Следователи Петра Великого - Федоров Александр Николаевич - Страница 70

Расплата оказалась скорой и весьма суровой. Григорий Скорняков-Писарев 27 апреля был арестован, обвинен (заодно со своим бывшим начальником по Тайной канцелярии П. А. Толстым) в участии в мифическом заговоре^{963} и снова оказался в статусе подсудимого.

6 мая Учрежденный суд приговорил Г. Г. Скорнякова-Писарева к ссылке и некоему «наказанию». Дополнительно ему назначалась конфискация имущества, а также лишение чинов, титулов и орденов.

Вопреки многовековой традиции наказание, назначенное Григорию Григорьевичу, при утверждении оказалось ужесточено: его предписывалось отослать в ссылку, «бив кнутом»^{964}.

Отправленный за полярный круг, в отдаленнейшее Жиганское зимовье[174], расположенное на берегу реки Лены, примерно в 700 верстах от Якутска, Григорий Скорняков-Писарев едва не погиб от лишений. В довершение всего его стал притеснять местный комиссар Иван Шемаев. Нимало не интересуясь былым положением и заслугами ссыльного, комиссар для начала ограбил его, затем приказал избить, а потом и вовсе пригрозил утопить^{965}.

Положение Г. Г. Скорнякова-Писарева изменилось, когда о нем вспомнили в Санкт-Петербурге и в мае 1731 года (по предложению бывшего генерал-прокурора Павла Ягужинского) назначили на должность главного командира Охотского правления. Бесправный обитатель Жиганска в одночасье превратился в единоличного управителя гигантской территории, включавшей побережья нынешних Охотского и Берингова морей, Анадырский край, Камчатский полуостров. По существу под властью формально оставшегося в статусе ссыльного Григория Григорьевича оказалась вся северо-восточная оконечность Европейско-Азиатского континента.

Впереди у Г. Г. Скорнякова-Писарева были успешные реконструкция города Охотска и обустройство Охотско-Якутского тракта, склоки с руководством Второй камчатской экспедиции (в том числе лично с Витусом Берингом), кратковременное возвращение в Жиганское зимовье, арест в 1740 году по обвинению в упущениях по управлению краем^{966}. Впереди были дворцовый переворот 1741 года, долгожданная реабилитация, возвращение в Санкт-Петербург, третье производство в чин генерал-майора.

И был указ императрицы Елизаветы Петровны от 23 апреля 1743 года, повелевавший Григорию Скорнякову-Писареву «жить в доме своем, и к делам никуда его не определять»^{967}.

Время кончины и место погребения Григория Григорьевича Скорнякова-Писарева доподлинно неизвестны. Исходя из того, что в документе, составленном в марте 1752 года, тогдашняя супруга Григория Григорьевича Марина Кирилловна еще не наименована вдовой^{968}, можно заключить, что «автор геометрии» благополучно пережил середину столь бурного для него XVIII столетия.

В январе 1713 года Санкт-Петербургская типография выпустила в свет книгу с длинным и звучным названием: «Книга Марсова или воинских дел от войск царскаго величества российских во взятии преславных фортификацей и на разных местах храбрых баталий, учиненных над войски его королевскаго величества свейскаго». Набранная непривычным еще для русского читателя «новоманерным» гражданским шрифтом, она явила собой богато иллюстрированное гравюрами собрание официальных реляций о событиях на российско-шведском фронте Великой Северной войны за 1702–1712 годы.

Между иного в книге повествовалось и о взятии в 1710 году шведской крепости Кексгольм. В конце не особенно пространной реляции в двух строках было упомянуто о том, что для переговоров о капитуляции в крепость был отправлен «артиллерной маеор Геник да с ним капитан Киселев. Тоя ж ночи маеор Геник из города возвратился назад»^{969}. О том, как именно проходили переговоры «маеора Геника» с комендантом крепости, никаких подробностей не приводилось. Как бы то ни было, «Книга Марсова» навсегда запечатлела «артиллерного маеора Геника» в анналах отечественной военной истории.

В приведенные строки «Книги Марсовой» вкралась лишь одна неточность. Дело в том, что в действительности «маеора Геника» звали иначе. В российских документах XVIII века он фигурировал еще и как «Геннинг», и как «Генинг», и как «Генин», и как «Генн», и как «Ген», и как «Генан», и как «Хеник», и как «Хенинг». Сам же обладатель этих разнообразных фамилий подписывался по-русски «Вилим Геннин» либо «В. Геннин». Впрочем, при рождении «маеор Геник» был наречен совсем другим именем.

Ставший известным в нашей стране как Вилим Иванович, Георг Вильгельм Геннин (Georg Wilhelm Henning) родился 11 октября 1676 года в старинном городе Зигене (Siegen), тогдашней столице германского графства Нассау. Будущий «артиллерной маеор Геник» происходил из незнатной семьи, ряд представителей которой были, однако, известны в XVII веке как деятели просвещения и проповедники в Голландии и западных германских герцогствах и графствах.

Дед В. И. Геннина, Конрад Геннин, был священником в Зигене, а затем придворным проповедником и инспектором реформатской церкви в городе Ганау, столице одноименного графства. Отец, Иоганн Геннин (Johannes Henning), обучался философии в Академии Ганау, некоторое время работал писарем в казначействе, а потом служил младшим офицером в артиллерии^{970}. Дядя, Генрих Геннин (Heinrich, Christian Henning), в 1679 году окончил университет в Утрехте со степенью доктора медицины, впоследствии состоял ректором гимназии в голландском городе Тиле, а в 1690 году стал профессором философии в университете города Дуйсбурга.

В свете приведенных данных этническое происхождение Видима Геннина в точности установить не представляется возможным. С равной вероятностью он мог быть и немцем, и голландцем. Датский посланник в России командор Юст Юль, лично соприкасавшийся с Видимом Ивановичем в сентябре 1710 года, воспринял его как немца^{971}. Немцем посчитал В. И. Геннина и не раз уже упомянутый на страницах этой книги голштинский камер-юнкер Ф.-В. Берхгольц, общавшийся с ним в декабре 1721 года^{972}. Однако этот факт указывает лишь на то, что Вилим Геннин в совершенстве владел немецким языком. Что же касается вероисповедания, то Вилим Иванович до конца жизни являлся протестантом реформатского направления^{973}, иными словами, кальвинистом.

Выявленные на сегодняшний день сведения о раннем периоде жизни Видима Геннина весьма фрагментарны. Известно, что в юности он работал формовщиком^{974}, то есть рабочим, изготавливающим формы для заливки в них расплавленного металла. Выбор Георгом Вильгельмом подобной специальности был вполне понятен: его родной город Зиген являлся в XVII веке одним из крупнейших центров горнорудной промышленности Западной Европы.

Судя по всему, перспективы дальнейшей карьеры в графстве Нассау не особенно вдохновили Георга Геннина. В письме генерал-адмиралу Ф. М. Апраксину в 1716 году В. И. Геннин упомянул между иного, что покинул родительский дом «скуден»^{975} (то есть бедняком). В итоге в 1698 году в Амстердаме во время пребывания там «великого посольства из Московии» во главе с царем Петром I он вступил в русскую службу. Характерно, что прошение об этом Георг Вильгельм написал по-голландски^{976}. В прошении он указал, что «несколко лет обучался и… основателно разумеет архитектуру гражданскую, домов строение, делание всяких потешных огнестрелных вещей… преизрядно на бумаге вырезывать»^{977}.