Оборот первый (СИ) - Бачурова Мила - Страница 28

— Что, прям настолько хреново выступил?

— Не то слово! Я ведь предупреждал, не нужно никакой отсебятины. Что за чушь ты понёс?

— Да я вообще молчал! Это всё принцесса.

— Ох, ладно. Слушай меня. Теперь ты, прежде всего, должен… — и в трубке вдруг снова раздался треск.

«Связь потеряна», — заявил браслет.

— Так соедини ещё раз, блин!

Браслет обиженно потух. Я нажал кнопку.

«Старт».

— Срат!

«Не распознано».

— Шарлю позвони, балалайка долбаная! Шарль.

«Голосовая связь?»

— Нет, блин! Половая.

«Не распознано».

— Да чтоб ты сдох, — простонал я. — Шарль!

«Голосовая связь?»

Нет, ну точно издевается, падла.

— Вы напрасно мучаетесь, — услышал вдруг я.

Аж подпрыгнул от неожиданности — успев подумать, что этот голос, кажется, знаю.

Поднял голову и увидел, что не ошибся — в дверях стоял толстяк-церемониймейстер. Вроде ничего такого он не сказал, но то, как прозвучал голос, и выражение лица мне не понравилось. В моём мире с такой рожей, таким голосом требуют предъявить документы.

— Почему это? — огрызнулся я.

— Потому что мы заблокировали этот номер. — Толстяк вошёл в комнату и закрыл за собой дверь.

Следующим вопросом навязчиво просилось: «Да чё я сделал?!», но я усилием воли подавил порыв. Сам скажет, для того и пришёл.

Долго ждать не пришлось.

— Я обращаюсь к вам от лица его величества, — объявил толстяк. — Его величество настоятельно просит вас покинуть наш мир. Я официально приношу вам извинения и обязательство покрыть расходы, связанные с вашим прибытием сюда.

Он подошёл к столу, взял с него лист с договором и неторопливо разорвал пополам.

— То есть… — Я не сразу отдуплил. — Это… вы меня выгоняете, что ли?!

— Увы. — Толстяк сложил половинки и порвал договор ещё раз. — Мы вынуждены так поступить.

— Да с хрена?.. В смысле, почему?

— Буду откровенен. — Толстяк снова сложил половинки. Порвал и опять сложил. Уничтожал несчастный договор с методичностью шредера. — Ее высочество проявила к вашей персоне интерес, которого не должна была проявлять. Я полагаю, что имею дело с разумным человеком. И вы, со своей стороны, также отдаёте себе отчёт в том, что выбор жениха для ее высочества — задача политическая. Иными словами, выбор давно определён, а то, что происходит сейчас — не более чем шоу.

Толстяк высыпал клочки договора в стоящую на столе пепельницу, извлёк из кармана штанов зажигалку размером с кулак и чиркнул выпирающим из нее колесом. Вспыхнул огонёк — по сравнению с зажигалкой, крохотная искра. Толстяк поднёс его к лежащим в пепельнице клочкам. Те послушно загорелись.

Я смотрел на пламя. Толстяк выжидающе смотрел на меня.

— Её высочество молода и неопытна, — с нажимом сказал он. — Порой ей свойственно совершать необдуманные поступки. И мы решили обратиться к вам — как к человеку, несомненно, более серьезному и здравомыслящему. Ваш брак с ее высочеством, в силу многих причин, состояться не может. Посему наилучший выход для вас — немедленно покинуть наш мир.

— То есть, с глаз долой из сердца вон? — сообразил я.

— Да, что-то в этом роде.

— А если я не соглашусь?

Толстяк развел руками:

— Я прямо сейчас арестую вас за попытку поджога, — и кивнул на пепельницу.

Я не сразу сообразил. А сообразив, заржал.

— Круто! А наши-то балбесы всё, будто в каменном веке: наркоту подбрасывают. Как дети, ей-богу.

— Это вынужденная мера, — отрезал толстяк.

— То есть, мне у вас даже чаю не попить?

— Чаю? — Толстяк поднял брови.

— Анекдот, — махнул рукой я, — забей. Пожрать не дадите, спрашиваю? В семь часов ужин обещали.

— Я провожу вас в отдельные покои. Ужин подадут прямо туда.

— Это чтобы я в столовке протрепаться не успел? — сообразил я. — А зачем в покои? Почему не сразу в космопорт или в портал?

— Траффик, — грустно сказал толстяк, — везде огромные скопления народа. Дороги забиты, у порталов и в космопорте не протолкнуться.

— А их величество не по выделенке ездит, что ли? Я бы прокатился.

— По выделенке? — Толстяк снова поднял брови. — Не понимаю, простите. Суть та, что уехать прямо сейчас вы не сможете. Завтра утром, когда объявят начало состязаний, дороги опустеют, и мы с полным комфортом доставим вас к месту назначения.

— А компенсацию за моральный ущерб? — Диана, оказывается, успела серьёзно на меня повлиять.

— Разумеется. Тысяча нимиров.

Я скривился, изображая, сколь ничтожна озвученная сумма.

Толстяк набычился:

— Сколько вы хотите?

Человек, всё-таки, странное существо, думал я, шагая за толстяком. Если бы ещё утром мне сказали, что есть железная отмазка для того, чтобы смыться из этого женихового дурдома, до потолка бы прыгал. А сейчас почему-то обидно. И ведь не то, чтобы мне прям до зарезу сдалась их принцесса — прямо скажем, видали девчонок посимпатичнее. Но толстяк сказал «обломись», и заело. И сразу принцесса вполне ничего, и как-то грустно за неё, что с неодобренным его величеством парнем даже потрепаться не дают. Ну, и в целом права покачать охота — что за несправедливость-то?!

В общем, я шёл и насилу сдерживался, чтобы не цепляться к толстяку с подколками… А куда это мы, кстати, пришли?

Коридор внезапно перегородила решётка, и толстяк загремел ключами, отпирая дверь — тоже из решётки. Сделал приглашающий жест.

Я, дурак, сначала вошёл и только потом подумал, что на «отдельные покои» помещение как-то не очень смахивает. Опомнившись, заорал:

— Вы чего?! Вы куда меня…

Договорить не успел — кто-то, подошедший сзади, крепко зажал мне рот рукой в кожаной перчатке. Хлопком по спине заставил согнуться и погнал в камеру — толстяк услужливо распахнул ещё одну решётку. В «отдельные покои» я, от приданного пинком ускорения, почти влетел.

— Располагайтесь, — запирая решётку-дверь, как ни в чем не бывало, светски предложил толстяк, — скоро ужин.

— Зашибись порядки, — потирая ушибленный о стену локоть, восхитился я. — И часто вы так с женихами?

Толстяк развёл руками:

— Вы не арестованы. Содержание здесь — вынужденная мера, чтобы исключить ваше общение с другими претендентами на руку её высочества. Мы постараемся обеспечить вам максимальный комфорт. Обещаю, что трапеза ничем не будет отличаться от той, которую предложат вашим… э-э-э… несостоявшимся соперникам. Кроме того, вы здесь ненадолго. Утром, немедленно после завтрака, вы покинете дворец.

Кажется, он ждал, что я скажу «спасибо».

— Это произвол! — возмутился я. — Я буду жаловаться!

— Кому?

— Э-э-э…

— Подумайте, — улыбнулся толстяк. — Мы создали вам все условия для того, чтобы спокойно предаваться размышлениям. Уверен, что их результатом станут правильные выводы. Всего доброго.

И ушёл, скотина. Я даже ответить не успел.

… — А я ей говорю: да ты что! Ну, какая мне пенсия? Кто ж меня отпустит? Наше дело служивое — как принял этот пост пацаном зелёным, так на нём и помру. Тут она давай реветь, а я только руками развожу. Дескать, и рад бы на пенсию, да сама понимаешь, служба.

Я сочувственно вздохнул. Собственно, большего от меня и не требовалось — охранник оказался личностью вполне самодостаточной. Сам трепался, сам себе кивал и поддакивал.

Ничего такой дядька, пожилой, душевный. За то, что сперва мне по шее двинул, извинился — не серчай, сказал, работа такая. А я и не сказать, чтобы серчал, переживал только, что толстяк насчёт жратвы прокинет — ту фигню, которую мы со Збышеком употребляли в качестве закуски, давно переварил, и жрать хотелось зверски. Но толстяк не обманул, ужин мне и впрямь притащили знатный. Наверняка не хуже того, что в столовке выдавали.

— А выпивка арестантам не полагается, — сказал охранник, глядя, как я пристраиваю на железном столе поднос с едой.