Оборот первый (СИ) - Бачурова Мила - Страница 21
- Предыдущая
- 21/72
- Следующая
— Непотребство? — с горькой усмешкой подсказал голос. — Договаривайте, уважаемый Филеас Иммануил.
Тян потупила взор.
— Слушай, друг. — Я начал злиться. — Высший ты там, или какой — мне плевать. Ты человека убил! — Я кивнул на тян.
— Человек вылез со своими дурацкими претензиями крайне не вовремя, — сварливо огрызнулся голос. — Мы почти завершили проект, готовились сворачиваться. Оставалась сущая малость! И вдруг принесло этого ненормального — который, между прочим, двумя месяцами раньше едва ли не на коленях умолял взять у него деньги.
— Я попал в сложную ситуацию, — пискнула тян, — записался на курсы актерского мастерства! До тех пор посещал только самодеятельный кружок декламаторов. Эти курсы должны были открыть новую веху в моей жизни!
— Да-да, записался втайне от жены, — усмехнулся голос, — я помню эту трогательную историю. Поэтому распотрошил ее заветный чулок, припрятанный в шкафчике под ванной, внёс аванс за курсы, а остальное притащил нам, в надежде стремительно обогатиться.
— У моей жены не было чулка! Она прятала деньги в…
— Умоляю, избавь от подробностей, — оборвал голос.
Тян вздохнула так горько и так печально склонила голову, взявшись за виски, что я невольно придвинулся ближе к ней. Попробовал приободрить:
— Ну, ладно тебе! Зато вон как стихи читаешь. Не зря на курсы ходила.
Тян посмотрела на меня. Вспыхнула и отвернулась. Еле слышно прошептала:
— Я не ходил на курсы.
— Почему? — изумился я.
— Видимо, не дошёл, — ехидно подсказал Шарль. — Завернул по дороге в кабак и решил, что один стаканчик за успех мероприятия не помешает.
— Правда? — спросил у тян я.
Она не ответила, только ещё гуще залилась краской. Судя по выражению лица, ничего сейчас не хотела так, как забиться под стол, а лучше на другую планету. Вот-вот разрыдается. А успокаивать мне, между прочим.
— Сволочь ты, — сказал я Шарлю. — Надо было человека так расстраивать?
— Я — сволочь?
— А кто?
— Я не заставлял его пить!
— Угу. Ты его гробовозкой переехал. Из сострадания, наверное, чтобы без денег не мучился. В этих ваших Высших мирах все такие жалостливые?
— Деньги мне были нужны для завершения важного проекта! — Шарль резко сменил тональность. — Я стоял на пороге величайшего открытия! Собственные сбережения давно закончились, спонсоры отвернулись, банки перестали кредитовать — что мне было делать? Соратники разбежались, со мной остался только Анри. В жизнеспособность моего открытия никто не верил! Пришлось организовывать фонд. И ты напрасно иронизируешь! Вложения вкладчиков действительно окупились бы с лихвой. — Голос Шарля задрожал — от обиды, видимо.
Зашибись, ещё одна ранимая творческая личность на мою голову.
Одна сидит, чуть не рыдает — теперь второй туда же. Переродившийся в теле роскошной кошкодевочки алконавт с претензиями и неоцененный тупицами-современниками бестелесный разум научного гения. Охренеть компания.
Я вдруг почувствовал, что начинаю остро скучать по Диане. С ней, при всех ее загонах, как-то попроще было.
— Ну ладно, ладно. — Я читал где-то, что с психами лучше не спорить. — Фонд, так фонд. Проект, так проект. От нас-то ты чего хотел?
— Очевидно, по-моему. — Шарль тоже взял себя в руки. Если, конечно, такое применимо к бестелесному голосу. — Вы должны завершить проект.
— У-у-у. — Я аж расстроился. Не знаю, чего ждал, но точно не этого. — Слышь, друг. Сказать тебе, сколько всего я был должен в своем мире? Нет?.. Ну, неважно, всё равно скажу. Папе — не бухать. У него дед был алкоголик, горе в семье. Папа переживал, что у меня наследственность. Маме — жениться. Не знаю, зачем. Учителям — учиться. Ну, этим положено, у них работа такая. Начальству — работать. Тоже, в общем-то, объяснимо. Девушкам… чёрт их знает, женская логика загадка, но в основном денег и развлечений. И я тебе так скажу: я этим «должен» в своём мире нажрался по самое не могу. Только тебя не хватало. — Повернулся к тян: — Идём отсюда. Если он про долг ещё хоть слово скажет, меня стошнит.
Тян встала и подняла с пола рюкзак. Зачем-то распустила завязки и заглянула внутрь — видимо, сработала привычка проверить перед уходом, все ли взяла. И ахнула:
— Это не мой рюкзак!
Вывернула розовую косметичку наизнанку и вытряхнула на стол пачку носовых платков, упаковку влажных салфеток, какие-то таблетки и тёмно-синюю трубочку губной помады. Трубочка покатилась на меня. Я машинально прихлопнул ее ладонью к столу.
А Шарль ахнул:
— Что-о?!
Прозвучало так трагично, что мы с тян на всякий случай замолчали.
— Не может быть! — взвыл Шарль. — Этого просто не может быть!
Кажется, он собирался зарыдать.
— Жизнь, братан, такая штука, — торопливо вмешался я, — что в ней что угодно может быть. А ты о чём, вообще?
— Она унесла «Сансару»! — теперь Шарль уже однозначно рыдал.
— Кто унес? — не понял я. — Что?
— Эта! Сука! Унесла! «Сансару»!
А дальше полились раскатистые, нечеловеческие рыдания. Твою же мать, сколько всего мы услышали.
Что изобретение Шарля опередило свой век.
Что людей, способных его оценить, мало, а вероятность, что они встретятся на пути Шарля, ещё меньше.
Что ему много раз предлагали изменить творение. Упростить, исправить, сделать более лёгким для восприятия! Так, чтобы человек, который просто проходил мимо и случайно зацепился взглядом, понял — вот Шарль, а вот его творение. Ради них стоит жить. Чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому главному в мире — борьбе за освобождение челове… ох, сорян. Не то несу. Но смысл примерно такой.
— Так, всё! — не выдержав, оборвал рыдания я. — Ты гений, твое изобретение ещё гениальней, но, блин! При чём тут Диана? И что она такое унесла?
— Пепельницу, — сообразила тян. — Которую я забрала из офиса, помнишь? Она сделана в виде колеса Сансары.
— В их мире любят этот символ, — подтвердил Шарль, — считают, что он приносит удачу.
Не, ну в нашем мире сумасшедшие тоже встречаются.
Одна моя подруга в гороскопы верила, даже парней по ним подбирала. Когда знакомились, спросила, кто я по китайскому гороскопу. Я заявил, что Дракон, краем уха слышал, что год моего рождения — это год Дракона. Девчонка обрадовалась, потому что Дракон ей по гороскопу подходил. Я бы даже сказал, идеально подходил — переспали мы вечером того же дня, куда уж идеальнее. Потом встречались, мне всё нравилось, ей вроде тоже. А потом я ляпнул, что день рождения у меня первого февраля. Не знал тогда, что в хитровывернутой китайщине годы считаются по лунному календарю, и начало года у них не первого января, а когда получится. Год может и в конце января начаться, и в середине февраля. Подруга аж вздрогнула и лицом потемнела — как будто я признался, что на учете в наркодиспансере состою. У нее даже пальцы дрожали, когда по смартфону елозила, вычисляла там что-то. А вычислив, объявила:
— Ты Кролик! Боже, я так и знала. Я чувствовала, что мы никогда не будем вместе! — и разрыдалась.
Никакие доводы о том, что три месяца прекрасно жили и не парились, не помогли. С Кроликом она не может быть счастлива. Нам придётся расстаться. На меня же ещё и обиделась — как будто это я специалист по гороскопам и нарочно бедняжку обдурил.
Я поначалу психовал, аж бухать пытался с горя. А на второй день бухания вдруг осенило — да на фига мне эта дура сдалась? Чёрт её знает, что ещё в голову придёт. Скажет, что гороскоп велит без штанов ходить или с крыши прыгать, у неё не заржавеет. Ну и хрен с ней, пусть ищет себе правильного Дракона и ему мозги скипидарит.
О чем это я?.. Ах, да. Суеверия.
— Купим тебе другую пепельницу, — пообещал я, — такое колисеще, что КАМАЗ от зависти усрётся! Бычки собирать по всей галактике будешь, чтоб удача прям через край хлестала. Только выть прекрати.
— Ты действительно думаешь, что учёного моего масштаба могут беспокоить верования отсталого мира? — обиделся Шарль.
- Предыдущая
- 21/72
- Следующая