Авиатор: назад в СССР 7 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 8

— А вам ещё обратно лететь, ВЛК проходить… Теперь понятно, почему письмо не дошло до адресата.

— Мы подумали, что будет не к месту. Серёга, представь, что ты избавился от 45и килограммов лишнего веса. Я вот три раза так делал и до сих пор стройный, каждый развод приносил облегчение. Будто крылья вырастали, даря непреодолимое чувство свободы. Тебе ещё повезло, что сразу избавился от головной боли и бумажной волокиты, — сказал парень, и мы с ним попрощались.

Я и шёл со стоянки в класс на разбор. Потный, уставший и с букетом. Всё как у лошади на свадьбе — в цветах и мыле.

Взгляды техников в мою сторону не особо волновали. Кто-то пытался пошутить по поводу хризантем, мол, теперь так награждают за сбитый.

— Сергеич! — окликнул меня Дубок, шедший ко мне быстрым шагом.

— Слушаю, Елисеич.

— Ты мне про полёт не всё рассказал. Всё у тебя работало? — спросил Дубок.

— Ничего экстраординарного не заметил. А что?

— Вот ты не увидел ничего «экстра», а я обнаружил, — сказал мой техник и протянул пулю. — Дарю.

Я не мог придать значение этому трофею, поскольку до сих пор не получалось сосредоточиться. Новость про Олю заставила слегка тормозить. При ближайшем рассмотрении я сразу определил, отчего пуля.

— Ну, это ДШК. Калибр 12.7, марку пули точно назвать не могу. К чему этот подарок?

— Это с твоего самолёта. Застряла в подголовнике катапультного кресла, — серьёзно сказал техник, будто он стал свидетелем чего-то фантастического.

— Повезло мне. Спасибо за подгон. Буду теперь её хранить…

— Сергей, это знак. Для тебя уже второй, — сказал Дубок, подойдя ближе. — Катапультирование — это раз. Пуля — это два. Как я слышал, ты в училище самолёт в поле посадил…

— Ой, Елисеевич! — отмахнулся я. — Сегодня вообще не тот день, чтобы ещё мне о предзнаменованиях каких-то рассказывать. Предлагаешь не летать?

На этот вопрос Дубок отвечать не стал.

— Ты бы ещё перекрещивал меня перед каждым вылетом, как Макарыч в известной картине, — сказал я, укладывая в карман пулю. — Не переживай, я заговорённый.

— Дай Бог… — тихо сказал Дубок, и тут же замолчал.

Не сильно в эти годы приветствовалось в армии быть верующим. В основном все были атеистами.

— Ладно, пойду. Если хочешь, можешь крестить меня, — улыбнулся я.

— Сергеич, я тут хочу над фюзеляжем покумекать, — сказал Дубок, показывая мне трафарет со звёздами. — Не против, если оформлю?

— Не возражаю, Елисеевич, — ответил я и направился на разбор.

У входа на КДП встретил Марика, которому было интересно, где я достал такой букет. Тут же у него возникло много вопросов.

— Кому? А как достал? — спрашивал он, не давая мне возможности ответить.

— Никому. Где достал, там уже нет. Ты чего пристал? — поинтересовался я, замахнувшись на него цветами.

— Эй, нет! Ты если использовать букет не будешь, то мне продай. С ними же реальный вариант… расслабить партнёршу, — ехидно улыбнулся Ален Делон местного разлива.

— Так забирай. Мне не пригодились, — отдал я ему цветы, собираясь уже идти в класс. — А ты на разбор чего не идёшь?

— Я отпросился. Зубная боль у меня острая, — отмахнулся Марик.

— Её не Ефросиньей зовут, зубную боль твою? — спросил я.

— Я всегда двигаюсь вперёд, Родин. Не оглядываюсь назад и ищу новых для себя ощущений. Тебе самому не надоела Вещевая?

— Всё уже. Замуж вышла Ольга, — сказал я.

— Блин, Серый, поздравляю! — кинулся ко мне обниматься Марк. — Совет да любовь! Любите друг друга, как я… а я никого не люблю, кроме Родины и мамы.

— Да погоди ты поздравлять, — пытался я его оттолкнуть, но Барсов никак не отставал.

— Неа, слушай дальше. Я специально готовил эту речь, — отошёл он на шаг назад и гордо начал поздравлять, словно поэму рассказывал со сцены. — Чтоб меньше было разбросанных носков и пересоленных борщей. Чтоб пилила в доме только пила, а горькими были только попки от огурцов. Чтоб…

— Ты закроешься или нет? — перебил я его. — Замуж вышла не за меня Вещевая.

— Тогда вдвойне поздравляю, Серёга! Баба с возу, коню легче! И вообще, мы так молоды ещё, нам гулять и гулять! — одну руку он положил мне плечо, а вторую устремил в звёздное небо. Это ж какие перспективы открываются!

Марика ничего уже не изменит. Я сбросил его руки и пошёл в класс не обращая внимание на звучащие в мою спину поздравления о сохранении меня в Красной книге холостяков.

И почему мне сейчас как-то не по себе. Есть ощущение, что меня кинули. Да и как такое может быть⁈ Тут времени прошло не так много, а Оля уже и замуж выскочила. Сколько с ней непоняток возникает!

Получается, что со мной Вещевая была ради «здоровья». Потрясающий доктор!

— Ты чего такой, Серж? — спросил у меня Бажанян.

— Думаю.

— Ну, ты давай быстрее думай. У нас разбор идёт, — спокойно сказал Араратович, и тут же вернул меня в реальность.

Я совершенно не заметил, как вошёл в класс, где уже собрался весь лётный состав. У доски стоит Бажанян, а за его спиной Гнетов с указкой. И гробовая тишина.

— Я… опоздал?

— Как бы да, Сергей Сергеевич. Ещё и зашёл без спроса, — сказал Гнетов.

Мои однополчане, если я им расскажу причину заклинивания у меня аварийного тормоза, поймут. А вот перед штурмовиками я сейчас выгляжу полным идиотом.

— Ладно, — махнул рукой Бажанян, разрешая мне занять своё место рядом с Пашей. — Давайте, Григорий Максимович по сегодняшнему дню.

— Особенностью сегодня явилось то, что мы работали по вновь выявленным целям в районе горного массива Луркох, — продолжил говорить Гнётов.

— А какова ситуация в районе Шаршари? — спросил командир эскадрильи штурмовиков.

— Судя по фотопланшетам, в районе Шаршари ничего нет. Воздушная разведка никаких сведений нам не дала, — ответил ему Гнётов.

— Ну а все наши удары пришлись на второстепенные объекты в, ничем не примечательном, Луркохе, — высказался недовольным голосом командир штурмовиков.

— И как показали результаты, вновь выявленные объекты не были полностью поражены, — подытожил Гнётов.

Тут же среди штурмовиков поднялся шум. Понять ребят можно. Максимович сейчас обвинил их в некомпетентности и непрофессионализме. Мол, бомбили не туда.

— Вы, товарищ Гнётов, сами-то, чем сегодня занимались? Прикрывали? А спустились бы и поработали, — встал со своего места командир эскадрильи штурмовиков.

— Арсений Павлович, поработаем. Дали бы чем, зашли бы на цели и поразили. Так, вам же доверили. А наши: — Мендель и Родин, и вовсе попали под перехват иранцев, — успокаивал рыжего подполковника Бажанян.

Стоит сказать, что с Арсением Павловичем Афанасьевым сталкивался я только на паре совещаний у Хрекова. Невысокого роста, коренастый, с непропорционально большими ладонями. Одной такой лапой он бы мог баскетбольный мяч спокойно держать, словно это теннисный шарик.

— То, что прикрыли, большое спасибо. Насколько было тяжело? — спросил Афанасьев. — Капитан, выйди, расскажи, — предложил он Менделю поведать о сегодняшнем бое, и Паша рассказал, как он уходил от атак Ф-14.

— Затем ещё и МиГи появились новые, — сказал Мендель и по классу прокатился гул удивления.

Но наша минута славы закончилась, и весь личный состав вернулся к спорам. Дело дошло до того, что штурмовикам оказалось не по нраву, почему командует именно наш полк. Они здесь уже базировались до нас и прекрасно справлялись с нанесением ударов. А тут прибыли бравые ребята, которых сам генерал армии Ахромеев сюда определил. Все лётчики-орденоносцы, некоторые повысили класс за время командировки и теперь учат их, как нужно работать по земле. Видимо, не сильно их поощряло командование за боевые вылеты.

А ведь работа у штурмовой авиации весьма опасная. По крепости духа и яиц, круче них только вертолётчики.

— Я ещё раз, вам повторяю, товарищ капитан… — продолжал доказывать свою правоту Афанасьев.

— Опыта у нас хватает, чтобы мы могли вам подсказать, как правильно нужно работать по земле, — не унимался Гнётов.