Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ) - Шульман Нелли - Страница 119

– Ему идет пятый десяток, но вроде он крепкий. Пьет, хотя кто из рабочих не пьет…  – майор утешил себя тем, что Мяги, хоть и обрусевший, но все же прибалт:

– Так, как русские, он не загуляет. Они нация аккуратная, пьют по расписанию, словно немцы…  – кадровик помнил чистенькие немецкие пивные:

– Мы едва входили в город, а хозяева заведений бежали с прошением наперевес, торопились получить прибыль…  – на вопрос о водке слесарь отозвался:

– Как положено, товарищ начальник отдела кадров, по праздникам, в день рождения, но не больше…  – кадровик взялся за печать:

– Добро пожаловать на флагман советского электровозостроения, товарищ Мяги…

Эстонец с дочкой жили скромно, снимая комнатушку в домике престарелой вдовы. Водке и пиву Мяги предпочитал квас в городском парке, куда он ходил в воскресенье. Парни провожали Марию Ивановну жадными взглядами, однако девушка не навещала танцы в Доме Культуры или единственную городскую киношку. Мария Ивановна носила домой библиотечные книги. Приставать к эстонке никто не осмеливался:

– Вроде она тихая, – судачили парни, – а как посмотрит, сразу пот пробирает. И отец у нее такой, пройдешь мимо него и не взглянешь, но он так уставится единственным глазом, что поджилки дрожат…  – Мяги считался ударником труда, однако отказывался фотографироваться для Доски Почета:

– Куда мне, с моим увечьем, – указывал он на черную повязку, – зачем нашей смене, пионерам и комсомолу, смотреть на инвалида…  – рассмотрев неряшливо отпечатанную листовку, Мяги поднял единственный глаз на товарища:

– Радиостанции-то я и не слышал, – задумчиво сказал эстонец, – интересно, где нашли передатчик, Андрей Андреевич…  – на листовке бомба разрывала на части больше похожего на свинью генсека КПСС:

– Хрущева на мясо…  – кривые буквы разъезжались в стороны, – рабочий, хватит терпеть произвол коммунистов…  – Коркач протянул Мяги пачку «Беломора»:

– Угощайся, Иваныч…  – он усмехнулся, – а что касается рации, то в Доме Культуры есть радиотехнический кружок. Впрочем, – он взглянул на часы, – сейчас придет парень, что вчера выступал. Он из строителей, вроде прибалт, как и ты. Надо договориться о дальнейших действиях…

Снаружи раздался вой, по броне танков застучали камни. Булыжник влетел в разбитое окно цеха. Мяги, даже не пошевелившись, спокойно прикурил у товарища. Он потер рукавом спецовки обросшее седоватой щетиной, усталое лицо:

– Андрей Андреевич, – эстонец выпустил едкий клуб дыма, – пока дальнейшее действие должно быть таким…  – он махнул в сторону запруженного людьми двора, – прекратить эту…  – Мяги выматерился, – неразбериху, изъять у щенков, вроде Сотникова, водку, выбрать комитет стачки…  – он сплюнул на пол:

– Некоторые горлопаны орали, что будто надо бить очкариков, то есть инженеров и жидов…  – Коркач покраснел:

– Накипь первой всплывает наверх…  – он отхлебнул чая из щербатого стакана, – с этим мы разберемся. Насчет комитета ты прав. Батя рассказывал, как они бастовали до революции, всегда с комитетом. Надо сделать лозунги для завтрашней демонстрации…  – Мяги загнул натруженные пальцы:

– Железную дорогу перекрыть наглухо, взять под контроль средства связи…  – Коркач кивнул: «Твоя правда». Эстонец невозмутимо докурил папиросу до фильтра:

– Надо выставить патрули рабочей милиции у танкового оцепления, чтобы больше ни одного камня в войска не полетело. Нам нужны танки, Андрей Андреевич, то есть нужны ребята, сидящие в машинах. Юнцы…  – он вздохнул, – пусть заткнутся. В них сейчас говорит водка, а это плохой советчик…  – Коркач потушил папиросу о подошву тяжелого ботинка:

– Тебя выберем главой комитета стачки, Иваныч, то есть Кутузов…  – так Мяги стали звать после вчерашней стычки у заводоуправления. Эстонец хмыкнул:

– Неважно, кто станет главой комитета, Андрей Андреевич, но туда должны войти взрослые люди, вроде тебя, понюхавшие пороха…  – Коркач прислушался:

– Вроде на улице все утихло…  – шаги отозвались эхом под сводами огромного цеха, – кажется, явился наш радиолюбитель…  – невысокий, крепкий парень в синей куртке строителя вынырнул из-за опрокинутого станка:

– Товарищ Коркач, я здесь…  – Мяги сидел не двигаясь. Замерев на мгновение, строитель указал в сторону двора:

– Вас зовут, Андрей Андреевич. Ребята хотят составить требования для руководства завода…  – Коркач поднялся:

– Если надо, значит надо. Вы поговорите…  – он потрепал юношу по плечу, – потом выйдем в эфир еще раз…  – первым нарушил молчание Мяги:

– Надеюсь, у тебя есть надежные документы…  – он наклонил чайник над стаканом, – дорогой Теодор-Генрих…  – юноша обреченно ответил: «Есть, дядя Джон».

Секретарь ЦК КПСС Фрол Романович Козлов никогда в жизни не видел плотного, седоватого мужчину в отличном костюме, со старым шрамом, пересекающим лоб. Незнакомец появился в первом военном городке, где располагался временный штаб правительственной делегации, поздно вечером. Козлов исподтишка рассматривал неизвестного, представившегося товарищем Котовым:

– Микоян его знает, – понял Козлов, – я по его лицу понял, что они встречались. Шелепин тоже знает, но они будут молчать о том, кто это такой…

Товарищ Котов прилетел из Москвы вместе со специальным отрядом Комитета Государственной Безопасности:

– У меня есть особые полномочия, – сухо сказал он, – от товарища Хрущева и маршала Малиновского…  – вечернее распоряжение Малиновского о наведении порядка в городе оставалось именно что распоряжением. Товарищ Котов резко заметил:

– Милиция бесполезна…  – бунтующие избили десяток милиционеров, – армия бездействует, но надо подождать…  – он взглянул на часы, – из Ленинграда летит подкрепление, еще сорок человек. С сотней ребят мы сможем обуздать толпу, но сейчас не стоит пороть горячку…  – товарищ Котов пыхнул кубинской сигарой. Кто-то отозвался:

– Они подожгли портрет Никиты Сергеевича…  – Котов качнул хорошо начищенным ботинком:

– Они сожгут и живого Никиту Сергеевича…  – по унылой комнате пробежал шепоток, – буде тот попадется им в руки. Это пьяная шваль, – Котов раздул ноздри, – не ждите от них снисхождения. В Будапеште такие подонки распарывали животы коммунистам, вешали их на собственных кишках…  – Шелепин явственно побледнел:

– Это тебе не речи с трибуны толкать, – мстительно подумал Эйтингон, – никто здесь не нюхал пороха. Микоян служил солдатом на первой войне, однако старик забыл, с какого конца заряжать винтовку…  – Анастас Иванович был старше Эйтингона всего на четыре года, однако Наум Исаакович не думал о том, что ему пошел седьмой десяток:

– Если я себя хорошо проявлю, – напоминал себе Эйтингон, – мне могут устроить встречу с девочками и Павлом…  – собственные дети его нисколько не интересовали:

– Потому, что я любил Розу, – вздохнул Эйтингон, – только ее и Ладушку. Обеих у меня отняли, но я обязан позаботиться о девочках Розы и о Павле. Он мне все равно, что сын…

За окном комнаты клубилась предутренняя дымка. За ночь из городского отделения Госбанка вывезли все деньги и ценности. У почты и радиоузла стояли танки и милицейская охрана, однако Наум Исаакович ни в грош не ставил ни тех, ни тех. Ткнув окурком сигары в паршивую жестяную пепельницу, он сжевал сладкую клубнику:

– В Москве все ягоды еще парниковые. Юг есть юг, здесь фрукты всегда вкуснее…  – он давно сбросил пиджак, ослабил галстук и закатал рукава накрахмаленной рубашки:

– Наши пикеты, – Эйтингон отпил давно остывший кофе, – бессмысленны, товарищи. Милиции стоит показать железный прут и она разбежится, как показал вчерашний инцидент у заводоуправления…  – Эйтингон успел опросить очевидцев и внимательно прочесть показания участников стычки, – а что касается армии…  – он помолчал, – боюсь, танкисты нам не помощники…  – несмотря на булыжники, летевшие из толпы, машины заняли заводской двор.

– Несколько солдат получили ранения…  – Наум Исаакович прошелся по комнате, – однако неразбериха быстро прекратилась…  – он раздул ноздри: