Оборот первый (СИ) - Бачурова Мила - Страница 53

— Да мы по чуть-чуть, — попытался успокоить я.

Куда там.

— Костя, тебе предстоит первый в жизни взлёт! Управление кораблем в ручном режиме! О чём ты только думаешь?

— Так, об этом и думаю, — попытался объяснить я. — У меня нервы, между прочим.

— Да-да, — подхватила тян, — я тоже ужасно волнуюсь.

Шарль застонал:

— Если у таможенника появится хоть тень сомнения, что ты пьян, волноваться будем все, уверяю. Причём, как минимум, двое суток — раньше нам вылет не дадут.

— Да как они узнают-то? — Таможню мы проходили уже не раз, и, по моим наблюдениям, вся процедура состояла из нескольких фраз, которыми обменивались между собой Шарль и голос из динамика. — К тебе ведь ни разу не цеплялись? Вот и пусть дальше думают, что у нас трезвый автопилот рулит. Можем, кстати, его вместо меня включить, чтобы ты не психовал. Пусть взлетает, а я в другой раз как-нибудь.

Шарль вздохнул:

— Как ты думаешь, почему я решил попросить тебя взять ручное управление именно сейчас?

— Вспомнил, что давно обещал? — предположил я. — Или примета плохая, по четвергам на автопилоте взлетать? К метеоритному дождю?

Шарль уже чуть ли не взвыл:

— Разумеется!

— Да ладно? — офигел я.

— Разумеется, нет! Просто корабли, управляемые автопилотами, традиционно занимают в очереди к разгонному блоку последние места — пропуская вперёд суда, которые управляются людьми.

— Почему?

— Потому что, включив автопилот, тем самым ты подаешь знак портовым служащим, что спешить тебе некуда. Твой корабль направляют в дальнюю очередь, состоящую из таких же ожидающих, а вперёд пропускают корабли, управляемые живыми людьми.

— Офигеть порядки, — возмутился я. — Что за дискриминация по скоростному признаку?

— Традиция, — объяснил Шарль. — Сложилась ещё в те времена, когда автопилоты были неуклюжими и мешали на взлёте живым людям.

— Так вот почему мы в каждом порту так долго вылета ждали, — дошло до меня. Засыпал я обычно раньше, чем взлетали. — А раньше сказать не мог?

— Раньше мы никуда не спешили, и я не считал нужным привлекать тебя к такой ответственной операции.

— А сейчас пытаемся успеть раньше Дианы, и ты вспомнил, что на борту есть простой, безотказный парень Костя, — сообразил я.

— Ты сам предложил свои услуги.

— Да кто ж знал, что это такое занудство! Пешком уже два раза туда-сюда бы сбегал. Ползём, как улитки на похоронах, а ты даже бухать не даёшь. Хотя, между прочим, я здесь, а таможня — там! — Я махнул рукой на монитор. — Запах, хоть расшибутся, не учуют.

Шарль хмыкнул:

— Не хочу обидеть, Костя, но для того, чтобы быть заподозренным в неадекватности, пить тебе совершенно не обязательно.

Предательница тян хихикнула.

— Да сами вы неадекваты, — обиделся я. — А у меня богатый словарный запас и развитое воображение. — Это я, ещё учась в школе, вычитал в какой-то статье и пытался преподносить учителям в качестве контраргумента тому, что Костя Семёнов — болтун, хулиган и безответственная личность. — Будете выступать, сами полетите! И вообще…

— Борт номер 1289/CXW-«Элегия», вас приветствует таможенный терминал Ледяного Содружества, — рявкнул вдруг динамик.

— И вам здрасьте, — пробормотал я.

— Подтверждаете факт ручного пилотирования?

— Подтверждаю. — Хотел было добавить: «Идущий на смерть приветствует тебя!», но призвал силу воли и сдержался.

— Назовите своё имя и категорию квалификации.

— Константин Дмитриевич Семёнов. Категория В.

— Какая? — удивился таможенник.

Тян затанцевала вокруг меня, показывая торчащий из кулака палец.

— То есть, я хотел сказать, категория один, — поправился я. — И два, — добавил, когда тян, по-кошачьи зашипев, показала другой рукой два пальца.

— Принято. Ожидайте.

Я на всякий случай заткнулся. Тян с торчащими пальцами замерла возле меня.

— Вылет не разрешён, — спустя несколько секунд объявил таможенник.

Тян ахнула и прижала кулаки с торчащими пальцами к груди. Получилось здорово, будто приветственный жест у сектантов. А я возмутился:

— Это почему ещё?

Зря, что ли, трезвый сижу? А в следующую секунду сообразил.

Мишель, собака! Заявление не забрал. Вот же гад, надо было ему тюбетейку поглубже в рот затолкать. Хотя… Блин, а как он, спрашивается, его забрал бы — со связанными руками?

— Видите ли, — сбавил обороты я, — произошло недоразумение. Даже, скорее, несчастный случай. Он заболел.

— Кто? — не понял таможенник.

— Ну, Мишель. Страховой агент, который заяву в полицию накатал. Он мой друг, вообще-то. Мы поспорили, кто быстрее на ледянке задом наперед проедет.

Таможенник озадаченно молчал.

— По сугробу, — уточнил я. Подумал и добавил: — Вверх. Держа в одной руке букет роз для самой прекрасной в мире девушки, а другой надувая воздушный шарик. Для неё же, само собой.

Таможенник продолжал молчать — кажется, ещё озадаченнее.

— Ну и, в общем, я победил, — воодушевленный молчанием, продолжил я, — из Мишеля-то какой надувальщик, с третьего класса курит! Но проспорил. Я, в смысле. И Мишель на меня заяву накатал, это мы с самого начала договорились, чтобы не обидно было. Потом он должен был заявление забрать, но заболел. Морской свинкой. Это как обычная свинка, только гораздо серьёзнее. Плавать охота до смерти! А нельзя, потому что начинается водобоязнь.

— Никогда не слышал о такой болезни, — с прорезавшейся в голосе заинтересованностью сказал таможенник.

Я всплеснул руками:

— Ой, да ещё бы! Я и сам раньше не слышал. Это очень редкая болезнь, к кому попало не липнет. Только ко всяким муда… то есть, я хочу сказать, к альтернативно одарённым людям.

— Удивительная история, — похвалил таможенник.

Я скромно промолчал.

— Пожелайте вашему другу скорейшего выздоровления. Хотя, честно говоря, не совсем понимаю, какое отношение имеет его болезнь к неоплаченному вами штрафу за превышение скорости.

Сколько всего мне пришлось выслушать от Шарля, лучше не вспоминать. Я, впрочем, даже не огрызался, сам понимал, что накосячил.

Хотя, блин! Ну, кто мог подумать, что из-за несчастного штрафа нас заставят тащиться обратно в посадочную зону, потом, оставив там корабль, нестись по кишке в космопорт, потом разыскивать банк, занимать очередь — да-да, в помещении банка нас, таких умных, толпилось человек пятьдесят, и народ не прекращал прибывать, — а потом проделывать все операции в обратном порядке?

В общем, разрешение на вылет нам дали, по моим прикидкам, часов через восемь после первой беседы с таможенником.

Мы с тян приволоклись на корабль вымотанными насмерть, и я даже на черепашью скорость, с которой заново тащились к таможенному блоку, не жаловался — до того устал и радовался возможности отдохнуть.

— Я знаю. Это они нарочно, — объявила тян.

После того, как мы наконец получили разрешение на вылет, она с облегчением выдохнула и обмякла в кресле.

— Что — нарочно?

— Ну, так долго это всё! Лично я не верю, что нельзя как-то облегчить процедуру оплаты. Расплатиться прямо у терминала, например, и никуда не бегать.

— Технически — можно, — подтвердил Шарль. — В этом нет ничего сложного.

— Так почему же не сделают? — удивилась тян.

— Потому что ты абсолютно верно уловил суть здешнего менталитета. Вот, скажи, Костя — когда тебя в следующий раз поймают за превышение скорости, или любое другое нарушение, ты снова уедешь, не оплатив штраф?

— Я больной, что ли? — обиделся я. — Да босиком по снегу за копами побегу и на коленях буду умолять, чтобы деньги взяли!

— Вот именно. Единый раз пройдя через местные круги ада, ты их уже не забудешь. И десять раз подумаешь перед тем, как снова нарушить какие-то правила или попытаться сбежать, не оплатив штрафа. Именно поэтому никто не торопится устанавливать на таможне терминал оплаты.

— Вот уроды, — с чувством сказал я.

Хотя в глубине души, как ни странно, что-то вроде симпатии шевельнулось. Остроумные ребята, чё уж тут. Их мир — их порядки. Принимаешь — добро пожаловать. Нет — катись подальше, мы не держим. Только сначала штрафы оплати.