Перевернутая луна (СИ) - Бадевский Ян - Страница 9

Наоки и Коля быстро обшарили квартиру.

Временное затишье обманчиво. Переверты могут затаиться, выждать и напасть снова. Усыпить бдительность.

В шлемофоне звучали переговоры штурмовиков. Бойцы отчитывались о трупах, меняли позиции. Похоже, отряду удалось выстоять. Что ж, не зря они считались лучшими истребителями Хабаровска. Репутация заслуженная.

— Нам обещают подкрепление, — ожил шлемофон.

Голос Сергея.

— Хорошо, — буркнул Тадж. — А когда?

— Уже летят.

— Что происходит вообще? — не выдержала Шарапова. — Здесь несколько кланов. Они нас ждали. Сидели в засаде.

— Их много, — добавил Хиро.

— У меня один валялся на площадке, — заметила Катя. — А потом перевернулся. Они что, научились контролировать трансы?

В эпоху прорывов штурмовики выработали собственный сленг. «Транс», например, означал трансформацию. Момент обращения человека в зверя. Раньше считалось, что этот процесс естественный, он не контролируется разумом. Как только заходит солнце, оборотни перекидываются.

Так было раньше.

— Я не знаю, — отрезал Сергей.

— У меня колдырь лежал на площадке, — Наоки показала жестами Коле, чтобы держал входную дверь. Сама заняла позицию в центре длинного коридора. Так, чтобы видеть окно зала и поворот на кухню одновременно. Квартира выморожена напрочь, но в бронекостюме этого не чувствуешь. — У них новая тактика.

Батареи скоро полопаются…

Да какая разница?

Людей здесь не осталось.

— Пиксель, доложи обстановку, — приказал сержант.

— Я доложу, — встрял Дозер. — Мы подчистили балконы и карнизы со стороны двора. Они там налипли, как пчелы на мед.

— Крыша? — уточнил Хиро.

— Чисто, — сообщил Пиксель. — Я просветил тепловизором, на чердаке их не осталось.

— Повисите там, — голос сержанта подернулся статикой. — Вдруг вторая волна.

Случился прорыв.

Наоки понимала это хорошо.

Время от времени переверты обрушивались на какой-нибудь город, начинали инициировать всех подряд. Ну, как всех. Кого-то пожирали, они ведь хищники. Рациональные, гады. Вербовали тех, кто помоложе да покрепче. В зараженных городах самые низкие шансы на выживание у стариков, жиртрестов, инвалидов. Маленькие дети гибнут, подростки выживают. Это гребаный геноцид. Кто кого. Один биологический вид вытесняет другой. Хуже всего, насколько успела понять Наоки, дела обстоят в миролюбивых европейских странах. Варшавский договор трещит по швам, но помощь от Союза они получают. Неплохо обстоят дела у тех, кто примкнул к Японскому протекторату. Остальные превратились в звериные питомники.

Как и третий мир.

Половина Индии под пятой пришлых тварей. Часть Африки уже не спасти. В Южной Америке вторжения сметают одну банановую республику за другой.

Тенденции очевидны.

Людей отправляют на свалку истории.

И вот — прорыв в Хабаровске.

Передовые отряды рыщут по Шанхаю. Частный сектор обращать легче всего. Жители высоток могут оснастить окна решетками и сигнализацией, укрыться за бронированными дверьми. Некоторые даже стены укрепляют, подают документы на серьезную перепланировку. У тех, кто побогаче, стоят пуленепробиваемые стекла. А еще, как слышала Наоки, в городе объявились наемники какого-то профсоюза…

Вторую волну никогда не ждешь.

А она приходит.

Снаружи — выстрелы, рев, шорох осыпающейся штукатурки. Последний звук сливается с завыванием ветра.

— Лезут! — крикнул Тадао.

Наоки сменила магазин «аша».

Заметила слева движение.

Повернулась на девять часов и всадила три одиночных в белого волка, попытавшегося прыгнуть на стену из кухни. Оборотня отбросило на многострадальную дверь ванной. Переверт сполз к своему остывающему приятелю, оставляя на белом прямоугольнике красную полосу. Приятеля Коля успел завалить до прихода Наоки.

Герасимов начал стрелять.

Наоки подняла голову — тепловизор высветил крупный звериный силуэт в комнате третьего этажа.

Поднять ствол и прошить перекрытие очередью из бронебойных пуль. Проницаемость железобетона для такого боеприпаса достигает тридцати семи сантиметров. Наоки применяла это знание редко, но сейчас — самое время. Вторая волна вполне может смести их группу.

Тварь за перекрытием дернулась несколько раз и затихла.

С потолка посыпалась пыль.

Наоки вернулась к исходному сектору обстрела. Вовремя, потому что за подоконником гостиной нарисовалась тигриная пасть. Кхан вцепился когтями в дерево и начал втягивать себя внутрь. Первая пуля перебила оборотню лапу, вторая разворотила грудь. Чудище рухнуло обратно.

Грохот крупнокалиберного пулемета.

Это вступил в игру Пиксель.

— Отступаем, — приказал Сергей.

— Это приказ? — уточнила Катя.

— Да.

— А что там с подкреплением? — спросил Тадж.

— Не будет никакого подкрепления, — процедил Сергей. Шорох статики. — Всех отзывают.

Наоки просканировала сквозь стены площадку. Красно-желтых монстров не видно, можно выдвигаться.

— Коля, прикрой меня.

Она вышла на площадку первой.

Дверь квартиры напротив разлетелась в щепки, и оттуда что-то полезло. Наоки даже не успела рассмотреть — что. Просто выпустила несколько пуль в проем, и чудище издохло.

— Я между подъездами, — сообщил Дозер.

— Хиро, Тадао — на пандус.

Это сержант.

Ночь полнится жуткими звуками. Вой, рычание, пулеметные очереди, вспышки трассирующих пуль.

Коля и Наоки бегут к спасительному проему.

Между катером и подъездом — около двадцати шагов. Наоки вновь активирует экзоскелет, и вьюга размазывается кашей по наглазникам.

Слева — тень.

Бьет очередь, зверя разрывает пополам. Пиксель, только у тебя такой калибр, с благодарностью думает Наоки, вбегая по наклонному пандусу в спасительное нутро «Ротодайна».

Вдогонку — следующая мысль.

Нас вытеснили.

Никакого удержания позиций. Никакой зачистки. Это гребаное, мать его, бегство. Организованное отступление, как сказало бы высокое и мудрое начальство.

Когда винтокрыл набирал высоту, она увидела полчища серых теней.

Переверты мчались по пустырю.

Сегодня они победили.

Наоки проснулась ближе к полудню.

Метель закончилась. Небо все еще было серым, сквозь жалюзи просачивался мертвенный свет города.

Хотелось есть.

И кофе.

После рейда она так и не успела перекусить. Усталость взяла своё. Вернувшись домой, Наоки первым делом избавилась от бронекостюма, сходила в туалет и завалилась в постель. Уже из-под одеяла отдала приказ повысить температуру. Климатическая система ожила, наращивая столбик.

— Вам звонили, — бесстрастно сообщил компьютер.

— Позже, — буркнула Наоки, проваливаясь в уютное ничто.

Сон без сновидений.

Никаких будильников.

В полдень она проснулась сама. Зевнула, сладко потянулась, поправила сползшее одеяло. Почему-то вспомнилось детство — время, когда одеяла поправлялись нежными материнскими руками. Наоки очень рано потеряла родителей — их заменил старший брат. Когда девочка подросла, то узнала правду. Папа с мамой работали в какой-то секретной лаборатории, там случилась утечка… чего-то, что нельзя называть. Брата и сестру определили в коммерческую семью. Это вроде частного детского сада, только количество малышей не должно превышать пяти. Там они и выросли. Когда Мичи достиг совершеннолетия, то смог получить доступ к отцовским счетам, перевести на свое имя правительственную компенсацию и другие накопления, оформить опеку над сестрой. После этого они жили вдвоем. Самые счастливые деньки для Наоки, лучше не придумаешь.

Брат был кем-то вроде шамана. Умел колдовать, а однажды расправился с пардусом, который вломился в таунхаус через мансардный этаж. Наоки понимала, что аренда таунхауса в Японии — дорогое удовольствие. Откуда братишка доставал деньги — загадка. Мичи порой исчезал из ее жизни на несколько дней или недель, затем появлялся. Усталый, весь какой-то измотанный. Отсыпался, много гулял. И жизнь возвращалась в привычное русло. Кем бы ни работал Мичи, зарплату он получал в неподписанных бумажных конвертах. Архаичный способ. Тем более, что весь протекторат переходил на электронные расчеты. На любые вопросы, касающиеся работы, Мичи отвечал уклончиво. Или переводил разговор на другие темы.