Двойной запрет для миллиардера (СИ) - Тоцка Тала - Страница 13

Марк рефлекторно вдавливается в меня условным «коленом», и я понимаю, что надо как-то выпутываться. Самым правильным будет вести себя непринужденно и делать вид, что ничего не случилось. Просто улыбнуться, поздороваться и спросить, как он себя чувствует, и что он хочет на завтрак. А затем изящно отобрать ногу и встать с кровати.

Но улыбка получается жалкой, а вместо «Доброго утра» из гортани вырывается неразборчивый булькающий звук. И я замолкаю.

— Каро! Карина! Хозяйка, ты где? — слышится с улицы громкий крик, и я вскакиваю с кровати как подброшенная пружина.

— Привет, Марк, прости, я случайно уснула, — бормочу внезапно прорезавшимся голосом и вылетаю из комнаты, стараясь не смотреть на его нахмуренное лицо. Ну и не на лицо тоже.

— Яннис, чего ты раскричался? — выбегаю на крыльцо и вижу как вытягиваются лица моих сотрудников.

Смотрю на себя их глазами и вижу невыспавшееся существо с всклокоченными волосами в неприлично коротких шортах и топе. Но надо как-то спасать ситуацию, поэтому быстро собираю непослушные волосы, скручиваю их в жгут. И говорю строго, придерживая жгут рукой.

— Закрывай уже рот, Менелай, проспала я, проспала. С кем не бывает?

Со мной не бывает. Я жаворонок, встаю рано, и за все время, пока парни у нас работают, они ни разу не видели меня заспанной или неодетой. Потому и называют уважительно хозяйкой, хотя сами старше лет на десять как минимум. И это с моих семнадцати лет, как я школу закончила, до этого была молодой хозяйкой.

Менелай хлопает глазами, Яннис толкает товарища в бок.

— Говорил тебе, дома она. А ты заладил «пропала, пропала…»

— С чего ты взял, что я пропала? — спрашиваю с удивлением, продолжая держать жгут, и чуть не падаю с крыльца, когда вижу полицейскую машину, въезжающую во двор.

— Тебя тут полиция искала, — голос Янниса тонет в моем отчаянном крике.

— Скажите им, что я сейчас переоденусь и выйду!

Несусь в свою комнату, сердце готовы выпрыгнуть из груди.

— Марк, быстро вставай и спускайся в гараж, — подбегаю к парню, и он хватает меня за руки.

— Успокойся, Каро, скажи кто? Снова они?

— Нет, не они, — бросаюсь в него папиной футболкой, достаю из шкафа сарафан и начинаю переодеваться в режиме «морской пехотинец». — Полиция.

Да, на глазах у Громова, а что, у меня есть время скакать по комнатам? Ну и что, что он шумно сглатывает и начинает чаще дышать. И в голосе появляется хрипотца. Она у него и до этого была.

Хватаюсь за щетку для волос и яростно расчесываю сбившиеся пряди. Это все Громов. Это об него я елозила головой, спала бы спокойно на подушке, они бы так не сбились.

Непослушные волосы не хотят поддаваться, и я сильнее дергаю щеткой. Сейчас повыдираю все к чертовой бабушке.

— Чшш… — широкая ладонь ложится на мою руку и отбирает расческу, — не дергайся, малыш. Я тебе помогу. Такие красивые волосы…

Он начинает аккуратно разбирать пряди и прочесывать их, а я смотрю в зеркало и вижу за своей спиной широкоплечего парня в одних боксерах. То что вижу, ладно, а вот то, что задом я его хорошо чувствую, заставляет сердце прыгать по всей грудной клетке как теннисный мячик.

Внезапно Марк приближается и зарывается носом в мои волосы, а мне остается только замереть и не двигаться.

Его дыхание обжигает затылок, движения становятся скованнее, его тело напряжено, и я на этом фоне кажусь сигнальной лампочкой, которая загорится, лишь только замкнется электрическая цепь.

К счастью, Громов понимает, что не время и не место.

— Я могу не прятаться, — голос Марка звучит сухо, и мне хочется сглотнуть и облизать губы, потому что они у меня тоже сухие. И во рту сухо. — Это полиция, они скорее всего будут спрашивать, когда мы заправлялись. Расскажешь все как есть. Без ордера на обыск дом осматривать они не будут. Вряд ли он у них есть, так что я тебя буду ждать здесь. А ты веди их на террасу, предложи кофе или чего-нибудь освежающего. Там и поговорите.

— Ты лучше жди у родителей, — показываю рукой на родительскую спальню. На короткое время становится стыдно, что никакого дизайнерского ремонта там нет и в помине. Но на очень короткое. — Там под ковриком лаз в погреб. Тебе будет тяжело спускаться со своей ногой, я тебя потому на подъемнике спускала. Если услышишь подозрительный шум, лезь в него. И не вздумай прыгать, там высоко.

— Хорошо, — он притягивает меня за голову и целует в лоб.

Ноги вмиг превращаются в сладкую вату, и к полицейским я выхожу на ватных, подламывающихся ногах.

— Они здесь обедали?

— Да, офицер.

— Вот на этой террасе?

— Да офицер.

— Вы знаете, в какую сторону они поехали?

— Нет, офицер.

— Они вам не сказали?

— Нет, офицер.

— Что, просто заправились, рассчитались и уехали?

— Да, офицер.

Вот так неинтересно и без огонька протекает наша беседа, пока офицеру наконец-то не хочется разнообразия. Это видно по его вспотевшему лбу и вращающимся глазам.

— А вы случайно не знаете, кто из братьев был за рулем?

Здесь я делаю над собой неимоверное усилие, впиваясь ногтями в ладони. Только бы не задрожал, только бы не задрожал…

Но он все равно чуть срывается и дрожит. Мой голос.

— Знаю. Марк…

Полисмен приподнимает бровь и вперяет в меня удивленный взгляд. Ждал, что я скажу «Нет, офицер»?

— А откуда вы знаете? Разве братьев Громовых можно различить?

— Слышала как брат его окликнул, потому и знаю, — не могу назвать Мартина по имени и мысленно прошу у него прощения.

Полицию как будто устраивают мои ответы, и я немного успокаиваюсь. Мне приходится изображать полное неведение и безмятежность, потому что мне неоткуда узнать об аварии. Марк сказал, что в новостях нет ни слова, он успел полистать новостную ленту, пока я спала, забросив на него ногу и уткнувшись ему в грудь.

Боже какой стыд. Невольно краснею, и офицер поднимает уже обе брови.

Мы сидим на террасе, я угощаю его кофе с печеньем. Он пишет протокол нашей беседы, а я делаю вид, что скучаю и разглядываю второго полицейского, который неторопливо прогуливается по террасе.

Внезапно в глубине дома раздается грохот, и у меня сердце проваливается вниз. Полицейские переглядываются, а я вскакиваю и кричу:

— Козинак! Хулиган хвостатый, а ну брысь! — и поворачиваюсь к офицерам, придав себе расстроенный вид. — Кот хулиганит. Уже не знаю, что с ним делать, такой шкодливый стал, просто сил нет. Наверное снова вазон с цветком перевернул.

«Мяу!» — доносится из дома в подтверждение моим словам, и я холодею. Марк, конечно, мяукает очень достоверно, но вдруг они захотят убедиться и попросят показать кота? Где искать этого ленивого засранца Козинака?

— Как я вас понимаю, кириа Ангелис, у меня дома такой же, — сочувственно кивает полицейский, который со мной беседовал. Он протягивает мне протокол. — Будьте так добры, ознакомьтесь и подпишите. Если у меня возникнут вопросы, я вам позвоню. Вы не против?

Я подписываю бумаги, мы рассыпаемся в любезностях, и полицейские уезжают. Провожаю их до ворот и даю знак отбоя Яннису и Менелаю, которые все это время следили за нами с определенной тревогой.

— Чего это им от тебя понадобилось, хозяйка? — обеспокоенно спрашивает Менелай.

— А я знаю? — пожимаю плечами. — Вчера тут заезжали одни заправляться, вот о них и спрашивали. Я рассказала, что видела, а что не видела, пусть додумывают.

— Смотри ж ты, сами приехали, не поленились, — бурчит Яннис.

Парни за меня горой, и это греет. Но надо проведать Громова, и я громко заявляю, что иду завтракать, а когда я завтракаю, меня лучше не отвлекать.

Каково же мое удивление, когда я обнаруживаю Марка, сидящего в родительской комнате в кресле, а на коленях у него свернулся клубком Козинак.

— Так это не ты мяукал? — спрашиваю Громова.

— Нет, — он почесывает Козинака за ушком, и тот довольно жмурится, — это он. Влез в окно и перевернул цветочный горшок. Он его даже не разбил, только землю рассыпал. Я бы убрал, но не знаю, где у тебя веник с совком.