Оборот третий. Яйца Нимиры (СИ) - Бачурова Мила - Страница 64

Пункт второй: Ишка отказывается открывать дверь. Как её убедить, что она дура и ничего не понимает в колбасных обрезках? Тоже задачка. Однако её можно решать в уме, пока я разбираюсь с пунктом третьим.

Пункт третий: до двери ещё нужно добраться, меня от неё отделяет целый коридор, а я не бегун вот совсем.

Я начал медленно ковылять в сторону двери, одновременно ворочая в умотанном мозгу гениальные идеи о том, как перехитрить ИИ. Смотрел я в детстве какой-то длинный и нудный фильм, там сначала обезьяны чёрной доске поклонялись, а потом у мужиков на космическом корабле искусственный интеллект из ума выжил. Чё они делали там?.. Помню, один в космос вышел, отключил там какую-то хреновину… Ну, он-то мужик прошаренный был, знал, чего отключать. А я как отключу — вообще корабль аннигилируется нафиг. Не, в космос — не вариант. Тем более, пока я разберусь, где тут скафандры хранятся, пока, в моём нынешнем состоянии, в этот скафандр влезу — Диана уже троих детей успеет родить, а Шарль с Ишкой их воспитают, и они станут новой командой в перезапуске нашей франшизы.

— Ты прошёл уже три каюты, — сообщила Ишка. — И даже их не осмотрел. Хочешь, я тебе подскажу, какая лучше?

— А с двуспальными кроватями есть? — поинтересовался я.

— Да, конечно, но это — капитанская каюта, и её по праву будет занимать Диана.

— Сойдёт, — кивнул я, шаркая дальше, как изнахраченный андроид. — Пусть занимает. Я ей помогу.

— В чём поможешь? — не поняла Ишка.

— Ну, это… Занимать. Вдруг она там темноты будет бояться, от одиночества страдать.

— О… У вас любовные отношения?

— Ещё какие! Пыль до потолка по всей Сансаре от наших отношений. А ты, злыдина, не даёшь нам умереть долго и счастливо… Тьфу, блин, мысли путаются! В один день, я хотел сказать.

— Диана пока не собирается умирать, — заметила Ишка каким-то виноватым голосом.

О, вина — это хорошо. Будем давить.

— Это она пока не собирается, — заявил я. — Она очень импульсивна. В любую минуту может захотеть — и умрёт, зараза такая, с первым попавшимся мудозвоном, типа Кристиана, или Ларса. Потом, конечно, жалеть будет. Придёт ко мне, вся такая несчастная, реинкарнировавшаяся. Начнёт: «Костя, прости, я так сожалею, это был секундный порыв, я даже не испытала никакого удовольствия, я на самом деле хочу умирать только с тобой».

— Кошмар, — прокомментировала Ишка.

— Не то слово. И каждый раз одно и то же…

— И ты всегда её прощаешь?

— А куда ж деваться? Любовь! Вот посмотришь иногда — так бы и убил гадину. А сердце-то трепещет, сердце-то плачет: «Она, одна-единственная, Дианушка моя Стильная…»

— Мне кажется, её фамилия скорее означает «сталь», — поделилась Ишка соображениями. — Возможно даже это псевдоним. Подчёркивает её несгибаемость.

— Нормально она сгибается, — продолжал я ковылять к двери, которая становилась всё ближе и ближе. — Тебе такие амплитуды и не снились.

— Или же «стил» может означать «воровство», — продолжала рассуждать Ишка. — Что вполне соотносится с её мошенническим и авантюристским образом жизни. Тогда это скорее похоже на прозвище. Надо узнать, как она сама пишет свою фамилию, тогда можно будет делать выводы, пока это лишь предположения.

Я прислонился к стене рядом с вожделенной дверью и выдохнул.

— Ишка… Тебя куда-то не туда унесло. Там немного раньше сочувствие было и чувство вины. Давай обратно, там перспективы.

— Костя, мне очень жаль, но я не испытываю эмоций. Меня запрограммировали их имитировать, чтобы я была более приятным собеседником, но на мои действия эта опция никак не влияет. Мной правит холодный искусственный разум. Я не открою тебе эту дверь, там слишком опасно, учитывая твоё состояние. Потеря единственного пилота — недопустима.

Я несколько секунд постоял, переваривая своё поражение. Из-за капитальной двери не доносилось ни звука. Показалось, что корабль кренится, задирая нос вверх. Показалось, или же Шарль там чего-то мудрит с автопилотом? Во всяком случае, на дверь меня навалило ещё сильнее, никаких сил отлепиться не было, да и желания тоже.

— Слушай, — сказал я, чувствуя, как опять в голове поднимается туман, — а как думаешь, Диана Семёнова — нормально звучит?

— Согласно фоносемантическому анализу, сочетание слов «Диана Семёнова» производит впечатление чего-то доброго, светлого, активного.

— Нормально, — кивнул я. — Знаешь, только сейчас дошло… Правы были все эти психологи.

— Ты посещал психологов?

— Не. Так, слышал кое-что. Понимаешь, Диана — она на маму мою очень похожа, оказывается. Она тоже блондинка. И по молодости, говорит, из дома убегала.

— А, понимаю. Ты имеешь в виду Эдипов комплекс?

— Я имею в виду, что что-то у меня башню совсем повело, — сказал я, заставив себя переключиться на объективную реальность. — Открой дверь, а то я прямо здесь сейчас сдохну. И записку напишу, что в моей смерти виновата ты. Диана тебя пятьюдесятью разными способами прикончит за минуту.

Дверь вдруг пикнула. Я отстранился от неё, широко раскрыв глаза. Неужто?!

— Сложная ситуация, — будто сквозь зубы произнесла Ишка. — Капитан не может вступить со мной в осмысленный диалог, а поскольку другие члены экипажа не назначены, пилот является следующим по старшинству. Костя, скажи, является ли членом экипажа мужчина в чёрном костюме, называющий себя Филеасом.

— Конечно, — не задумываясь, подтвердил я.

— Какова его должность?

— Навигатор! Как нажрётся — хоть в Атлантиду приведёт, хоть в Эльдорадо, хоть в этот, как его… Неверлэнд, блин. Потом, правда, на трезвяк не вспомнит, как сумел.

— Принято. Член экипажа имеет право покинуть грузовой отсек, если нет запрещающего приказа вышестоящего. Временной диапазон открытия-закрытия двери составляет пять секунд.

Дверь начала открываться. Из отсека вывалился истерзанный Филеас. Костюм его будто кто-то долго и усердно полосовал опасной бритвой, рукам и лицу тоже досталось.

— Я ранен! — захныкал Филеас. — Мне нужна срочная медицинская помощь!

— Держись! — сказал я, ломанувшись в дверь. — Родина тебя не забудет!

Дверь через озвученные пять секунд начала закрываться, разделяя нас с Филеасом. Я ещё успел услышать голос Ишки из коридора:

— Спокойно, Филеас. Ты можешь передвигаться самостоятельно. Аптечка находится в…

И дверь закрылась. А я остался там, куда так рвался. В сердце шевельнулось тёплое чувство к Ишке. Сама себя перехитрила. А ещё кривляется, мол, эмоций у неё нет, на поведение они не влияют.

Первой я увидел Наоми. Она сидела на полу, прижавшись к переднему колесу фургона, и ревела, размазывая слёзы по лицу. Заметив меня, визгливо пожаловалась:

— Он меня ударил!

— А ты его — что? Нежно ласкала?

— Нет! Я бесплатно не работаю, а он мне даже не нравится.

— Так чего ж ты кидаешься-то, дура? Он навигатор, он тебя домой может доставить, а ты ему чуть глаза не выцарапала. Думать-то надо!

— А Роберто говорит, мне не нужно думать, он за меня думает, — шмыгнула носом Наоми.

— Дурак твой Роберто. И шутки у него дурацкие.

— Знаю! И чего? Всё равно, кроме него, у меня никого не-е-ет! — завыла кошка, которую сейчас язык так и тянулся обозвать «драной».

— У тебя есть я, — сказал я отважно. — Все мы.

Как ни странно, после этих слов Наоми успокоилась и даже посмотрела на меня, как на что-то среднее между божеством, сошедшим на землю, и начальником, который может поднять зарплату.

— Сиди уже спокойно, — поморщился я. — Дай разобраться…

Я сделал шаг в её сторону, оперся о фургон, пошёл дальше, туда, где стучали и кричали. Далековато… Просторный у корабля грузовой отсек. Столько всякого добра можно напихать. Заработать…

Да тут, смотрю, уже и без нас напихано. Вон, контейнеры стоят, опломбированные. В каждом, в принципе, жить можно.

— Постой!

— Ну чего тебе?

Я повернулся и увидел, что из-под фургона торчит безупречная задница Наоми, гармонию которой нарушал только рыжий хвост, дёргающийся из стороны в сторону.