Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ) - Шульман Нелли - Страница 58
- Предыдущая
- 58/145
- Следующая
– Впрочем, что подозревать, – вздохнула она, – комитетчик мне русским языком сказал, что у меня случился перитонит… – неприметный человек явился к Наде с пышным букетом осенних астр и папкой серого картона:
– Распишитесь здесь, Надежда Наумовна, – вежливо сказал он, – где галочка. Вы подтверждаете, что ознакомились с наказанием в случае разглашения секретных данных… – вложив в ее руку паркер, он добавил:
– В пределах юрисдикции Уголовного Кодекса СССР. Как известно, некоторые деяния, согласно приговору суда, караются смертной казнью… – несостоявшаяся беременность Нади стала государственной тайной:
– Как и остальное, случившееся в Новосибирске, – горько подумала она, – но теперь, может быть, Комитет оставит меня в покое. Они искалечили меня, лишили возможности иметь детей, я им больше не нужна… – Надя боялась за сестру:
– Они могут приняться за Аню, заставить ее разыгрывать мою роль, шантажировать ее судьбами меня и Павла… – комитетчик убрал расписку:
– Благодарю. Отдохните до Нового года, – добродушно велел он, – потом вас ждет новое задание… – Надя дернула щекой:
– Они от меня не отстанут. Будут подкладывать под нужных людей, пока я не вымотаюсь и не состарюсь… – она внезапно поинтересовалась:
– Вы слышали такую фамилию, Котов, товарищ сотрудник органов государственной безопасности… – голос девушки дышал презрением, – он ваш коллега, то есть старший коллега… – ничего не ответив, комитетчик поднялся:
– Собирайтесь. Скоро за вами придет машина… – узнав от Ани о записи передачи, Надя отмахнулась:
– Я сегодня была на репетиции в училище, а завтра меня ждет товарищ Моисеев… – руководитель ансамбля сам позвонил Наде:
– Наслышан о вашей болезни, – озабоченно сказал он, – но, судя по голосу, вы, что называется, вернулись в строй… – в разговорах с братом и сестрой Надя заставляла себя улыбаться:
– Они ничего не должны знать. Если я хоть обмолвлюсь о случившемся на самом деле, я их никогда в жизни больше не увижу… – билетами Аню снабдили в факультетском комитете комсомола:
– Я участвую в викторине по общественным наукам, – заметила сестра, – это большая ответственность. Там будет студенты старших курсов и даже аспиранты… – Надя подула на накрашенные гранатовым лаком ногти:
– Я в тебе не сомневаюсь… – она скосила глаза на программу передачи, – но Боже, какая скука. Общественные науки, естественные науки, технические науки… – Надя зевнула, – и вальсы под духовой оркестр… – Аня подняла бровь:
– По слухам, наша самодеятельность собирается играть джаз. Но есть и творческий конкурс, танцы, песни… – Надя по-кошачьи томно потянулась:
– Посмотрим, как выступят театральные вузы… – пухлые губы усмехнулись, – мне ли соперничать с будущими киноартистками… – пройдя в гардеробную, она поинтересовалась из-за кедровой двери:
– Павел, что, останется дома… – брат, закрывшись большим альбомом для набросков, возмутился:
– И не подумаю! Я такой же студент, как и вы, только профессионального училища. Почему я должен сидеть дома… – он подумал, что Данута может прийти на съемку:
– Она учится в университете, наверное, на филологическом факультете… – девушка так и не позвонила в мастерскую Неизвестного, – но я не могу просить Аню найти ее, иначе придется рассказывать и все остальное… – он понял, что никому не хочет говорить о Дануте:
– Даже Витьке я объяснил, что просто пригласил девчонку потанцевать на поплавке… – вовремя вспомнив, что приятель в трауре, Павел все же добежал до Спасопесковского переулка:
– Проверить, как у тебя дела… – сказал он Виктору, – мы сегодня идем в ДК МГУ на концерт и запись передачи, но ты еще папу не похоронил… – тело Алексея Ивановича пока оставалось в морге института Склифосовского. Виктор кивнул:
– Я слышал о КВН. Туда собираются кое-какие папины ребята… – он взялся за телефон:
– Сейчас узнаем, где они встречаются… – Павел появился на улице Герцена после пары рюмок коньяка в кафе «Молодежное». Он сразу сошелся с парнями, знакомцами Алексея Ивановича:
– Они знали, кто я такой… – Павел скрыл улыбку, – новости путешествуют быстро. Как говорится, Москва большая деревня… – ребята звали Павла Гудини. Аплодируя сестрам, он услышал капризный голосок девчонки рядом:
– Почему Гудини? Ты фокусник, что ли… – девица прицепилась к нему в гардеробе ДК:
– Надо было мне не помогать ей снять пальто, – недовольно подумал Павел, – но по этикету так положено, она стояла рядом. Ладно, я ее стряхну на танцах… – девица не отлипала от него во время студенческих викторин. Девушка сама положила его руку себе на плечо:
– Она не из комитетских сотрудников, обыкновенная студентка… – Павел все время искал глазами Дануту, – нет, я ее не вижу. Но здесь больше тысячи человек, в такой толпе легко затеряться… – Надя приняла свою корону, зал заревел: «На бис! На бис!». Выйдя на сцену в опасно коротком платье и высоких сапогах, сестра спела «Stand by me»:
– Она ловко вывернулась, – уважительно подумал Павел, – сделала вид, что это песня угнетенного негритянского меньшинства в США… – низкий, хрипловатый голос летел над замершим залом:
– So, darling, stand by me, stand by me… – пристроив корону на распущенных локонах темного каштана, Надя звонко крикнула:
– На бис, товарищи, я спою в танцевальной части нашего вечера… – хлопая сестре, Павел почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернувшись, он едва сдержал ругательство:
– Лубянская тварь и здесь нас пасет. При галстуке явился, мерзавец, изображает студента… – невысокий комитетчик с прибалтийским акцентом, допрашивавший Виктора Лопатина, не сводил глаз с Нади.
– В Антарктиде льдины землю скрыли,
Льдины в Антарктиде замела пурга,
Здесь одни пингвины прежде жили….
Парень в ярко-красной рубашке, с модным, узким галстуком, вывел лихую синкопу на трубе. Толпа заорала:
– Ревниво охраняя свои снега… – ударник пробарабанил ритм. Пианист, наклонившись над черным лаком фортепьяно, пробежался по клавишам:
– Ревниво охраняя свои снега… – каблуки девушек стучали по лакированным половицам, бархатные занавеси колыхались в такт музыке:
– Здесь никогда так не танцевали, – мимолетно подумал Генрих, – обстановка вокруг еще сталинских времен… – большой зал ДК осенял гипсовый бюст Ленина. В гардеробе, сдавая куртку, Генрих услышал об ожидающемся выступлении самодеятельного джаз-оркестра МГУ:
– Ребята не соврали, – вспомнил он соседей по очереди, – действительно играют джаз. Может быть, дело дойдет и до рока… – насчет этого, Генрих, правда, сомневался. В дверях зала болталось несколько парней с повязками комсомольского патруля:
– Они хотя бы не шастают по сортирам и подоконникам в поисках парочек, – усмехнулся Генрих, – ребята жаловались, что в нашем ДК они суют свой нос куда не надо… – короткие юбки и платья развевались у колен девушек, парни ловко вертели партнерш по танцевальному полу. По залу плыл запах табака. Курили студенты на балконе, выходящем на улицу Герцена. Большие двери приоткрыли, в ДК было прохладно:
– Если бы я танцевал, я бы согрелся, – Генрих пока подпирал стену, – но мне нельзя выпускать этих девушек из вида. Аня и Надя, Аннет и Надин. Фамилия у них тети Розы, то есть Левины… – все, разумеется, могло оказаться совпадением, однако Генрих помнил фотографии тети Розы:
– У дяди Эмиля в альбоме есть вырезки из довоенных модных журналов… – он отпил из бутылки ситро, – девушки одно лицо с ней. Они тоже могли бы стать королевами красоты… – он нашел глазами блестящую коронку:
– Это Надя. Аня, кажется, не танцует. Она очень скромно одета, в отличие от сестры… – девушка, в строгом костюме, похожем на те, что носила мать на работу, стояла в углу, в окружении каких-то очкариков:
– Это ее соперники по викторине, – понял Генрих, – тоже историки, философы… – компания о чем-то спорила. Он навострил уши:
– Принцип habeas corpus появился в английском законодательстве еще до Великой Хартии Вольностей, – уверенно сказала Аня, – а в семнадцатом веке, в Петиции о Правах говорится… – девушка перешла на английский язык:
- Предыдущая
- 58/145
- Следующая