Физрук: назад в СССР (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 20

И я решил воспользоваться советом Аграфены Юльевны. Подозвал продавца. Высокий брюнет в белом халате, больше похожий на больничного санитара, нежели на работника советской торговли, подошел, оглядел меня с головы до ног и, видимо, сделал не лестный для меня вывод. На номенклатурщика я не похож, на фарцовщика тем более. Тогда я поманил его пальцем, а когда он нехотя наклонился, проговорил вполголоса:

— Я от Корнея Митрофаныча!

Парень выпрямился. Выражение его лица тут же изменилось.

— Как его здоровье? — участливо спросил он.

— После вчерашнего немного приболел, — ответил я и заговорщически подмигнул торгашу.

Тот понимающе покивал в ответ. Видимо, о ночной гульбе в элитном кабаке слухи расползлись по всему городу, но далеко не каждый мог знать состав гостей, поэтому, дабы укрепить свой авторитет среди сотрудников комиссионки, я добавил:

— А Маринка Михайлова, была просто душкой…

Продавец нервно оглянулся и перешел на другую тему.

— Что-нибудь уже присмотрели?

— Да вот эту штуковину, — ответил я, показывая на «Десну».

Парень поджал пухлые губы.

— Это довольно старая модель, — пробормотал он, — правда, лентопротяжный механизм у нее мощный…

— Мне для племянника в подарок, — соврал я. — Будет с ним гонять на велике… Девок кадрить… Не «Панасоник» же ему гробить…

— Вас понял! — кивнул брюнет. — Для вас — пятьдесят рублей…

— Это по-божески, — согласился я. — А кассет с записями не найдется?

— Могу устроить, — сообщил продавец. — «Пинк Флойд», «Бони Эм», «Машина времени», группа «Воскресенье»… По трешке за запись. У вас чистые кассеты имеются?

— Нет. А если с вашими кассетами?

— Тогда — по пятерке.

— Годится…

— Сможете зайти завтра?.. Я все запишу.

— После занятий…

— Хорошо. Буду ждать.

— Ну тогда выписывай чек…

Он заполнил товарный чек и выдал мне. Я оплатил его в кассе, а когда вернулся к прилавку, парень укладывал ретромагнитофон в картонную коробку.

— Э-э, так не пойдет! — остановил я его. — А проверить?

— У нас не радиомагазин… — попытался артачиться он.

— Ничего. Розеточка, надеюсь, найдется?

— Безусловно…

— Вот давай и проверим!

— Тогда, прошу за мной.

Он схватил коробку с магнитофоном, вышел из-за прилавка, и направился к двери, с надписью «СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД». Я — следом. Мы оказались в небольшой подсобке. Торгаш вынул из коробки «Десну», воткнул вилку штепселя в розетку и показал, как вращаются стерженьки, перематывающие пленку в кассете.

— Да ты не жлобись! — сказал я. — Кассету вставь. Вдруг звукоснимательная головка не фурычит.

Он вздохнул, вынул из ящика стола кассету, вставил в крышку, нажал одну единственную клавишу, отвечающую и за воспроизведение и за перемотку — не считая круглой красной кнопочки. «Мани-мани-мани…» заорал квартет «АББА» свой бессмертный хит.

— Отлично!

Я выдернул штепсель из розетки, забрал покупку и повернулся к двери.

— Вы кассету забыли вернуть! — напомнил продавец.

— Тебя как зовут? — спросил я, снова поворачиваясь к нему лицом.

— Рудольф…

— Вот, что Рудик… — я похлопал торгаша по плечу. — Нехорошо как-то такой подарок вручать без записей… А завтра встретимся, и я тебе ее верну. Идет?

— Идет, — кивнул он.

— Ну, Рудик, спасибо тебе за все! — я по хозяйски протянул ему руку. — Будем дружить!.. Меня Во… Шуриком зовут.

— Очень приятно, — пролепетал он, ошеломленный моей наглостью и напором.

Он проводил меня до двери как весьма важного клиента. Я вывалил на улицу, вытащил из коробки «Десну» и повесил на шею, воткнул клавишу. Тишина. Вот остолоп! Батареек там наверняка нет. Надо и в самом деле отыскать радиомагазин и обзавестись элементами питания. Кажется, в эту эпоху они были здоровенными такими бочонками. Я окликнул какого-то забулдыгу, в плаще, как у лейтенанта Коломбо, он обернулся и я присвистнул от удивления. Это был преподаватель труда Виктор Сергеевич Курбатов.

— Какими судьбами⁈

— Да вот… — пожал тот поникшими плечами. — С работы иду… А — ты?

— С совещания в райкоме…

— Понятно… — печально протянул он. — Слушай, Шурик, у тебя трояка не найдется?

— Найдется… А что?.. Выпить не на что?

Трудовик помялся.

— Да… нет… Жене сказал, что в магазин забегу, а у самого — ни гроша.

— Да без проблем. Держи!

Я отслюнил ему трояк.

— Слушай, Витек… А ты не знаешь, где батарейки купить вот для этой бандуры?

— Сейчас уже нигде не купишь, — покачал головой тот. — Пойдем ко мне. У меня есть запасные.

— Пойдем…

— Только в гастроном по пути заглянем, покуда он не закрылся.

И мы пошлепали с ним в гастроном. Я помог ему закупиться и дотащить до дому две туго набитые авоськи — сахар, крупы, картошка и так далее. Мы поднялись на пятый этаж обыкновенной хрущевки. Витек отворил дверь и мы вошли в узкую прихожую, наполовину занятую свисающим с вешалки снопом одежды. Из кухни доносился однообразный механический гул и плыли клубы пара. Трудовик жестом велел мне разуться, а сам потащил авоськи с покупками на кухню.

Сквозь гул я услышал, как Витек препирается с женой. Наконец, он снова показался в прихожей и знаком поманил меня за собой. Мы прошли в комнату. Похоже, это был личный кабинет, она же мастерская товарища Курбатова. По крайне мере, здесь почти все пространство было завалено разными железяками. Хозяин этого бедлама виновато улыбнулся и принялся шарить по ящикам и коробкам, производя больше шума, чем непонятный агрегат, от которого позвякивали гаечные ключи в металлическом ящике, возле которого я стоял.

— Нашел! — Он вытащил желтые, с темно-синей полосой батарейки с надписью «ЭЛЕМЕНТ 343». — Давай твою бандуру…

Я снял все еще болтающуюся на шее «Десну». Он выдернул ее серый корпус из желто-рыжего чехла, ловко вскрыл батарейный отсек, вставил в него триста сорок третьи элементы, нажал на клавишу. Шведские сладкоголосые соловьи грянули песню про всепобеждающую власть денег. Несколько минут мы с Витьком слушали их буржуазные откровения, потом он отключил магнитофон и вернул его мне.

— Жаль, жена дома, стирает… — вздохнул трудовик. — А так бы усидели полбанки…

— А ты заходи ко мне в общагу, — предложил я.

— Зайду! Спасибо!

Покинув обиталище коллеги, я тормознул частника на «Москвиче» и он за рубль подбросил меня к общежитию. На входе я показал грустной тети Груне свое приобретение и поблагодарил ее за добрые советы. Возможно, она ждала от меня благодарности, выраженной в иной форме, но я решил, что не готов к этому и отправился в свой курятник. И только вставив ключ в замочную скважину, понял, что совершенно забыл про замок. А напрасно. В комнате царил идеальный порядок. Кто-то не только перемыл посуду, но и протер мебель и вымыл пол.

Аграфена Юльевна — больше некому. Возвращаться на вахту и скандалить я не стал. Во-первых, мне было лень. А во-вторых, я пять минут назад ее благодарил. Получается когнитивный диссонанс какой-то. И вообще, я стал замечать за собой некоторое смягчение натуры. Владимир Юрьевич даже горничным в гостиницах не разрешал заглядывать к нему в номер. А Сашок-лопушок, комсомолец-ударник, небось полагал такое поведение жлобством и мещанством. Кстати, надо бы почитать газетки на сон грядущий, дабы проникнуться духом эпохи. Чем я и занялся.

Утром я отправился на работу. Как ни странно, чтение официальной советской прессы мне помогло. Понятно, что в этом обществе действовала своего рода двойная мораль. С трибун говорили одно, а дома, на кухне, другое. Однако, чтобы ты там себе ни думал, находясь на службе или работе, ты должен вести себя так, как это не только считается общепринятым, но и вменяется государством в обязанность. Поэтому, ради выживания, в стенах педучреждения мне следует засовывать подальше Вову — прожженного делягу и полубандита — и выпячивать на первый план Шуру Данилова — до оскомины правильного комсомольца.