Глиссандо (СИ) - Тес Ария - Страница 19

— Где он?! — выдыхает тут же, на что отец мягко улыбается.

— Он в самом безопасном месте на свете. Когда все кончится, он вернется в Москву. Я с ним уже говорил.

— Если тебя не убьют, он снова будет под замком?

— Нет. Я даю тебе свое слово.

Его слово значит все, оно несгибаемо, как самая прочная сталь. Если отец давал слово — значит это навсегда, и теперь, получив наконец это обещание, Марина опускается на стул с сияющей улыбкой на губах. Потому что знает, что все изменится вне зависимости от обстоятельств. Мы все знаем это. Все ведь уже изменилось…

— Миша, это тебе, — сразу же второй конверт, который он передает сыну с улыбкой, — Тоже самое. Счет, плюс деньги на развитие твоего бизнеса. Знаю, что ты можешь сам, но надеюсь, что ты мне это простишь. Я не предлагаю тебе "АСтрой", знаю, как тебе претит все, что с этим связано, но я верю в тебя и в то, что ты можешь создать огромную сеть лучших ресторанов. Много лет я не говорил этого, теперь надеюсь, что еще не слишком поздно. Также внутри вы найдете дарственные на три квартиры моим внучкам, а еще на мой дом под Парижем. Он ваш.

Последние взгляды направлены на нас с Лексом. Отец разглядывает наши лица, пару мгновений медлит, но потом передает конверты с тихим пояснением.

— Внутри вы найдете ваши личные счета и дарственные на мои квартиры в Майями, Сан-Франциско и Нью Йорке. Самое главное — дарственная на «АСтрой». Берегите мое детище, развивайте его, поддерживайте друг друга. Не понаслышке знаю, как тяжело делать это в одиночку, так что, пожалуйста, никогда не отворачивайтесь друг от друга. Я был плохим отцом, но и в этом есть свой плюс — вы нашли в моем лице общего врага, против которого объединились так сильно, что почти срослись. Это хорошо. Это вам поможет. Удачи.

Он опускается в кресло, устало подпирая голову, и еще тише добавляет.

— А теперь идите, я хочу еще немного послушать Цоя и вспомнить молодость. Лили, задержись ненадолго. Мне еще кое о чем нужно с тобой поговорить.

Мы выходим, не произнося ни слова. Это все выглядит, как прощание, да факту это оно и есть. Так мы попрощались, пусть каждый из нас знает, что завтра он снова оденет маску, я рад, что хотя бы ненадолго увидел, что за ней все еще есть живой человек.

Значит и для меня не все потеряно, да?

Как я и думал, проявление человечности было скорее чем-то мимолетным, нежели перманентным. На следующий день примерно в обед, когда отец выполз из своей спальни, он сделал вид, что ничего вчера вечером не было и снова закрылся в своем кабинете. Просто прошел мимо нас, как мимо ценных экземпляров своей коллекции, хотя я и не злился, если честно. Точнее не так, как обычно. Не смотря ни на что, морок не пал, все действительно изменилось, и даже теперь я видел то, чего никогда раньше в нем не замечал: отец был напуган.

Проследив за его массивной фигурой, я перевожу взгляд на Лили, которая тоже смотрела на него, но сразу, как столкнулась со мной, перестала. Теперь она изучала овощи на дне своей тарелки, пытаясь делать вид, что ее здесь нет. Но она была здесь, а у меня остались вопросы.

— О чем вы говорили вчера?

Лили тихо вздыхает. Наверно, она знала, что ей рано или поздно нужно будет отвечать, чего она уже и не хочет, кажется.

— Мы говорили о том, что нас связывало.

Марина издает тихий смешок, но даже он свидетельствует о крутых поворотах и какой-то странной смене позиций, что произошла незаметно, буквально за одну ночь. В смешке не было прежнего яда, агрессии и ненависти, он скорее был чем-то вроде привычки. Не более. Лили на него даже не отреагировала, а положила вилку, сжала руки на коленях и перевела взгляд в окно.

— Он не обратился ко мне при вас из уважения. К вам. Знает, что всем не особо приятно слушать о наших отношениях, но они все же есть.

— И что он сказал? — повторяет Адель, и Лили бросает на нее короткий взгляд.

— Он сказал, что я была нужна ему. Он был одинок, а я очень похожа на Ирис. Внешне.

— Как мило.

На по-прежнему едкий комментарий Лекса, она тоже не реагирует, а смотрит теперь на меня и еще тише продолжает.

— Он дал и мне конверт. Там была дарственная на мою квартиру, машину и счет. Все, как он когда-то обещал.

Раньше я бы непременно ядовито поздравил ее с выигрышем, но сейчас не чувствую ничего. Перевожу взгляд в тарелку, начинаю мерно резать мясо. По факту мне как-то абсолютно плевать, да и честно это — Лили выполнила свои обязательства. Контракт закрыт, издержки не предусмотрены с обоих сторон. Чин по чину. На сто процентов.

— Он просил кое о чем меня…

— О чем же? — спрашиваю безучастно, спокойно, при том не притворно, а действительно спокойно.

Это какое-то благословение. Я могу свободно дышать от рухнувших в моей больной башке стен.

— Он просил не говорить никому, что вас связывало.

Резко перевожу внимание на нее, а Лили придвигается ближе, кладет руку на мою и хмурится сильнее, говорит тише, но при этом тверже.

— Макс, он напуган, и боится он не за себя, а за тебя. Он пытается тебя защитить. Искренне пытается. Пожалуйста, всего один раз, не делай глупостей.

Также резко, как перевел взгляд, я поднимаюсь и разворачиваюсь к лестнице. Киплю. Потому что, черт возьми, какого хрена?! Он всю жизнь мне изрезал на лоскуты, а теперь «волнуется»?! «Заботится?! С чего вдруг, твою мать?! Почему он не мог просто быть мне нормальным отцом, который действительно был мне нужен?! Прислоняюсь к двери своей комнаты и смотрю в потолок, медленно считаю от десяти до нуля. Чувствую, как ненависть начинает расползаться по телу, разносимая кровью, как самый опасный токсин, а я пытаюсь вспомнить, как мне удалось его нейтрализовать так, чтобы бесследно…

Август

— …Я же сказал, что приеду, твою мать! — рычу в трубку в ответ на очередную реплику отца, а сам хожу кругами вокруг одинокого дуба на границе моего участка.

Я так злюсь. Снова злюсь. Все остальное выжигается, как будто и не было ничего и никогда, оставляя за собой одну густую, липкую субстанцию — ненависть. Отбив звонок, я стою еще какое-то время, закрыв глаза и направив лицо в небо. Его ласкает теплый, летний ветерок, пахнет сырой травой, а дополняет картину стрекот кузнечиков. Здесь спокойно, но увы, я даже сейчас не могу оценить полноту картины, потому что в голове только и звучит, что голос этого ублюдка. Он раздает приказы и «наставляет» на верный курс, и мне вот интересно, будь он на моем месте, каково бы это было? Спорю на что угодно, несладко. Тогда почему все именно так?! Почему нельзя нормально?

Ох, это вечный вопрос, на который я устал за столько лет искать ответ. Даю себе еще одну минуту, чтобы успокоиться, потому что не хочу идти в дом в таком состоянии. Я снова сорвусь на Амелии, снова ее обижу, а мне этого совсем не хочется. Мне больше нравится, когда она улыбается, а не прячет от меня глаза…

В доме тихо. Перед его звонком мы лежали рядом: она была на мне, я ее обнимал, и мы разгадывали глупый кроссворд. «Занятие для старперов», так она это называет обычно, когда приходит ко мне и ложится по-хозяйски, прежде покрутившись. Она всегда крутится, устраивается поудобней, точно как кошка, и это заставляет меня улыбаться.