить и прогнуться, потому что меня воспитывали не так.

— Ты изменял ей, — глухо говорит Марина, которая наконец отлипла от экрана телефона, сложила руки на груди и, стерев слезы, вступила в разговор, — Чего ты ожидал?

— Я не буду объяснять все тонкости и перипетии наших с Марией отношений. Это слишком сложно и долго, да и кому это нужно? Важно лишь то, что я любил только ее. Она единственная. Всегда была и будет.

Неловко и так неожиданно обидно за Настю. Я кидаю на нее взгляд, но сразу же отворачиваюсь, не желая смущать сильнее. Такое слышать неприятно никому, даже несмотря на то, что любви между ними нет уже давно. Сейчас же Насте пришлось услышать другую правду: ее никогда и не было.

Это бесит Лекса. Он зло усмехается и пару раз кивает, а потом цедит сквозь зубы.

— Как мило.

— Как есть, Леш. Это правда.

— А моя мама тогда кто, а?!

— Твоя мама — мой самый лучший друг.

Настя резко поднимает глаза, а Петр Геннадьевич уже в который раз нежно улыбается. Он подается даже вперед, смотрит на нее долгих пару мгновений, после которых тихо продолжает.

— Ты безумно похожа на мою маму. Она тоже была нежной и очень доброй, неспособной на ненависть. В казарме все всегда называли ее в шутку «Белль», потому что мой отец был Чудовищем. Строгий, жестокий, холодный, а рядом с ней становился мягче плюшевой игрушки. Ты тоже делала меня мягче. Поверь. Без тебя я был худшей версией того, кого ты знаешь. Рядом с тобой мне было хорошо, и я тебе бесконечно благодарен за все, что ты для меня сделала. Знаешь, у меня было очень много женщин…конечно ты это знаешь, но вот что забавно…Я ни о ком никогда не жалел, только о тебе.

Хмурится, быстро вытирая щеку, и я уже думаю, что вот сейчас папаша саданет ее словесно, но нет. Сегодня день каких-то странных, зыбучих метаморфоз. Покаяние. Как будто все мы находимся в будке для исповеди, и все мы — священники, здесь для отпуска грехов человека, который наконец решил обнажить свою душу.

— …Я жалею о том, что не дал тебе развода.

Настя издает странный звук, как сдутое колесо, а отец опускает глаза, медлит, но снова их поднимает и еще тише добавляет.

— Прости меня за все. Я не должен был втягивать тебя в свою жизнь, но моим детям нужна была мать. Ты была лучшей кандидатурой, потому что я знал, что ты с этим справишься. Я мог на тебя положиться. По итогу ты сделала для меня столько хорошего, а я для тебя так мало, прости меня и за это. И спасибо за детей. Леша, Адель — они так похожи на тебя, и я рад этому. Я рад, что они не похожи на меня.

— Петя…

Но он не дает ей ничего сказать, а смотрит на Лекса.

— Ты полноправный член этой семьи, Леша. Ты здесь не лишний. Ты на своем месте. Знаю, что всю твою жизнь ты пытался именно это доказать, но тебе не нужно было так стараться, потому что ты — мой сын. Всегда им будешь. Запомни это, ты Александровский. Не позволяй никогда и никому в этом сомневаться. Один из десяти лучших дней моей жизни, тот, когда я познакомился с тобой. И, конечно же, моя маленькая жемчужинка. Мой подарок. Я так рад, что ты у меня есть, и так тобой горжусь. Когда ты танцуешь, мое сердце бьется чаще. Тебе я позволял всегда больше остальных, и даже согласен был на брак с твоим футболистом. Он хоть и недостоин тебя, но почти к этому близок. Надеюсь, что ты будешь счастлива.

— Папа?

Голос Адель дрожит, а мне стоит таких больших трудов не закатить глаза. Потому что я не хочу рушить их личный момент, ради нее, не ради него, разумеется. Пусть я и считаю, что все, что здесь происходит — бред сивой кобылы, она так явно не думает. Не смотря ни на что.

Пока льются тонны патоки, у меня в свою очередь, есть время взвесить все услышанное, и к концу этой классной беседы, я вдруг понимаю кое что очень важное. В действительности, я на него очень похож — правда, я похож на маму — нет. Как бы я не бежал от своего отражения, как бы не старался, но судя по всем ошибкам, совершенным моим родителям, все, что обо мне говорят — правда. Я похож на него больше всех остальных, поэтому мне и пророчили занять его место. Потому что я бы с этим справился. Я — это он. Просто моложе. И сейчас, сталкиваясь с тишиной и его взглядом, все еще очевидней, чем было раньше. От этого меня коробит, и я тихо цыкаю, переведя внимание на яркие фонари за окном.

— Надеюсь, что ты не собираешься лить мне в уши тонны сладкой воды. Потому что если да, мне это неинтересно.

— Не собираюсь. Тебе я хочу дать ответы.

— Какие же?

— О том, кто Амелия на самом деле. Тебя же это волнует, да?

Резко возвращаюсь к его глазам, и отец усмехается. Говорю же, окажись я на месте Марины, сделал бы тоже самое. Тоже повелся бы, и я ведусь, правда вот мне плевать. Важно не это. Ее имя, за которое я цепляюсь мертвой хваткой.

— Что за клан?

— Они называют себя Имаи. Занимаются разными вещами, начиная с поставки оружия, заканчивая рабством и наркотиками.

— Типа якудза? — усмехаюсь сам, но на лице отца нет и тени улыбки.

— Не типа, Макс.

— И как же английский лорд попал к ним?!

— Она тебе рассказала, — он делает еще один глоток виски, после чего смотрит в окно, задумчиво потирая подбородок, — Однажды, английский дипломат прилетел с одной из миссий в Японию с женой и сыном. Но с этой миссией было что-то явно не так, и он знал, что это большой риск, поэтому познакомил свою семью со своим старым другом. На всякий случай. Попытка защитить их, дипломат был человеком умным и знал, что всегда нужно иметь план Б.

— Сработал «план Б»?

— Не совсем, — он снова смотрит на меня, чеканя, — Через три дня, после приземления в токийском аэропорте, семью английского дипломата вырезали на глазах у шестилетнего сына, которому по счастливой случайности удалось сбежать. Он укрылся в доме этого самого друга, а он оказался главой клана и частью огромного, преступного синдиката. Правящей верхушкой. Элитой. В Англии у мальчика не осталось родных, и он остался в Японии, но не только поэтому. Он хотел отомстить за свою семью, поэтому учился убивать прилежно и с огромным рвением. Когда мальчик вырос и ему было двадцать три, он наконец добился своей цени. Он жестоко отомстил тем, кто пришел в гостиничный номер английского дипломата, вместе с тем занял место в самом центре клана, как пасынок. Названный сын. Этого мальчика звали Артур, и он отец твоей Амелии.

Я ожидал чего угодно, но не этого. Отец не улыбается, он абсолютно серьезен, даже, кажется, напуган, но я не уверен, таким я его ни разу не видел, поэтому и не знаю, что ответить. Хмурюсь, силюсь понять, но отец не дает мне времени. Он придвигается к столу и хмурит брови еще сильнее, чем до этого.

— Ее отец — один из самых опасных людей в мире, Макс. Это не шутки и не розыгрыши, он действительно опасен. Артур способен на вещи, которые ты себе даже после нескольких граммов кокаина не сможешь представить. Он может убить, не прикасаясь, может пытать, может заставить тебя пожалеть, что ты вообще родился на этот свет. Когда он жил в Краснодаре, он владел всем югом этой страны, потому что его боялись. Оправдано. Он слишком умен, расчетлив и жесток, чтобы было иначе.