Боец 3: лихие 90-е (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 24

— У тебя есть полчаса на все, на восстановление, — предупредил меня Демид, внимательно смотря мне в глаза. — Продолжать готов?

Возле меня прямо сейчас стояли Демид, Владимир Степаныч и Лидка. Все — мрачнее тучи. Не возьмусь судить, но очень похоже, что выглядел я потрепанным, даже немного жалким, раз у Демида вообще возникло подобное предположение. Правда, вопрос был, по большей части, философский — снимать меня никто не станет. Шоу должно продолжаться — и финал будет проведен. Поэтому я в ответ поднял большой палец.

— Давай, приходи в себя, — Демид хлопнул меня по плечу и обернулся к Лидке. — Выведем пацана в финал? Владимир Степаныч, шансы у нас есть против Ржавого?

— Шанс есть всегда, — твердо ответил тренер.

— Давайте-ка воспользуемся этим шансом как надо, ладно? — Демид подмигнул мне, искажая старым шрамом второй глаз, улыбаясь кончиками губ.

Лидка ему ничего не ответила. А что ей ещё отвечать? Когда только Демид Игоревич подошел, аптекарша сходу заявила, что я в таком состоянии не смогу продолжать драться без риска двинуть коней на ринге, и этот риск отнюдь не иллюзорный. Демид ответил коротко — надо, хоть лопни, хоть тресни, но последний представитель кладбищенских должен выйти на финал. Собственно, ради этого нас и везли сюда.

— Ладно, латай его, сейчас с минуты на минуту лидер москвичей подойдет, на финал глянуть, — бросил Демид и, развернувшись, ушел к своему столику.

Стоило Демиду уйти, как меня тотчас осадил Владимир Степаныч.

— Боец, говорил же тебе…

Он начал высказывать, что я не последовал его советам и начал работать с Кабаном на его поле. Возражений у меня не нашлось, тренер был целиком и полностью прав. Если бы я отработал так, как он просил — бой бы закончился иначе. Но я знал, на что иду.

— Владимир Степанович, вы мне мешаете, — бесцеремонно перебила тренера Лидка. — Я не могу сосредоточиться.

— Понял! — Степаныч жестом показал, что вешает себе замок на рот.

— Спасибо, — поблагодарила аптекарша и вернула на меня взгляд. — Какой же ты дурак, Сережа…

Лидка с глазами, полными слез, обрабатывала наскоро мои раны после тяжелого боя. А заодно не упускала возможность меня как следует обругать. Она не на шутку перепугалась, когда увидела, что Кабан за малым не превратил меня в фарш. Кстати, про самого Кабана. Этого урода несколько минут назад вынесли за руки и за ноги из зала, точно так, как некоторое время назад отсюда выносили Танка. Шутка про мою койку в больнице рядом с товарищем, по итогу оказалась про самого этого козла, и очень неприятная это была зеркалочка. Правда, я не верил, что Танку в принципе дадут полежать в больничке, слишком уж переживал Марк за то, что о турнире узнают менты. Если сперва Кабана понесли к выходу, то после недолгого разговора Марка с братками соперника, маршрут поменялся. Его отнесли в тот самый зал, где мы дожидались своего выхода в самом начале.

— Я же говорила, что эти буйволы тебя убьют, а ты: нет-нет, я выйду, — продолжала аптекарша шепотом пылесосить мне мозги, так, чтобы стоявший чуть поодаль Степаныч не слышал ее слова. — Тебе в больницу надо, откажись от боя, пожалуйста. Не будь таким идиотом. Прошу тебя, Серёж…

Я молчал — не до разговоров было, с ринга я действительно еле выполз. Впереди же меня ожидал еще один тяжелый бой против не менее серьезного соперника, чем Кабан.

Ржавый был отлично обученным бойцом, и если он точно пробьет, то мне уже не удастся спастись. Тем более, после боя с Кабаном я почти исчерпал свою выносливость, шалила вестибулярка. Поэтому, если Лидка как следует не воспользуется паузой между боями и не поставит меня на ноги, то я стану легкой закуской для Ржавого, и первые же секнуды боя станут для меня финишем соревнований. Прибавь сюда тот факт, что мой будущий соперник по финалу в предыдущих боях сохранил куда больше сил, и картина становилась совсем печальной. Но сдаваться? Нет.. И дело было не только в том, что здесь в принципе не предусматривались снятия. Нет, я зашел слишком далеко, чтобы теперь отступать. Кабан нанес мне урон, посек, но даже это не могло меня остановить. Я твердо решил, что буду драться, даже с оторванной головой. Спорить же и пререкаться сейчас с медичкой значило отдать последние силы, чего я не мог себе позволить ни в коем случае. Поэтому Лидка болтала сама с собой, но надо отдать должное девчонке — работу она делала как следует.

В зале объявили перерыв, как и в прошлый раз между боями. Народ был возбужден, все больше пьянел, никому из братвы, по сути, не было дела до того, что бойцы калечили друг друга на ринге. А для многих из нас жизнь после этого турнира уже никогда не станет прежней.

— Ф-ш-ш… — зашипел я.

— Терпи, Сергей, ты же не хочешь остаться без глаза! — строго ответила аптекарша.

Лидка начала работать с моей сечкой, полученной после удара Кабана. Я не знал, насколько плохи дела, но плоховато видел одним глазом — именно туда попал удар Кабана, в результате которого случилось рассечение. Кровь из сечки также мешала обзору, и если с ней ничего не делать, то я буду пропускать все, что полетит от Ржавого с правой руки, а именно правая у моего соперника была коронной. Хотелось верить, что Лидка справится с тяжелым повреждением, и после первого же тычка кровотечение не возобновится.

Я сжал зубы.

Возиться пришлось несколько минут, Лидка обильно обработала рану чем-то останавливающим кровь. Потом замазала рану вазелином. Видеть я стал куда лучше.

— Тут снова придется зашивать, — прокомментировала аптекарша. — Рана разошлась по старому шву.

— Разберемся… — только и нашелся я.

Наконец, Лидка встала, взглянула на меня и, удовлетворенно кивнув, начала собирать свой чемоданчик. Я знал — все от нее зависящее девчонка сделала. И я за эти пятнадцать минут, что она со мной провозилась, будто бы действительно пришел в себя и даже чувствовал некоторую бодрость..

Может, ее отповедь тоже была целительной?

— Спасибо, — поблагодарил ее я.

Теперь уже она ничего не ответила. Взяла свой чемоданчик и пошла в зал, помогать второму медику, который осматривал Кабана.

— Он ваш, Владимир Степанович, — бросила девчонка напоследок.

Тренер тут же подскочил ко мне.

— Короче, Боец, есть у меня кое-какие мысли на этот счет…

Он начал рассказывать тактику, при помощи которой мне следовало одолеть Ржавого. Наверное, что-то толковое говорил — Степаныч пурги не скажет. Вот только я не слушал. Не потому что не хотел, а потому что гудела башка, и новую информацию мозги отказывались воспринимать наотрез. А еще я отвлекся, потому что в зале все разом замолчали и устремили взгляд на вход.

В банкетный зал вошел старик — человек и вправду преклонных лет, низкого роста, сгорбленный. На вид — самый обыкновенный дед из очереди в поликлинике к терапевту. Но я отчетливо видел, как смотрели на этого старичка присутствующие здесь братки. Все начали подниматься из-за своих столов, отдавая дань уважения этому человеку.

— Ты что там увидел, Боец? — тренер, недовольный тем, что я его не слушаю, обернулся и сразу сам замолчал.

Кстати, я говорил, что поднялись все, но ошибся. Нет, Демид так и остался сидеть на своем месте, только челюсть у него сжалась. Единственный во всем зале, если не считать меня. Я быстро смекнул, кто передо мной.

— Опа, это ж Михалыч, — зашептал Степаныч, сам как-то разом по струнке вытянулся, словно рядовой перед злым прапором. — Во дела, Боец. Гляди, как эти повскакивали, думали, по ходу, что их главный идет.

Москвичи, когда поняли, кто зашел, и разглядели старого вора, начали переглядываться друг с дружкой. Как будто в непонятках по ситуации. Слова Степаныча о том, что в банкетный зал зашел лидер кладбищенских, сделали картину окончательно понятной для меня. Братва ждала столичного авторитета, вот и повскакивала с такой прытью, будто им в задницы вставили кол. Но вместо авторитета из Москвы зашел ростовский вор. Вот они и переглядывались, чтобы смекнуть — может, правильнее обратно присесть? Однако никто садиться не спешил. Братва хорошо знала, что за ферзь Михалыч — он был уважаемым человеком в блатном мире еще до того, как с ног на голову перевернулся мир социалистический и начались лихие 90-е, переиначившие правила криминала. Вор в законе, старой формации и взглядов, участник «сучьей войны», развернувшейся в лагерях в сталинские годы. И несмотря на то, что его позиция серьезно различалась с блатными новой формации, «переворот» москвичи задумали именно в тот момент, когда Михалыч отбывал срок в местах не столь отдаленных. Пока вор пребывал у Хозяина, его бразды правления ослабли, и новички хотели этим воспользоваться. И, судя по открытым ртам и выпученным глазам москвичей, появление Михалыча спутало им все карты. Никто не ожидал, что вор выйдет на свободу не то что в ближайшие месяцы, но даже и годы. Я слышал в «Спартанце», что срок у Михалыча был значительный и далеко не первый.